Знал Федор неписаное правило - нос в чужие дела не совать, но искушение было велико. Он простился с Игнатом, запомнив адрес на 3-й Парковой, и потопал к станции.
Дождался электрички и, проехав одну остановку, сошел, оглядываясь и примечая все вокруг особенно обостренно. Он знал, где спрячется: прямо за домом Глухаря начиналась небольшая рощица.
Наверное, час прошел, пока он окольными путями выбрел на заброшенный переезд с противоположной стороны так, чтобы сразу попасть в эту рощу. Выбрал дерево пораскидистее и повыше и залез гибкой змеей, затаился в развилке между сучьями. Отсюда домик Глухаря оказался виден как на ладони.
Федор и сам не знал, что хотел увидеть, но чувствовал: не зря вернулся.
Сначала двор был пуст, а в окошках, задернутых занавесками, ничего не просматривалось. Потом на крыльцо кирпичной пристройки вышел Игнат, постоял минуту и что-то крикнул в дом. Появился молодой парень в спортивном костюме, они закурили молча. Федор никогда прежде не видел этого парня, но по манере курить понял: свой.
Затем Игнат начал что-то говорить молодому, тот исчез, через несколько минут появился с ведром и пошел с ним в сортир на краю участка. Игнат же, снова почесывая грудь, все стоял на крыльце, будто ждал чего-то.
Но, наверное, Федор раньше его услышал, а потом и увидел подъезжающую по пыльной дороге машину, синий "жигуль".
Игнат с парнем засуетились. Машина подъехала к дому и остановилась у ворот.
Федор, напрягая зрение, вглядывался в тех, кто вышли из "жигуленка". Их было трое. Шофер, еще один молодой парень, тоже в спортивном костюме, ну просто брат-близнец того, который встречал их у Игната, и мужчина явно постарше, в джинсах и куртке, накинутой поверх цветастой рубахи.
Вот они все прошли по дорожке к дому, и мужчина на крыльце обернулся, что-то говоря идущему сзади Игнату.
И Федор тотчас же узнал это лицо: курносый нос и тяжелая нижняя челюсть, хитрый взгляд круглых светлых глаз.
Увидал он этого мужика впервые у Вульфа, дел с ним никаких не имел, но тот, как и Васька, так же промышлял валютой, золотом и камнями.
Федор порылся в памяти и вспомнил: звали его Славой, тут же и кличка всплыла - Крот, Кротов была его фамилия. И любил он о себе говорить:
"Крот роет себе в тишине... Осторожный Крот..."
Он и вправду "рыл" неплохо, всякий раз удавалось ему выходить, что называется, "сухим" из любых переделок. Ходка всего одна у него была, да и то по мелочи, быстро выкрутился.
Что же сейчас делал удачливый Крот у зачуханного Игната, что его связывало с вышедшим в тираж стариком? Или не вышедшим? Прикидывался Глухарь, темнил, а сам, значит, продолжал пахать?
Обо всем этом думал Федор, крепко вцепившись руками в березовый ствол. Он устал уже так стоять, да и не надеялся больше ничего интересного увидеть. А то, о чем там говорили приезжие с Игнатом, было недоступно ему. Он хотел уже спуститься вниз, как на крыльце появился Глухарь, а за ним вышли двое парней-близнецов. Все втроем они скрылись в кирпичном доме, а в той грязной деревянной пристроечке остался один Крот. Это показалось Федору совсем странным, ведь не с коровой же оставили его наедине. Он подождал еще немного, но Крот не показывался. Ныли от неудобного стояния ноги, затекли руки, а Крот все торчал там, в той вонючей халупе. По часам выходило - не меньше сорока минут.
Но вот появились Игнат с водителем, следом - один из молодых парней. Он-то и направился туда, где находился Крот, а вышли они уже вместе и тут же скорым шагом двинулись к машине.
Глухарь проводил всю компанию до ворот.
"Вот картинка так картинка", - размышлял Федор, спускаясь вниз, и сразу с облегчением развалился на траве. Но тут же, будто опомнился, вскочил и побыстрее углубился в рощу, подальше от злополучного жилища Игната.
"Неужели Крот там с кем-то встречался?" - промелькнула догадка, и пока он шел к станции, а потом добирался на электричке в Москву - догадка Эта перерастала в уверенность.
На 3-й Парковой под названным Глухарем номером располагалась закусочная "Утес" - с виду это была унылая типовая "стекляшка", но внутри уже чувствовались размах и роскошь новых дней. Особенно резко контраст этот бросался в глаза по сравнению с убогим двором, который пересек Федор, направляясь к "Утесу".
По старой привычке Артюхов не сразу вошел туда, а оглядел все подходы, выяснил, не заканчивается ли двор тупиком.
Публика "гудела" в "Утесе" разная. В основном это были крепкие мужики слегка за тридцать, коротко стриженные, с мощными шеями и хорошо развитой мускулатурой, короче, "штымпы", "быки", "бакланье" и прочая шелупонь.
Федор оценил обстановку и присел в углу за пустой столик на двоих. На него косились со всех сторон, видно, чужие сюда редко заглядывали. Он бросил сигареты на столик, а потом подошел к стойке взять пива и креветок. Бармен, поглядывая в телевизор, где шел какой-то боевик, принял заказ.
- Мне бы Звонаря повидать, - сказал Федор, забирая две кружки.
Бармен невозмутимо положил ему на тарелку креветок и пожал плечами.
- Я всех посетителей упомнить не могу, может, и бывает такой...
- Меня Глухарь прислал, - настойчиво продолжил Федор.
- Узнать надо, - твердо сказал бармен. - Ты садись пока... Спрошу.
Федор допивал вторую кружку, когда бармен, отлучавшийся перед этим из-за стойки куда-то в боковое помещение, сделал ему знак рукой.
- На второй этаж поднимись, - сказал равнодушно, не глядя в глаза.
Федор и не заметил двери, куда показал ему бармен, она была отделана точно в цвет стен и ручки никакой не имела. Федор нажал на нее, она поддалась и впустила его в темноватый холл, обставленный мягкими диванами, наверх уходила витая железная лестница. Он задрал голову и увидел, что на него смотрит оттуда незнакомый плотный мужик.
- Поднимайся, поговорим, - позвал он его.
И Федор пошел.
Наверху располагались кабинеты. Один из них и заняли Артюхов со спутником. Они познакомились, приглядываясь друг к другу, принюхиваясь, как два зверя, впервые встретившиеся на одной тропе. Помянули Костю Лесного и погибшую "бригаду".
- "Наследство" Лесного по рукам пошло, - вскользь заметил Семен дал понять Федору, что здесь ему ничего не светит.
Артюхов не удивился борзости братвы: Москва была давно вся поделена, все места под солнцем заняты, а тут такой кусок без призора остался. Но он решил гнуть свое.
- Мне на подхват идти не катит, - твердо заявил он. - Я не "жорик" какой-нибудь... В тридцать пять все сначала, что ли?
Звонарев только хмыкнул.
- Я по Москве всех не знаю, - неопределенно заметил он. - Но если в свиту к "законнику" хочешь - поговорить кое с кем могу... Тут, кстати, один тобой интересовался. Должен подойти сегодня. Подождем.
Семен заказал горячее, и они опять принялись вспоминать былые дни, славное время начала 90-х годов, когда не было еще такого количества "шерстяных" с их полками охраны и собственной службой безопасности, когда только еще начали обстреливать "авторитетов" и братва не врубилась, чье время грядет.
Дверь в их кабинет открылась настежь, и на пороге вырос курносый белокурый человек с тяжелой челюстью. Круглые его глазки оглядели сидящих за столом, а лицо расплылось в улыбке. На нем был тот же костюм, в каком Федор видел его у Игната.
- Вот так встреча! - высоким тенором сказал он. - Какие люди! А ты. Стреляный, просто в рубашке родился, считай второй раз живешь.
Они поздоровались, и Слава Кротов подсел к их столу. Федор понял, что именно Крот интересовался им, а вот зачем - предстояло еще узнать.
- Ты, я смотрю, жирок нарастил, в "авторитеты" выбился, пока я срок мотал, - шутливо заметил Артюхов.
- А что? Говорят? - горделиво вскинулся Крот. - Да, у меня все путем.
И разговор странным образом завертелся вокруг погибшего Вульфа и его общих дел с Кротом. Федор, немного разомлевший от водки и усталости, все никак не мог уцепить нить этого разговора. А ведь Крот явно на что-то намекал, расписывая перед Звонаревым его, Федора, дружбу с Василием.
Артюхова против его воли навело на воспоминания, которые он вообще-то себе на эту тему запретил: он увидел измочаленного Вульфа, привязанного к скамье, его беспомощно открытый рот, с жадностью хватающий крохотные таблетки...
- Так ты скажи мне, скажи, - услышал он вдруг сквозь пелену нахлынувшего кошмара настойчивый голос Крота. - Чего молчишь? Где мог быть у Головы тайник? Он не делился с тобой разве? Вы были не разлейвода...
- Что? - спросил Федор, приходя в себя. - Что ты сказал? Тайник? Да мы потому и были не разлейвода, что я к нему в душу не лез... Он ведь не мне чета и не тебе, между прочим... Одно слово - Голова...
- Голова! - с презрением сплюнул Крот. Он был уже сильно пьян, в круглых бесцветных его глазах играла хмельная муть. - А чей план был? Небось его! "Бригаду" положил, таких ребят....- он коротко взвыл, - на танк с ножом полез...
- Ты мне смотри, осторожнее, Крот... - напрягся Федор, а в голове стучало: "Спокойствие, только спокойствие, не сорвись..." - Ты моих ребят не трогай. Я им цену получше тебя знал. Голова здесь при чем?
