— Ну так чо, сдашь Скрипача? Она утвердительно кивнула. Большего от нее пока и не требовалось.
* * *
Абрикос пришел к капитану Горбунову через своего участкового, по повестке. Три ходки на зону за ним, и все три — за кражу. Косяков на зоне не порол, всегда в «отрицаловке» — он имел авторитет в уголовной среде. Но никто из воров не знал, что он стучит на ментов. Был грех, попался на крючок к капитану Горбунову, до сих пор он его за жабры держит. Может, прирезать его?
Беседы с Горбуновым проходили под видом допроса. Абрикос — вор, и поводов для привода в участок можно найти сколько угодно. Никто из братвы не мог заподозрить, что он козлит на мусоров. Но все одно, он шел к Горбунову как на пытку. Уж лучше бы и в самом деле допросы чинил, а то все на кентов крутит…
— Короче, Абрикос, ты мне больше не нужен, — сказал ему «гражданин начальник», закуривая сигарету и пристально глядя ему в глаза. — Больше сучить на меня не будешь…
— Ты чо, начальник, бодягу тут разводишь?.. Как это не нужен? — Абрикос подозрительно покосился на него.
Где это видано, чтобы менты своих агентов просто так, за здорово живешь, от себя отпускали. Они же крепче пиявок в тело впиваются. Клещами не отцепишь… Тут явно какой-то подвох…
— А так… Поможешь мне в последний раз, и все, расстанемся… Ну, до тех пор, пока тебя снова не закоцают…
Так бы сразу и сказал. Сначала дело, а потом уже гуляй, да не смело. А дело крутое, если за него такая большая цена назначена.
— Давай, начальник, втирай, чо задело?
Абрикос вальяжно развалился на казенном стуле с высокой спинкой, достал сигарету, сунул в уголок губ, закурил.
— Про Соловья что-нибудь слышал?
— А-а, вон оно чо… Дохлый номер, начальник. О нем я ничего не знаю… Гадом буду, не могу зарядить…
— Да ты не дергайся… Блатные на него зуб точат, я это знаю. Сами бы вы его замочили, если бы достали…
— В натуре, начальник…
— Вот я и помогу его вам достать…
— Порожняк гонишь… Щас вся ментовка на ушах стоит, Соловья выпасаете. «Важняков» со златоглавой понагнали. Только он в руки не дается, скользкая гнида…
— То-то и оно… Короче, ты поможешь мне достать Соловья…
— Я?
— Ты!.. Ты там шестеренками в голове поскрипи, сообрази, как твоих кентов на Соловья натравить. «Тригорье» и «Урал» от него отбейте…
— Э-э, начальник, — забеспокоился Абрикос. — Это не ко мне, к Цирюльнику надо…
— Но Цирюльник на меня не сучит, — жестко отрезал Горбунов.
— Ну чо ты буром прешь?.. Ладно, уболтал, перетру я с Цирюльником… А ты, в натуре, отцепишься от меня?
— Честное офицерское…
Ага, знает он, сколько стоит ментовское слово. Грош цена ему… Хотя Горбунов не из ржавых. Он крутой мент, его братва боится, но и уважает. Он словами не бросается. Это известно всем.
— Когда на Соловья наехать?
— Чем раньше, тем лучше… И сразу мне знать дашь…
— Без проблем, начальник…
* * *
«Капусту» и драгоценности Женя спрятал в надежном месте. Никакой обыск им не страшен. А после этого решил немного отдохнуть. Да не телом, а душой. К Вале его потянуло, под ее крылом отогреться захотелось. Хотя бы пару-тройку деньков. Больше бы он не вытерпел.
Перед тем как вернуться к ней после долгого отсутствия, он зашел в ювелирный магазин и купил ей шикарный гарнитур из трех вещей: золотое колье, перстень и сережки с камешками. Он мог бы подарить ей что-нибудь из экспроприированного. Но он же не глупый. Кто знает, может, те драгоценности уже в описи у ментов. А это стопудовое палево, если к ней вдруг с обыском нагрянут.
— Спасибо, — тихо сказала Валя, принимая подарок.
Она даже не взглянула на него. Она смотрела только на Женю. Ей нужен был он сам, а не золото.
Она не спрашивала, где он был. Он сам ей об этом сказал. Дела, мол, дела, дела… Она все понимала.
Вечером они занимались любовью. Но секс с Валей пресен и скучен. Поэтому ночью он спокойно спал. Просыпаясь, чувствовал у себя на спине тепло ее руки.
На следующий день он связался с одним своим кентом, который имел выход на фарцовщиков. Через него достал приличный телевизор и японский видик. А также набор видеокассет с американскими боевиками и гнусавым переводчиком. Каждая кассета — двести «рваных», с ума сойти. Это был еще один подарок Вале. Но она ему тоже не особенно обрадовалась. Гораздо больше она хотела смотреть на него, а не видики. Даже отпуск без содержания умудрилась на работе взять, чтобы побыть с ним, пока он снова не исчезнет. Она уже свыклась с его исчезновениями, воспринимала их как нечто естественное и даже необходимое. Святая женщина!
Женя отдыхал. Целыми днями лежал на диване и смотрел «ящик». Валя носилась с ним как с малым дитем. Угождала каждому его желанию, готовила его любимые блюда. Хотел побыть у нее пару деньков, но вот уже шел пятый день, а ему не хотелось от нее уходить. Но пришлось.
— Когда приду, не знаю, — сказал он ей на прощание. — Но ты меня жди…
— Буду, — по-собачьи преданно глядя ему в глаза, сказала она.
Он поцеловал ее в нос и ушел.
А во дворе ее дома его уже поджидал Коготь. Вот уж кого не чаял он здесь увидеть.
— Что такое? — спросил он, отвечая на рукопожатие.
— Второй день тебя пасу…
— Так чего не зашел? — Он кивнул на дом.
— Дак у крали ты своей оттягивался. Козырная краля, она тебе как жена, я знаю…
А ведь, в сущности, Коготь прав, Валя ему как жена. Только брошенная жена…
— Не хотел тебя дергать… Но еще пару часов, и я бы тебя сдернул. Цирюльник кличет тебя. Хрюкнуть надо: дело сурьезное. На «малине» тебя вечерком ждет…
* * *
Воздух в просторном, старинной постройки доме дышал прохладой. Простой деревенский стол, заставленный нехитрой закусью и бутылками с водкой. Магнитофон орал блатные песни. Слышались возбужденные голоса, беззлобный мат, «феня».
За столом сидело восемь братков, во главе их — Цирюльник. Женя сидел по правую от него руку. Блатари выпивали, закусывали, ждали серьезного разговора.
— Соловья давить будем, — Цирюльник с ходу взял быка за рога. К чему предисловия? — Оборзел он до беспредела… На «цеховиков» наехал. Ему, мол, падле, теперь отстегивать. А хрен ему в грызло!.. Медведь, Рыло и Кнут уже перетерли с сушками из-под «Тригорья» и «Урала». Застращали их. Теперь они снова нам отстегивать будут. Соловей «стрелку» нам зарубил. Разборки чинить будем. Завтра в восемь перед сумерками на Ольгинской засеке…
— У него автоматы, — на всякий случай сказал кто-то.
— Знаю… Нам тоже пару-тройку скорострелок подкинут. Бабки уже отстегнули… «Шпалеры» у нас и без того есть. А еще каждому по «лимонке» будет. Короче, подкую вас крепко… Чо еще?
— Кто на разбор покатит?
— Я — нет. Соловей мне не ровня. Я законный вор, а он хрен с бугра… Скрипач, ты за меня будешь…
— Базара нет…
Жене не было дела до какого-то там Соловья. Он ему не мешал. Но отказаться от разборок он не мог. Это не сделало бы ему чести. Слово Цирюльника закон, здесь не важно, в каких ты с ним отношениях. Тем более ему доверяли большое дело. Он шел на разборки во главе братвы, это говорило о многом.
— Медведь, Рыло, Кнут, Солидол, Штырь, Чабан и Левый, вы все под Скрипачом… Или мало тебе, Евгений?
— Да нет, покатит… Хотя, я еще Когтя и Веретено с собой возьму…
— Добре… Короче, завтра в восемь, Ольгинская засека…
* * *
Танюха отдавалась ему с пылом и жаром. Как будто в последний раз.
Он пришел к ней поздно, в третьем часу ночи. И вот уже девять утра, а она все не слезает с него. Надо бы заяву в ментовку на нее кинуть, за изнасилование напрячь…
— Ох, хорошо, дорогой! Хорошо!.. Еще хочу! Еще!
Оседлала его как всадник коня и скачет куда-то Только она обычно в таких случаях в глаза смотрит. А сегодня что-то нет. Может, она там вдали на скаку кого-то другого увидела?
Заснул он в начале одиннадцатого. Разборки с Соловьем — это круто. Забор городить надо на свежую голову.
Проснулся он в четвертом часу. Скоро должен был появиться Коготь. Только вчера он ему адресок свой дал. Теперь он стопудово был уверен в нем. Должен был прийти и сообщить ему, что команда в сборе. Восемь стволов и его, Женин, девятый — это вам не халам-балам.
— Ты куда-то собираешься? — с тоской спросила его Таня.
Переживает, что он снова сматывается от нее.
— Иногда я не волен над собой. — Он на виду у нее вскрыл тайник в полу и вынул «шпалер», который они конфисковали у мента в Челябинске.
— Женечка, тебя могут убить? — страдальчески протянула она.
Только в глаза не смотрит. Почему?
— Могут… Так что давай, плесни мне сто грамм на дорожку. Может, в последний раз на грудь приму…
— Ну зачем же ты так? — Она подошла к бару, взяла бутылку виски.
