дольше тридцати минут, требуются крепкие нервы, глубокое дыхание и короткие перерывы в одиночестве с закрытыми глазами. Но сейчас жена Тома улыбается. Вроде как.
Фургон замедляет ход. Том смеется.
– Дом!
Грейси возмущена.
– Ты не дал мне подсказок!
– Дурочки! – Том ведет фургон к подъездной дорожке, и перед ними открывается палисадник. Прямоугольник колючих сорняков и буйных трав с неухоженными бордюрами, который подпирает разбитый асфальт.
Крыша с пятнами патины и вкраплениями мха похожа на изъеденную молью шляпу на голове бродяги. Ее неровные очертания на фоне неба выглядят так, будто их начертил ребенок, у которого выскользнула из-под руки линейка. Конек крыши зазубрен, словно зубья старой пилы, а колонна до странности прочной дымовой трубы проедена ржавчиной.
Стены обоих этажей покрывает позеленевшая штукатурка, местами отпавшая, и сквозь дыры виднеется красноватая кирпичная мускулатура здания. Окна под слоем пыли кажутся безразличными к послеполуденному свету. Даже солнце не способно проникнуть сквозь стекла и разогнать вечную ночь внутри дома. Ощетинившаяся борода кустарников бешено тянется к солнцу, расступаясь лишь у крыльца.
Прямо перед капотом фургона, у обочины, где дорога изгибалась, прежде чем водопадом обрушиться с холма и умчаться к деревне, оказывается трейлер, его грязные задние панели портят Тому весь вид. Судя по состоянию автомобиля, он десятилетиями стоял на одном и том же месте. Но когда Том приезжал осмотреться и прицениться, этого старого трейлера здесь не было.
Ручной тормоз срабатывает как стартовый пистолет. Ремни безопасности отстегиваются. Фиона меняет позу и отводит руку Грейси, чтобы отсоединить ремень дочери от нижней части детского сиденья; малышка не может сама дотянуться до замка, но не оставляет попыток.
Но Фиона хотя бы улыбается. Тому приятно это видеть, даже если за ее улыбкой стоит лишь желание поддержать его и порадоваться за свою семью.
– Вот и ближайшие наши пятьсот выходных, – говорит Фиона.
– А чем еще нам заниматься?
– Чем-нибудь веселым.
– Это будет весело. Переделывать дом. Создавать наше будущее.
Грейси – все еще в автокресле, но уже отстегнутая и нетерпеливая – поднимает своего игрушечного пингвина, чтобы показать ему дом.
Обнадеженный прекращением тряски Арчи, щенок спаниеля, оживляется в своей корзинке, которая стоит в ногах. Его радость и энергия немедленно передается Грейси, щенок забирается на колени Фионы, будто хочет выглянуть наружу. Но затем переводит взгляд с одного пассажира фургона на другого, силясь понять окружающую его напряженность, но в то же время довольный тем, что его люди в хорошем расположении духа.
– Здесь жила ведьма? – спрашивает Грейси теперь, когда они с пингвином Уоддлсом могут тщательнее рассмотреть дом.
Том ухмыляется.
– Мама, а что юридическая экспертиза говорит о ведьмах?
– Нам не хватило денег на отчет о доказательствах сверхъестественного.
Нахмурившись, Грейси переводит взгляд с папы на маму.
Фиона целует теплый висок дочери и зарывается носом в каштановые кудри.
– Нет, Грейси, милая. Сырость, прогнившие карнизы и фаски, проржавевшие стяжки стен. Поломанная сантехника и электрика. Замена котла и, возможно, крыши. Для начала. Но ведьм здесь нет. Об этом месте не очень хорошо заботились, так что мы собираемся заново сделать его счастливым.
Грейси в восторге от идеи.
Том распахивает водительскую дверцу. Выскальзывает наружу, а Грейси прыгает в его объятия. Том целует дочь в лоб.
Предвкушая вернувшееся ощущение земли под ногами, она вырывается. Бежит то быстрее, то медленнее сквозь заросли перед домом, болтая со своим пингвином и размахивая им над сорняками. Следом за Грейси вылезает Арчи и, отбивая дробь когтями, бросается в погоню за ней.
Фиона выходит из фургона последней. Укрывшись за распахнутой дверцей, она с вытянутым лицом смотрит на дом, будто один только его вид добавляет ей возраста. Том наблюдает за женой и за тем, как ее внимание сразу же переключается на гордые владения соседей: два этажа и безупречная крыша, которая возвышается над высокой живой изгородью, разделяющей палисадники двух домов.
Улыбка Фионы исчезает, и Том чувствует, что в какой-то степени теряет жену, это вызывает в нем тоску, похожую на боль в груди.
Он уже трижды видел дом соседей и завидовал им. Особняк без труда излучает идиллическое очарование английской деревни. Живое воплощение дома мечты. Сказочный коттедж прямо за их собственной неухоженной изгородью, свисающей до земли.
По ту сторону границы из зелени слышится четкий щелк-щелк-щелк стальных секаторов, хотя садовника не видно. Асфальт вдоль дороги темнеет от воды из разбрызгивателя, но никто не выходит поприветствовать Тома и его семью.
Во время первого визита Том забредал к соседям, чтобы представиться. И хотя чувствовал, что те дома, дверь ему никто не открыл. Возможно, соседи были на заднем дворе. Но Том помнит, как его поразил их палисадник: пышная красота одновременно притягивала и отпугивала. Том почувствовал себя замызганным и неловким, словно вдруг оказался в месте, которому не принадлежал, среди людей иного сорта, одетый в неподходящий наряд. И он попятился прочь, радуясь тому, что соседи не открыли дверь с этим ее трубным звоном.
Грейси приостанавливает свое гарцевание, указывает игрушечным пингвином в сторону дома соседей.
– Мы должны жить там.
Фиона подавляет смешок.
Пораженный на миг бесхитростным комментарием четырехлетнего ребенка и не в силах скрыть обиду в глазах, Том заставляет себя улыбнуться. А дочь подхватывает эту улыбку. Он подмигивает и игриво грозит ей пальцем.
– Эй! Как только я закончу с нашим домом, он будет…
– Лучше, чем у них? Таким же хорошим?
– Лучше, чем у них.
Том достает свой смартфон.
– Давайте. Селфи. Сделаем одно до и одно после, как только приведем это место в порядок.
Фиона поднимает бровь.
– Надеюсь, на втором фото у Грейси будут не седые волосы.
Они с Томом все еще смеются, когда в них врезается дочка.
Том настраивает телефон.
– На счет «три» – прощайте, денежки. Готовы? Хорошо. Один. Два. Три…
Хором, как одна семья, они кричат:
– Прощайте, денежки-и-и!
Чтобы добраться до покосившегося крыльца, скрывающего входную дверь, Фиона и Грейси высвобождаются из объятий Тома и обходят заросли сорняков, которые проросли на утоптанной дорожке.
Том задерживается на месте из-за приглушенных голосов за их неряшливой изгородью. Он не может расслышать, о чем идет речь, поэтому бочком пробирается к узкой улочке – древней тропе, которую веками распахивали лошади и повозки, пока ею не завладели шуршащие по асфальту шины.
Среди пятен света и теней от нависающих ветвей деревьев они будут ходить по этой красивой дороге вместе, как семья. Прогуляются в деревню. Хотя там уже нет ни магазина, ни паба, деревенские коттеджи и палисадники все так же красивы. Как и ряд таунхаусов, расположенных дальше по склону, ведущему
