Вот этот подарок судьбы и ждал меня, в ставшем мне родным нашем городе Красногорске, городе на большой сибирской реке Енисей. Телефона в поселке у родителей не было, и чтоб муж меня встретил, пришлось дать телеграмму.
Сборы из дома родителей были еще суматошнее. Кроме моих и детских вещей, мне норовили впихнуть с собой массу деревенских вкусняшек, от домашнего масла, мяса, тушенок-сгущенок, которые здесь были еще почти в свободной продаже, до домашней выпечки и моченой брусники. С большим трудом удалось отбиться от тяжелых вещей, но тем не менее образовалась вторая сумка, с деликатесами для зятя.
Мамуля твердила, ты не хочешь, а зятю возьми, побалуй домашней курочкой. Та курочка, к слову, весила 4.5 кг, и съесть ее одному зятю можно было, минимум дня за три.
И вот я опять в поезде, на прощанье все нацеловались, наобнимались, наобещали летом непременно прибыть, ждать в гости, Тошка получил свой миллион обнимашек-целовашек.
Разместила багаж, устроила котика, он уснул под стук колес. Золото, а не ребенок. Я достала книжку, и до темноты читала. В этот раз вагон был поновее, теплее. Соседи — пожилая пара, с разговорами не приставали. Словом все было мирно и спокойно. Приготовилась ко сну, к одиннадцати свет в вагоне притушили, соседи спали. Мне нужно было дождаться полуночи, чтобы покормить сына. Я смотрела в окно на огни станции — поезд тормозил на узловой станции. Здесь должна быть долгая стоянка — минут тридцать.
Показался перрон, в полумраке группами стояли люди на перроне. Мне показалось, что мелькнуло знакомое лицо.
Поезд остановился, хлопали двери, кто-то выходил, по проходу потянулись замерзшие люди с вещами. В проходе свет стал ярче, и я увидела в начале вагона свою попутчицу Наталью. В руках у нее был ребенок в зимнем комбинезоне, похожем на наш. Кроме дамской сумки, вещей не было. Лицо ее было каким-то линялым, если бы не глаза, я бы ее ни за что узнала. Контраст был просто ошеломительным, плечи поникшие, лицо без косметики, вместо пышной прически — скромная вязаная шапка. Она двигалась как будто через силу.
— Натали, — позвала я ее шепотом, чтоб не разбудить соседей, — иди сюда, здесь верхняя полка свободна.
Надо сказать, что на промежуточных станциях билеты продавались без мест, и пассажиры занимали свободные полки. Мест в вагоне было мало, а вторая полка все же лучше боковушки у туалета.
Наташа подняла на меня взгляд, не узнавая. Подошла ближе. Видимо, с трудом вспомнила. Села на краешек моей полки, выдохнула.
— Можно я положу ребенка?
— Да, конечно, много места не займет.
Она положила ребенка, вздохнула, устало оперлась локтями на колени и опустила лицо в ладони. Просидела минуты две, подняла на меня глаза — вдруг что-то в ее лице изменилось, не ожило, нет, какая-то идея загорелась в ее глазах. Она повернулась ко мне, и горячечным шепотом заговорила:
— Я тебя умоляю, прошу спаси его…его убьют… его отца убили… меня убьют. Спаси моего сына прошу тебя…я не знаю, что он сделал, за что его убили, но меня ищут, мне угрожают…
Было совершенно не понятно, кого убили, кому угрожают. Я попыталась что-то спросить, но она не дала мне открыть рот — не отпуская моей руки, она начал говорить.
— Я найду тебя. Я вернусь за ним. Скоро, как только смогу. Может неделя. Месяц. Умоляю спаси моего сына.
Бабулька на нижней полке пошевелилась, и Наташа замолчала. Ее ледяная рука сжимала мою, дрожь передалась мне.
— Тихо-тихо, разбудишь людей. Успокойся. Я тебе помогу. Раздевайся, раздень малыша, я сейчас схожу попрошу чаю, и мы поговорим.
— Дай мне свой паспорт, — неожиданно попросила Наташа, — дай!
Передавшаяся мне нервозность не дала возникнуть вопросам — на автомате я достала паспорт, лежавший с билетом в наружном кармане сумки, и протянула ей.
Она встала в проходе, где свет был ярче, рассмотрела паспорт, порывисто вернула его мне.
— Я найду тебя, сбереги моего сына, прости, но у меня нет иного выхода — и она быстро пошла по проходу к выходу.
Шок, нелепость… Пока я одумалась и выскочила в проход — она уже пропала. Боже мой, мне в поезде подкинули ребенка!!
Обратится к проводнику, вызвать милицию? Но Наташа была чем то напугана, ее состояние явно не нормальное, тем более она сказала «его отца убили»… За ней явно кто-то гнался, я вспомнила, как в прошлый раз некие «бандюки» светили в лицо пассажиров, явно кого то разыскивая. Вдруг если я привлеку внимание, убийцы явятся раньше милиции?
Чужой ребенок закряхтел. Я испугалась что он расплачется и привлечет внимание, и включила режим мамочки. Быстро раздела ребенка, проверила сухой ли он, достала бутылочку с резервной смесью, и дала малышу. Малыш был видно голоден, смесь всосал буквально за минуту, и закрыл глаза. Я старалась рассмотреть его в полумраке, по виду чуть крупнее моего Тошки, возраст месяца три-четыре. Черты лица, видимо в папашу — ни Натальиных черных глаз и бровей, волосики светлые. В остальном — младенец и младенец, нос пипочкой, рот пуговкой. Уложила его рядом со своим, повесила комбез рядом со своим — удивилась. Надо же совпадение, один в один, только у нас голубые вставки, а здесь синие.
Сама легла головой к проходу, ноги с краешка — чтоб малыши не свалились. Сердце колотилось, в душе паника — как быть? Что скажет Гошик? Как она нас найдет?
Имя-фамилию прочитала, адрес по прописке посмотрела. Найдет конечно, убеждала я себя. Но успокоится не могла. Тут послышался шум, грохнула металлическая дверь в конце вагона, послышался громкий разговор — по проходу шло несколько человек. При чем шли они как-то не так, а с гомоном и остановками. Потом до меня дошло, что они останавливаются в каждом отделении плацкарта. Опять ищут, заледенело сердце. Господи, хоть бы мимо…
От шума проснулась бабулька, села на своей полке, начала в темноте рыться в объемной женской сумке. Когда шаги приблизились в наше купе, я постаралась не открыть глаз. Только бы поверили, что сплю… детки спали… только бы не проснулись.
По лицу мазнул свет фонарика, передвинулся на детей. У меня все скрутило от ужаса… сейчас узнают.
Тут на выручку пришла бабулька, дай ей Бог здоровья!!!Она зашипела:
— Ты что творишь ирод, сейчас дитев разбудишь, они нам тут никому не дадут сна. Только-только уторкала мамка, вишь их двое, то один титьку просит, то другой! иди отсель, ищи своих алкашей в другом месте!
— Ладно бабка, закрой пасть! Уходим мы.
Они отошли метров за пять и остановились переговорить. Слышно было плохо, они спорили о чем-то. Потом один, тихо ступая, вернулся, постоял посмотрел на меня, на детей и так же тихо ушел. Дальше они проверили туалет, купе проводника, и под маты разбуженной сменщицы проводницы, ушли в другой вагон.
Я лежала и ждала каких-то слов от бабульки. Она же четко видела, что садилась я в поезд с одним ребенком. Значит мне не показалось, когда Наталья оставила мне сына, бабка не спала. Все слышала, и просто решила не вмешиваться. Какое же счастье, что вмешалась сейчас…
Я повернулась к ней, прошептала «спасибо», но ответа так и не услышала. До утра я слушала стук колес, и думала. Что я скажу Гошику? Да он меня с чужим ребенком в дом-то пустит? Как я объясню ситуацию?
Так под невеселые мысли поезд прибыл в город. Прибытие было в 6-30 часов, в пять тридцать включили свет и сонный народ потянулся в туалеты умываться, сдавать белье.
Я поменяла детям подгузники, накормила детей грудью. Было странно кормить чужого ребенка. Как от страха молоко не пропало? Но дети ели, хныкали, дремали, и не давали кануть в пучину самокопаний, «о что будет, что будет» как я люблю.
Встречать меня прибыл Гошик, на служебной машине с водителем. Дедушка-сосед помог мне донести до выхода сумки, которые я подала вниз водителю. Гошик так же не поднимаясь в вагон забрал у меня Тоху, и сразу с ним начал сюсюкать — соскучился по малявке.
Сказал мне через плечо — давай быстрее, мне еще на планерку ехать в управу. Отвернулся и быстро пошел по перрону, и не видел, что проводник передала мне подкидыша, и я следом иду не одна. При этом, он громко со мной разговаривал.
