— Спасибо! — Она польщенно улыбнулась, но уже через секунду опять приняла сугубо деловой вид и быстро прочитала ему список звонивших, которые просили с ними связаться.
Подписывая составленные Инес письма, Лаутербах слушал вполуха. Когда она закончила, он протянул ей стопку писем. Она вышла, и он принялся разбирать почту. Четыре письма были адресованы ему лично. Он вскрыл все четыре конверта ножом для разрезания бумаги, быстро пробежал глазами первые два письма и отложил их в сторону. Открыв третье, он похолодел от ужаса:
Если ты и дальше будешь держать пасть на замке, с тобой ничего не случится. Вздумаешь болтать — полиция узнает, что ты тогда потерял в сарае, в котором трахал свою несовершеннолетнюю ученицу.
Привет от Белоснежки!
Во рту у него вдруг все пересохло. К письму прилагалась ксерокопия фотографии связки ключей. Страх могильным холодом пополз по его жилам, и в то же время его бросило в пот. Это письмо было не шуткой, это была реальная, серьезная угроза. Кто же его написал? Кто мог знать о его мимолетном приключении с этой девочкой? И почему, черт возьми, это письмо пришло именно сейчас? Сердце бешено колотилось и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Одиннадцать лет он успешно вытеснял из сознания те события. И вот все вдруг ожило и стало таким близким, как будто это произошло вчера. Он встал, подошел к окну и уставился на пустынную площадь Луизенплац, постепенно выступающую из предрассветной мглы хмурого ноябрьского утра. Он медленно вдохнул и так же медленно выдохнул. Только не терять самообладания! В одном из ящиков письменного стола он откопал старую записную книжку. Взявшись за трубку телефона, он с досадой отметил, что рука его дрожит.
* * *
Старый корявый дуб стоял в передней части обширного парка, метрах в пяти от стены, окружавшей участок. Она только сейчас обнаружила домик на дереве. Наверное, потому, что летом его скрывала густая листва. В мини-юбке и в колготках непросто было карабкаться наверх по не внушающим доверия скользким от дождя ступенькам дряхлой лесенки. Не дай бог, Тису стукнет в голову именно сейчас выйти из своей мастерской! Он, конечно, сразу поймет, зачем она сюда лезет. Наконец она добралась до домика и на четвереньках вползла внутрь. Это была довольно прочная деревянная будка наподобие охотничьих вышек в лесу. Амели осторожно выпрямилась и посмотрела вниз через переднее окошко. Так и есть, все сходится! Она достала из кармана куртки свой iPod и загрузила картины, которые сфотографировала ночью. Это была та самая точка съемки. Отсюда почти вся деревня была как на ладони, а верхняя часть усадьбы Сарториусов с сараем и хлевом находилась прямо под ней. Каждую деталь можно было видеть даже невооруженным глазом. Если принять во внимание, что лавровишня одиннадцать лет назад была еще маленьким кустиком, то автор картин должен был наблюдать события именно с этой точки. Амели прикурила сигарету и уперлась ногами в деревянную стенку. Кто же здесь сидел? Во всяком случае, не Тис — он был изображен на трех из восьми картин. Может, кто-то сделал отсюда фотоснимки, которые он потом срисовал? Еще больше ее занимал вопрос, кто были остальные. Лаура Вагнер и Штефани Шнеебергер (Белоснежка) — это понятно. И мужчину, который развлекался с Белоснежкой, она тоже знала. Но кто были эти парни? Амели задумчиво курила и размышляла, что ей делать со всей этой информацией. Полиция автоматически исключается. С легавыми у нее был только отрицательный опыт. Из-за них-то ее и упекли в эту дыру, к предку, о котором она до этого двенадцать лет ничего не слышала, если не считать поздравлений с днем рождения и с Рождеством. Второй вариант, отец и мачеха, тоже неизбежно кончится полицией, поэтому тоже отпадает.
Какое-то движение на участке Сарториусов привлекло ее внимание. Тобиас вошел в сарай, через какое-то время затарахтел мотор старого трактора. Наверное, решил воспользоваться относительно сухой погодой и продолжить «расчистные работы». А что, если рассказать о картинах ему?
* * *
Хотя фрау доктор Энгель недвусмысленно дала понять, что никаких новых расследований по делу о двойном убийстве двенадцатилетней давности не будет, Пия продолжала штудировать те шестнадцать папок. Не в последнюю очередь, чтобы отвлечься от угрозы, скрытой за лаконичными словами строительной комиссии. Мысленно она уже обставила новый дом в Биркенхофе и превратила его в элегантно-уютное жилище, о каком давно мечтала. Кое-что из мебели Кристофа прекрасно вписывалось в эти архитектурные фантазии: старинный, исцарапанный обеденный стол, за которым спокойно разместятся двенадцать персон, мятый кожаный диван из его зимнего сада, антикварный декоративный шкаф, изящная кушетка-рекамье… Пия вздохнула. Может, все еще обернется к лучшему и строительная комиссия даст разрешение на перестройку.
Она вновь сосредоточилась на лежавшей перед ней папке, прочла один отчет и выписала себе две фамилии. У нее осталось странное чувство от последней встречи с Тобиасом Сарториусом. А что, если он все эти годы говорил правду? Что, если он действительно не убивал этих девушек? И настоящий убийца до сих пор разгуливает на свободе, не говоря уже о том, что судебная ошибка отняла у Тобиаса Сарториуса десять лет жизни и разорила его отца? Рядом со своими записями она рисовала схему Альтенхайна. Кто где жил? Кто с кем дружил? На первый взгляд Тобиаса Сарториуса и его родителей в то время все в деревне уважали и даже любили. Но если внимательно читать между строк, то в словах свидетелей явно сквозит зависть. Тобиас Сарториус был видным, красивым парнем, умным, хорошо развитым физически, щедрым. Казалось бы, его ждало прекрасное будущее. Никто не говорил ничего плохого о лучшем ученике в классе и лучшем спортсмене, за которым бегали толпы поклонниц. Пия просмотрела несколько фотографий. Как же должны были чувствовать себя на его фоне неприметные друзья со своими лоснящимися, прыщавыми физиономиями? Которые всегда были в тени, всегда шли вторым сортом, недостойные внимания самых красивых девочек? Вряд ли тут обошлось без зависти и ревности. И вот многим из них представляется возможность отомстить за все свои маленькие обиды и поражения: «…Да, вообще-то Тобиас вспыльчивый парень, его иногда здорово заносит, особенно когда он выпьет. Тогда с ним шутки плохи…» — показал один из его друзей. Его бывший учитель охарактеризовал его как очень способного ученика, который все схватывал на лету, но умел и трудиться, а порой проявлял невероятную усидчивость и дисциплинированность. Лидер по природе, уверен в себе, порой заносчив, довольно зрелый для своего возраста. Единственный ребенок в семье, любовь и гордость родителей. Правда, очень трудно переносил соперничество, поражения и неудачи. Черт, где же она это читала? Пия перелистала страницы взад и вперед. Протокол допроса учителя, у которого в то время учились и обе девушки, исчез. Пия недоуменно застыла на несколько секунд, потом отыскала на столе среди бумаг свои записи, сделанные на прошлой неделе, и сравнила перечень фамилий со списком, который составила сегодня.
— Вот это номер! — произнесла она растерянно.
— Что такое? — Остерманн, жуя, посмотрел на нее поверх своего монитора.
— Я не нахожу в папке протоколы допроса Грегора Лаутербаха по делу Штефани Шнеебергер и Тобиаса Сарториуса, — ответила она, продолжая листать материалы дела. — Как такое может быть?
— Наверное, они в другой папке. — Остерманн сунул в рот очередное печенье и продолжил работу.
У него была почти патологическая страсть к жирному сливочному печенью, и Пия уже не один год удивлялась, как это ее коллега до сих пор еще не растолстел. У него должен был быть феноменальный обмен веществ, чтобы сжигать эти тысячи калорий, которые он вбивал в себя каждый день. Она бы на его месте уже, наверное, не ходила, а каталась, как футбольный мяч.
— Нет! — Пия покачала головой. — Они просто исчезли. Испарились!
— Пия! — с ленивой укоризной произнес Остерманн. — Мы находимся в полиции! Здесь никто не может так просто войти и стащить у тебя протокол из папки!
— Знаю. Но факт есть факт: их нет. Они исчезли. На прошлой неделе я их еще читала.
Пия наморщила лоб. Кого могло заинтересовать старое дело? Зачем и кому могло понадобиться воровать какие-то уже никому не нужные протоколы допросов? На столе у нее зазвонил телефон. Она взяла трубку. В Валлау грузовик улетел в кювет и, несколько раз перевернувшись, загорелся. Водитель тяжело ранен, а среди обломков автомобиля пожарные обнаружили два обгоревших до неузнаваемости трупа. Вздохнув, она захлопнула папку и положила свои записи в ящик стола. Ползать под дождем по грязи — удовольствие ниже среднего.
* * *
Ветер завывал за стенами сарая, свистел в стропилах на чердаке и остервенело тряс ворота, словно просясь внутрь. Тобиас не обращал на это внимания. После обеда он говорил по телефону с одним агентом по недвижимости и договорился, что тот на следующей неделе в среду приедет посмотреть их хозяйство. Так что к среде двор, сарай и хлев должны были быть в идеальном порядке. Он с силой швырял одну за другой старые автомобильные покрышки в прицеп трактора. Они горой высились в углу сарая. Отец держал их, чтобы придавливать брезент, которым накрывал прессованные кипы сена и соломы в поле. Ни сена, ни соломы давно уже не было, и покрышки только зря занимали место.
