…Вернее, так было до недавнего времени.
Потому что, когда ты наконец добиваешься того, о чем мечтал, всегда оказывается, что на самом-то деле грезил ты совсем о другом, ни одна мечта не сбывается так, как задумывалась. У Сергея были миллионы и особняк на том самом шоссе, вызывавший всеобщее восхищение, но детей не появилось. Вера ходила по врачам, сдавала анализы, но эскулапы только разводили руками. Точно так же они разводили руками, когда к ним приходила Вероника, бездетная Вероника, которую из-за этого бросили уже два мужа. Все анализы были в норме, но детей не рождалось, аист не прилетал, и бессонными ночами Веронике казалось, что черные сучья дотянулись-таки до нее из прошлого, что она дурно обошлась с подругой детства и теперь ей суждено таким образом искупать свою вину. Не лучше приходилось и Вере. Отсутствие детей стало постоянным источником скандалов в семье, и все чаще до нее доходили слухи, что Сергей развлекается на стороне, что его видели то тут, то там с девицами сомнительной морали и еще более сомнительного поведения, хотя в то же самое время он звонил жене и клялся, что задерживается на собрании. А Вероника никак не могла забыть лицо своего второго мужа, когда он пришел домой, до странности оживленный, и стал собирать вещи. С простотой (которая, как известно, хуже воровства) он объявил, что его любовница (а по совместительству и коллега Вероники по редакции, в которой она работала) ждет от него ребенка и поэтому он уходит к ней.
– А как же я? – пролепетала Вероника, теряя голову.
Она знала своего мужа как не то чтобы доброго, но уж, во всяком случае, ничуть не жестокого человека, и оттого его ответ поразил ее в самое сердце.
– Да на кой ты мне сдалась, бесплодная смоковница? – фыркнул он и скрылся за дверью.
Ночью после этого расставания она достала из холодильника бутылку водки, которую терпеть не могла, и стопка за стопкой прикончила ее всю. Жизнь шла наперекосяк, катилась куда-то под откос под аккомпанемент воронья из того парка, и вот она, молодая еще, симпатичная, более чем обеспеченная блондинка, никому не нужна, никому, никому. Давно кончилась бесшабашная юность, когда кажется почти забавным причинять боль другому человеку; с опытом приходит и понимание того, что жизнь, в сущности, не щадит никого, что на каждый удар, нанесенный другому, судьба неизменно отсыпает дюжину ударов, и как ты ни стремишься себя обезопасить, все равно она отыщет больное место, в которое может тебя ранить. Тут Веронику мучительно стошнило, и существование показалось ей еще гаже, чем прежде.
А потом она встретила Никиту. Она ехала на важную встречу, на оживленной улице, как назло, у нее забарахлила машина, и тут остановился он и предложил помочь. И жизнь стала казаться не такой уж беспросветной, и призраки воронья, прилетевшие из прошлого, уже не кружили над ее головой. В конце концов, у многих людей нет детей, и это ничего не значит. Нет, значит, будут, и вообще, всему свое время. А что до ее разводов, то миллионы людей разводятся, и ничего особенного в этом нет: как-никак двадцать первый век на дворе, а не Средние века. И вообще, если вы остались одна, из этого еще не следует, что вы были недостойны своего партнера; может, с точностью до наоборот – вы оказались слишком хороши для него. Как и многие журналисты, Вероника была знакома с психологией поверхностно, но этого хватало, чтобы разобраться в себе и порой – в других людях.
Впрочем, будь она даже доктором психологии, она бы не смогла толком объяснить, какие именно чувства вызывает в ней мысль о предстоящей встрече с Викторией. Тон, каким бывшая подруга разговаривала с ней по телефону, ясно показывал, что та ничего не забыла и не простила. «Конечно, – зло подумала Вероника, – как тут не пожалеть об упущенных возможностях! Была бы она сейчас женой Сергея, и ее жизнь повернулась бы совсем по-другому».
Она увидела прямо перед собой светлые глаза Никиты – и очнулась.
– Так вы не ссорились? – спросил он.
Она процедила сквозь зубы:
– У Сережки был с ней роман, до Веры. Потом он ее бросил, а Виктория решила, будто бы я во всем виновата.
– Ну и в чем ты можешь быть виновата? – пожал плечами Никита. – Глупость какая-то.
– Не знаю, – ответила Вероника. Ей и самой пришлась по душе сочиненная ею версия. – Наверное, она обиделась, что я ей ничего не сказала. У нее всегда было больное воображение. Мало ли что она могла там придумать!
Сотовый разразился романтической мелодией – Веронику ждали в редакции, а она все еще была дома. Она ответила, что у нее болит голова и она подъедет потом, и отключилась.
– Мне нравится эта песня, – заметил Никита с улыбкой.
Вероника смутилась. Она поставила эту мелодию в начале их романа, но скорее умерла бы, чем призналась в этом любовнику. Он осторожно вытащил из ее руки телефон.
– Ну и чем мы сейчас займемся? – спросил он, целуя ее.
– У вас слишком богатое воображение, – сказал врач.
– Только не говорите, что это пройдет. – Виктория попробовала пошутить, но ей было вовсе не смешно.
– Хорошо, давайте разберемся. – Алексей Петрович вздохнул. – Итак, вам кажется, что за вами кто-то следит. Верно?
– Иногда, когда я выхожу из дома, – уточнила Виктория. – И я ничего не могу поделать с этим чувством.
– Сколько это продолжается, по-вашему?
– Восемь месяцев. Где-то так, я думаю. Вначале я пыталась себя убедить, что мне это мерещится, но… Я почти уверена, что за мной действительно кто-то наблюдает.
– Так. – Алексей Петрович наклонил голову, и она увидела, как блеснули стекла его очков. – И кто же, по-вашему, может заниматься таким вот наблюдением?
– Не знаю, – призналась Виктория. – Иногда это черная машина, иногда серая, иногда синяя. Иногда «Жигули», иногда старый «Мерседес». То есть… – Она поморщилась. – Это очень сложно объяснить, но я словно спиной ощущаю, что за мной следят. Возникает такое неприятное чувство…
Врач слушал ее, постукивая карандашом по столу.
– Вы пробовали поговорить с человеком или людьми, которые находятся в машине, будто бы преследующей вас?
Виктория покачала головой.
– Боюсь, это не получится. Они всегда держатся в отдалении. И потом… – Она задумалась. – Я не сказала бы, что они преследуют меня. Я не чувствую, что от них исходит какая-то… угроза. Но тем не менее они меня беспокоят.
Алексей Петрович улыбнулся, и при виде этой улыбки Виктория сразу же поняла, что именно он ей скажет.
– У вас довольно редкая профессия. – Как и все опытные психологи, он предпочел начать издалека. – Вам не кажется, что ваши, хм, ощущения могут быть следствием работы над очередной книгой?
Виктория поднялась с места.
– А если бы я работала контролером в автобусе, что бы вы мне сказали? – со злостью, которой не ожидала от себя, спросила она. – Что я начиталась детективных романов?
– Нет, Виктория Александровна, вы же должны понимать…
– Всего доброго, – буркнула она и вышла, с колоссальным трудом удержавшись от желания на прощание как следует грохнуть дверью.
Во дворе чирикали птицы, и свет по-весеннему проходил сквозь прозрачную листву. Тем не менее стояла ранняя осень, та, что по-русски именуется бабьим летом, а по-французски – летом индейским, о котором поет свою великолепную песню Джо Дассен.
Чтобы собраться с мыслями, Виктория присела на скамью. Теперь, когда вспышка раздражения сошла на нет, ей стало и грустно, и немного стыдно, что она не сумела сдержаться.
«Итак, подведем итоги. Три врача, уйма выброшенных на ветер денег… или почти на ветер, потому что никто толком так и не смог мне объяснить, что со мной такое. И почему они считают, что все писатели непременно ненормальные? Знали бы они, какую кропотливую логическую работу приходится проделать, прежде чем напишешь хороший детектив, как одна-единственная неувязка может загубить самый выигрышный сюжет… Но им куда проще считать детектив недостойным жанром, которым занимаются исключительно недоумки».
В сумке заверещал сотовый, и от неожиданности Виктория даже вздрогнула.
Опять Вероника. Вот черт.
– Виктория, ты не забыла? Встреча сегодня вечером, в ресторане «Олимпия»!
– Модное местечко, – буркнула Виктория.
– Конечно, – с энтузиазмом подтвердила Вероника. – Сергей снял оба этажа, так что погуляем! Ты знаешь, как туда проехать?
Да, разумеется, она приедет, она постарается не опаздывать и помнит, что будут танцы, и еще Сергей обещал какой-то сюрприз.
Впрочем, для нее никаких сюрпризов не будет. Она просто вернется домой и сядет читать Чехова, очередной том полного собрания сочинений, изданного в советское время. Виктория читала это темно-зеленое собрание медленно, растягивая удовольствие и смакуя каждую страницу. Для автора детективов у нее были странные на первый взгляд пристрастия – Чехов, Уайльд и Стерн. И еще стихи Лорки.
«Чехов, помимо всего прочего, прекрасный стилист… И как он описывает людей! Конечно, он видел их насквозь… и поэтому вряд ли мог уважать. По его письмам иногда это очень чувствуется… И еще на него сильно повлияла болезнь. Какой он был веселый, пока у него не открылась чахотка, просто неистощимый фейерверк шуток, причем на самые разные темы. А потом… потом да, уже не то. Трудно сохранять веселый тон, когда задыхаешься и кашляешь кровью. И зачем он женился на этой актрисульке? Знал же, что она собой представляет, и все же питал какие-то иллюзии… надеялся…»
