- Теперь резко! - крикнул я. Дядюшка Артур завертел штурвал. Нас положило на правый борт. Пламя вырвалось из ствола пистолета-пулемета, беззвучное пламя - Жак пользовался глушителем. Пули срикошетили от носовой аллюминиевой мачты и прошли мимо рулевой рубки и прожектора. Квинн понял, что происходит, и глубоко погрузил весла в воду. Поздно. Я крикнул: "Теперь все ложись!", убавил газ и выпрыгнул через правую дверь.
Мы ударили как раз в том месте, где сидел Жак, пропороли винтом нос лодки, опрокинули ее, и всех троих выбросило в воду. Останки лодки и две барахтающиеся фигуры медленно двигались вдоль правого борта "Файркреста". Луч фонарика выхватил из тьмы того, кто был ближе к нам. Жак со своим пистолет-пулеметом, он держал его высоко над головой, инстинктивно стараясь уберечь от воды, хотя оружие все равно вымокло, когда шлюпка перевернулась. Я свел вместе левую руку с фонариком и правую с "лилипутом", целясь вдоль узкого яркого луча. Дважды нажал спусковой крючок "лилипута", и яркий калиновый цветок расцвел там, где было лицо Жака. Ов ушел вниз, будто его утащила акула, с автоматом в судорожно вытянутых руках. Да, шмвйсер, ор райт. Еще один оставался на поверхности, и это был не Квинн - тот, наверное, поднырнул под "Файркрест" или прятался под перевернутой шлюпкой. Я выстрелил дважды во второго, я он начал кричать. Через две или три секунды крик перешел в бульканье. Кому-то сзади меня стало плохо. Шарлотта Скурос. У меня не было времени для Шарлотты Скурос, у меня вообще не было времени. Дядюшка Артур продолжал выполнять команду "Ложись! " - он бросил штурвал, и "Файркрест" успел описать дугу в три четверти окружности. Я прыгнул в рулевую рубку, вывернул руль до отказа влево и совсем убрал газ. Потом снова выскочил наружу и оттащил от борта Шарлотту Скурос за секунду до того, как ей проломило бы голову одной из обросших ракушками свай, что торчали вокруг пирса. Задели мы пирс или нет, сказать трудно, но ракушкам на верняка пришлось плохо. Я вернулся в рулевую рубку, тащя за собой Шарлотту Скурос. Я тяжело дышал. Все эти прыжки туда-сюда сбивают дыхание. Я спросил:
- Простите, сэр, что вы хотели сделать?
- Я? - Адмирал был возбужден, как медведь, разбуженный от спячки в январе.- А что? Я сдвинул сектор газа до отметки "малый вперед", взялся за штурвал и повел "Файркрест" по кругу, пока мы не встали на курс "норд".
- Вот так и держите, пожалуйста,-сказал я и пошарил вокруг прожектором. Вода была темной я пустынной, как в первый день творения, но духа божьего не было видно. Я ожидал, что в Торбее загорятся вое огни - эти четыре выстрела, даже из "лилипута", были достаточно громкими, а уж скрежет, когда мы задели сваи, должен был всех поднять на ноги. Видимо, джину было выпито как никогда много. Я посмотрел ва компас: норд-норд-вест. Как медоносную пчелу к цветку, как железо к магниту, дядюшку Артура тяяуло прямо к берегу. Я забрал у него штурвал, спокойно, но твердо сказал:
- Вы немного отклонились назад к пирсу, сэр.
- Видимо, так и есть.- Он вынул носовой платок и протер монокль.- Проклятое стекло запотевает в самый неподходящий момент... Я уверен, Калверт, что вы не стреляли наугад. Дядюшка Артур стал очень агрессивен за последние часы: в большой степени благодаря Ханслетту.
- Мне попались Жак и Крамер. Жак был вооружен автоматом. Он убит. Думаю, что Кремер тоже. Квинн ушел...- Ну и заваруха, думал я уныло, ну и влип же я. На пару с дядюшкой Артуром в этих полуночных водах. Я всегда эаал, что зрение у него слабое, но не ожидал, что после захода солнца он слеп как летучая мышь. Так что все свои планы мне придется осуществлять в одиночку. Это требовало радикального пересмотра планов, но я никак не мог сообразить каким образом это сделать.
- Не так плохо,- бодро сказал дядюшка Артур.- Жаль, что Кввнн ушел, но в целом неплохо. Слуги дьявола получили по рогам. Как вы думаете, они будут преследовать нас? Нет. По четырем причинам. Во-первых, они еще не знают, что произошло. Во-вторых, оба их рейда сегодня кончились плохо, и им не стоит торопиться с новыми вылазками. В третьих, им понадобится катер, а не "Шангри-Ла", а если их катер пройдет хоть сотню ярдов, я потеряю веру в полезные свойства сахара. В четвертых, надвигается дымка или туман. Огни Торбея уже не видны. Они не смогут нас преследовать, потому что просто не найдут. В тот момент единственным источником света в рубке был отраженный свет лампочки нактоуза. Вдруг вспыхнул верхний свет. Рука Шарлотты Скурос лежала на выключателе. Ее лицо было изможденным, и она так пристально смотрела на меня, словно я был пришельцем из иных миров. Это не был тот знакомый всем мужчинам Европы, вызывающий восхищение взгляд великой актрисы.
- Что вы за человек, мистер Калверт? - На этот раз не "Филип". Голос звучал ниже и грубее, чем обычно, в нем слышалось потрясение.- Вы... вы не человек. Вы убили двух людей и продолжаете разговаривать спокойно и рассудительно, будто ничего не произошло. Кто же вы, скажите, ради бога? Наемный убийца? Это... это невероятно. У вас что - нет чувств, эмоций, нет жалости?
- Есть. Мне жаль, что я не убил и Квинна.
Она посмотрела на меня с каким-то ужасом в глазах, затем перевела пристальный взгляд на дядюшку Артура. Она обращалась к нему, и голос ее упал до шепота.
- Я видела этого человека, сэр Артур. Я видела, как пули пробили его лицо. Мистер Калверт - он должен был арестовать его, вытащить его из воды, и передать в руки полиции. Но он не стал делать этого. Он убил его. И второго тоже. Не спеша, преднамеренно. Почему, почему, почему?
- Здесь не возникает вопроса "почему?", моя дорогая Шарлотта.- Дядюшка Артур говорил почти раздраженно.- Здесь не требуются оправдания. Если бы Калверт не убил их, они убили бы нас. Они приплыли для того, чтобы убить нас. Вы же сами нас предупредили. Чувствуете ли вы угрызения совести, убивая ядовитую змею? Эти люди ничем не лучше. А что касается их ареста...- Дядюшка Артур сделал короткую паузу - может быть, для того, чтобы скрыть усмешку, а может, чтобы поточнее припомнить заключительную часть проповеди, которую я прочел ему сегодня вечером.- В этой игре нет промежуточных стадий. Убивай или будешь убит. Эти люди смертельно опасны, их не следует предупреждать...- Добрый, старый дядюшка Артур, он запомнил практически всю проповедь, слово в слово... Она посмотрела на него долгим взглядом, лицо ее было непроницаемо. Потом повернулась, посмотрела на меня и ушла из рубки.
- Вы теперь такой же плохой, как и я,- сказал я дядюшке Артуру. Она появилась снова ровно в полночь. И опять зажгла свет. Ее волосы были аккуратно уложены, лицо-уже не казалось изможденным, а одета она была в одно из тех платьев, что так удачно скрывают излишнюю полноту. По тому, как она даржала плечи, мне стадо ясно, что у нее болит спина. Она попыталась улыбнуться, но ответа не дождалась. Я сказал:
- Полчаса назад, огибая мыс Каррара, я чуть было не потерял маяк. Теперь я надеюсь, что мы движемся севернее Даб-Сгейра, но вполне возможно, мы врежемся прямо в середину острова. Здесь темно, как в угольной шахте глубиной в милю, туман сгущается, у меня небогатый опыт плавания в этих водах, и если у нас есть какая- нибудь надежда уцелеть, то она целиком зависит от остроты моего ночного зрения, которая так медленно возрастала за последний час. Да выключите вы этот чертов свет!
- Простите.-Свет погас.-Я не подумала.
- И остальные огни тоже не зажигайте. Даже в вашей каюте.
- Простите меня.- повторила она.- И за прошлое простите. За этим я и пришла. Чтобы сказать вам это. Простите за то, что я так резко говорила и ушла. Я не имею права судить других потому что ничего в этом не понимаю. Но я была так-так потрясена... Видеть, как два человека убиты подобным образом, нет, не убиты - убийство всегда совершается в запале, со злостью,- видеть, как два человека казнены таким образом, потому что надо убить их, чтобы не убили нас, как сказал сэр Артур... И после этого видеть человека, который сделал это и даже не беспокоится... Ее голос внезапно сорвался. Могу подбросить вам еще факты, моя дорогая, - сказал дядюшка Артур.Три человека, а не два. Он убил еще одного до того, как вы появились ва борту. У него не было выбора. Но ни один разумный человек не назовет Филипа Калверта убийцей. Да, он не может беспокоиться из-за того, что произошло - иначе он лишился бы разума от всех этих переживаний. Но он беспокоится о многом другом. И делает это не за деньги. Он получает мизерное жалованье для человека таких способностей...- Я мысленно отметил про себя, что напомню ему об этом, когда мы окажемся наедине.- Он делает это не в состоянии аффекта и не из любви к риску. Человек, отдающий свободное время музыке, астрономии и философии, не может быть любителем дешевого риска. Но он беспокоится. Он обеспокоен столкновением права и бесправия, добра к зла, и когда преимущество зла становится слишком большим, он не колеблясь вмешивается, чтобы восстановить справедливость. И может, это делает его чем-то выше нас с вами, дорогая Шарлотта.
