– Сейчас, Виссарион Григорьич, замок очень сложный… – оправдывалась она.
Замок и правда был непростой, старинный, судя по большому ржавому ключу с фигурной бородкой, что лежал сейчас в отделении в комнате вещдоков.
– Знак на месте, – бормотал серый свитер, – будем надеяться, что еще ничего не случилось…
«Случилось», – злорадно подумал Малашкин, отчего-то этот тип в сером свитере ему не понравился с первого взгляда. Хорошо бы его прищучить, вот повертится, объясняя, что они делают в чужом доме. Но нельзя, нужно посмотреть, что дальше будет.
Наконец усилия Эльвиры увенчались успехом, и двое незваных гостей вошли в дом.
Малашкин приблизился к крыльцу, но по дороге заметил окно, что было в холле. Окна первого этажа закрывали ставни, оттого в доме было полутемно даже днем. Но эта ставня почти отвалилась, за ней виднелось мутное от грязи стекло.
Окно было довольно высоко, Малашкин нашел чурбачок и с его помощью забрался на каменную облицовку, затем осторожно заглянул в окно.
Серый свитер обходил помещение, внимательно вглядываясь в стены и остатки мебели. Сломанную лестницу и след мелом от упавшего тела он оставил без внимания.
Тем временем Эльвира доставала из чемодана множество каких-то мешков и свертков.
– Ага! – ее начальник остановился перед небольшой дверцей, которая вела в подвал. – Это, я думаю, там…
Он пристально вгляделся в дверь, едва не обнюхав ее, потом открыл и отшатнулся, как будто к носу его поднесли ватку с нашатырем.
– В подвале… – протянул он, глядя вниз.
Эльвира протянула ему фонарь – не электрический, а старого образца, в стеклянной колбе помещался масляный светильник, в голове у Малашкина всплыло название «летучая мышь». Фонарь, однако, горел не хуже самого сильного, на аккумуляторах.
– Будем действовать в подвале? – спросила она.
Он посветил вниз и покачал головой:
– Останемся здесь.
Дальше Эльвира, не тратя времени даром, развернула бурную деятельность.
Она нарисовала на полу мелом пятиконечную звезду, причем не такую, как обычно, а перевернутую, острием вниз. И два ее растопыренных конца как бы рогами охватывали ту самую дверцу в подвал. По концам звезды Эльвира поставила тускло блестевшие подсвечники, воткнув в них черные свечи. В центре звезды установлена была странная конструкция, напоминавшая пюпитр для нот. На нее положили какую-то толстую большую книгу.
Следователь Малашкин переступил ногами и поежился. Было очень неудобно стоять на узенькой приступочке да еще тянуть шею. Но он ни за что не бросил бы это занятие, ему было любопытно, что же задумали эти двое.
А они менялись на глазах. Мужчина распустил волосы и перевязал лоб черной лентой. Эльвира подала ему длинный балахон, расшитый звездами и полумесяцами.
«Цирк какой-то», – с неудовольствием подумал Малашкин, нет, определенно этот тип ему не нравился.
Сама Эльвира отошла в уголок, задержалась там минут на пять и вышла полностью преображенная. Вместо недорогой полосатой кофточки на ней тоже было просторное одеяние черного цвета, волосы она распустила, и они стояли на голове, как будто не волосы, а пружинки. И лицо ее изменилось – теперь оно было подчеркнуто ярким – красные губы, черные брови, тени над глазами.
«Ага, экспресс-макияж», – со знанием дела отметил Малашкин.
Неделю назад он ходил к стоматологу и, сидя в очереди, от скуки пролистал какой-то глянцевый женский журнал. Подковался он здорово и теперь ничему не удивлялся. Эти женщины – настоящие доки в своем деле. Вот, к примеру, зашла в лифт на третьем этаже серая мышка. А на семнадцатом выходит из кабины шикарная красотка. Экспресс-макияж, и никакого волшебства!
Эльвира вынула из кармана своей черной хламиды тускло блестящую зажигалку в форме факела и зажгла черные свечи, что стояли по концам пятиконечной звезды. Свечи горели дымно, и дым этот поднимался к потолку. Странное дело, вроде бы смотрел Малашкин через стекло, а не только слышал все, что говорилось в доме, но и почувствовал даже тяжелый приторный аромат, что источали горящие свечи.
Мужчина подошел к одному из растопыренных концов звезды, наклонился к горящей свече и крикнул:
– Митатрон!
И пламя свечи взвилось высоко в воздух.
Затем он передвинулся в сторону от двери в подвал и подошел к следующей свече.
– Иегова! – крикнул он, также наклонившись, и так же пламя взвилось в воздух.
Ту же операцию он проделал со следующей свечой, только кричал уже другое слово:
– Элохим!
А потом:
– Адонай!
С каждым разом крик его становился все громче, и вот он дошел уже до второго растопыренного конца нарисованной звезды. И наклонился к последней свече и затрубил рассерженным слоном:
– Анаэль!
И пламя свечи взвилось так высоко, что лизнуло закопченные балки потолка.
«Пожарных позвать? – забеспокоился Малашкин. – Ведь спалят дом к чертовой матери эти психи!»
В том, что эти двое – совершеннейшие психи, он не сомневался. И все-таки нужно их задержать. Малашкин хотел было спрыгнуть с окна, войти официально в двери и прекратить это безобразие, но его смущал взгляд мужчины. Волосы развеваются, голос зычный, прямо не голос, а глас, да еще глаза горят! Если сейчас его одернуть, то вполне может в буйство впасть. Сумасшедшие могут очень сильными быть, Малашкин один с ним не справится. А Эльвира скорей поможет своему Виссариону Григорьичу, слишком она ему предана, судя по всему.
Не отводя взгляда от окна, Малашкин достал мобильный телефон и тихо попросил прислать людей в деревню Тарасовка к тому самому дому, будь он неладен совсем.
– Что там еще, неужто снова кого-то убили? – всполошился дежурный, но Малашкин уже отключился и приник к стеклу.
Неистовый Виссарион вошел внутрь нарисованной звезды, причем ни на секунду не поворачивался спиной к дверце подвала, раскрыл старинную книгу и заговорил звучным голосом:
– О, Предвечный! О, Вечный Царь, Неисповедимый Бог, создавший все из любви и на здравие людей, помоги нам, рабам Твоим недостойным, и прими чистое намерение наше! Удостой нас ниспосланием ангела Твоего Анаэля, и пусть он управляет нами и приказывает нам, Тебе подвластным и созданным Тобою! О Ты, Всемогущий, вечно существовавший, сущий и будущий существовать, пусть во имя Твое Анаэль придет сюда и поможет нам, Обладающим Знанием, извести страшное зло!
Эльвира неслышно выбралась из своего угла и бросила на каждую свечу горсть какого-то порошка, отчего дым стал желтым и запахло восточными пряностями.
– О, Бог мой Триединый, Всеблаженный, превыше херувимов и серафимов, судящий свет огнем – услышь нас! – неистово заревел Виссарион, схватил книгу и потряс ею в воздухе.
Малашкин подумал, не вызвать ли заодно и «Скорую помощь», пускай вкатят этому типу убойный укол, и взялся уже за мобильник, но проклятый телефон выскользнул из рук и шлепнулся на землю.
– Приди, Анаэль! – трубным гласом орал Виссарион. – Приди по твоему добровольному соизволению быть во мне волею твоею, приди, Анаэль, во имя грозного Иеговы, приди, Анаэль, ради доблести бессмертного Элохима, приди, Анаэль, властью всемогущего Митатрона, приди, Анаэль, во имя мудрости Адоная, приди к нам и прикажи подвластным тебе помочь нам победить зло!
Голос его метался по большому дому эхом, казалось, он проникал всюду, во все уголки. Но вот эхо затихло, и наступила тишина. Следователю Малашкину за окном показалось, что тишина тяжелая и недобрая, он видел, что и Эльвира шевельнулась беспокойно в своем углу.
Виссарион помедлил немного, затем шагнул к дверце, ведущей в подвал. И распахнул ее рывком, и закричал туда, вниз:
– Ты, находящийся под знаком, ты, запертый печатью, говорю с тобой живущим во мне Анаэлем, приказываю тебе никогда не выходить из пределов, установленных тебе не мною, но более сильным Обладающим! Не смей выходить и творить зло, ибо и так его много на этом свете!
Он поднял руку и принялся чертить в воздухе тот же символ, что видел Малашкин на воротах и дверях дома, но в этот момент дверь, ведущая в подвал, вдруг стукнула о стену, как будто кто-то хлопнул ею. И в полной тишине послышался шипящий голос:
– Поздно… Ты опоздал, Обладающий… Я окреп, твоих жалких силенок не хватит, чтобы справиться со мной. Не зови на помощь, никто к тебе не придет, они не слышат таких, как ты!
Малашкин увидел, как из подвала появился вдруг черный вихрь, как мгновенно погасли свечи и согнулись, опали, как завядшие цветы, как с грохотом упал на пол пюпитр.
«Хоть пожара не будет», – машинально подумал он.
Он видел, как Виссарион покачнулся, будто на него давила какая-то сила, как он раскинул руки, чтобы не упасть. И пытался что-то кричать, но только разевал рот.
– Виссарион! – Эльвира бросилась к нему, но споткнулась о подсвечник и упала.
В холле стало темно, казалось, он наполнен какой-то вязкой черной субстанцией, и эта вязкая чернота кружится, увлекая за собой предметы, мебель, людей.
