Убийством Степы Шмеля занимались Осипов и Стрельцов. Конечно, многого они не узнали, поскольку в Хамовниках умели держать язык за зубами, однако из разрозненных сведений и случайно брошенных слов удалось все же составить кое-какую картину и выяснить, что хаза[30] Татарина находится скорее всего в конце улицы Льва Толстого, которая еще пару лет назад именовалась Долгим Хамовническим переулком. О чем и было доложено Леониду Лаврентьевичу Бахматову.
Тем временем на сходке банды было принято новое решение: совершить налет на управление Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги, находящейся ныне в ведении Наркомата путей сообщения. Решение основывалось на сведениях Маруси, добытых у одного служащего Наркомата, проговорившегося после бурного возлияния о том, что в конце каждого месяца в управлении скапливается до трех с половиной миллионов рублей, что свозятся в управление из железнодорожных касс.
Татарин, как всегда, действовал быстро и нагло. Он и его люди перед самым окончанием рабочего дня ворвались в помещение управления, приказали служащим лечь на пол и не двигаться, обрезали все телефонные провода и принялись за несгораемый шкаф с деньгами, поставив на «шухере» двух вооруженных бандитов. Не учел Татарин одного: некоторые железнодорожные служащие были вооружены и имели оговоренное в законе право применять оружие в случае нападения.
Пока налетчики пытались вскрыть несгораемый шкаф, один из служащих незаметно достал револьвер, выстрелил и ранил бандита, стоящего на «шухере». Второй громила схватился за револьвер, но его одним выстрелом положил другой служащий. Затем смелые управленцы метнулись к помещению, где стоял несгораемый шкаф, и двумя выстрелами уложили еще одного налетчика. Завязалась усиленная перестрелка. С улицы в управление прибежали два милиционера, и бандиты решили ретироваться. Они выпрыгнули в окна и ушли от погони проходными дворами и переулками.
Такая же картина случилась и во время ограбления одного из почтовых отделений. Кассир, которому бандиты приказали выдать деньги, вдруг молниеносно вытащил револьвер и влепил одному из налетчиков пулю прямо в переносицу. Второй налетчик выстрелил в кассира, ранил его в плечо, но в это время из глубины почтового отделения, где скапливались посылки, раздался еще один выстрел, ранивший второго налетчика. С остальными бандитами завязалась перестрелка, в результате которой им так же пришлось оставить свою затею и опять уходить дворами.
Два последних неудачных налета вызвали в банде Татарина очередное недовольство. Преступники — народ суеверный, многие всерьез стали полагать, что удача окончательно оставила Татарина, и после серьезной ссоры люди Степы Шмеля вышли из банды. Татарин решил на время залечь и затихариться. К тому же среди его людей двое были серьезно ранены. Они-то и навели милиционеров на логово Татарина. Точнее, это невольно сделал лекарь, что через день приезжал к ним на извозчике делать перевязки и обрабатывать раны. Возница, оставшийся стоять у одного из домов (до тех самых пор, пока не выйдет доктор), привлек внимание опытного агента наружного наблюдения. На третий приезд врача агент уже знал квартиру, которую посещает лекарь. Аккуратно порасспросив соседей, он имел описание людей, проживавших в этой квартире, которое всецело совпадало с описанием внешности Татарина и Маруси, о чем было немедленно доложено Бахматову.
Раненько поутру бригада Бахматова, усиленная оперативными работниками других отделов МУРа и местными милиционерами, в два кольца обложила дом с бандитами. По-тихому банду взять не удалось, что-то почувствовав, они открыли стрельбу, и тогда Леонид Лаврентьевич, надеявшийся обойтись малой кровью, предложил бандитам сдаться. В ответ вновь раздались выстрелы. Было решено брать дом штурмом. Милиционеры ворвались в дом, завязалась перестрелка, в результате которой двое бандитов и один из раненых, рьяно отстреливающийся, были убиты. Татарин, легко раненный в руку, пытался выскочить в окно, но его подстрелил Жора Стрельцов, и тот просто выпал в окошко, после чего был повязан местными милиционерами, стоявшими в оцеплении дома.
Вместе с Татарином были взяты еще двое налетчиков. Одного из раненых отправили в больницу. Татарина, раненного в руку и ногу, перевязали и привезли в Московский уголовный розыск. Допрашивал его сам Леонид Лаврентьевич.
Бандит не запирался, все предъявленные ему обвинения признал и в деталях рассказал об убийстве Игоря Мамошина на квартире Маруси Слепян. Оказалось, что Мамошина сдал им некто Жиган, который сам вышел на бандитов, чтобы предупредить их, что старый знакомый Маруси Слепян — засланный «мусор», которому поручено через Марусю узнать о его, Татарина, местонахождении. На вопрос, откуда сам Жиган узнал о Мамошине, Татарин, чуть подумав, ответил:
— Жиган сказал, что в «мусорне», то есть среди ваших, у него есть свой человек, который работал вместе с этим «мусорком»… как его… Мамошиным. Этот человек и поведал Жигану о вашей затее.
Бахматов закурил, сделал несколько затяжек и продолжил допрос. На вопрос, кто таков этот Жиган, чем промышляет и какой он масти, Татарин ничего не ответил. Похоже, он говорил правду, когда отвечал, что видел этого Жигана впервые…
О Марусе Слепян Татарин молчал и о том, где она может скрываться, отвечал одно и то же:
— Откуда мне знать… Ищите… Не знаю… Ушла два дня назад.
Не удалось узнать о Марусе чего-либо большего и на допросах Татарина в ГПУ.
В скором времени Татарин предстал пред судом, получил высшую меру и был расстрелян. О чем никто из жителей Москвы ничуть не пожалел…
Глава 8. Шаболовские дворы и их жители
Обход улиц Николай и Георгий продолжили с усадьбы, располагавшейся по соседству с домом подозреваемого Кокорина, с которым у них вышел самый настоящий конфуз. Заприметив с крыльца подошедших милиционеров, он тотчас зашел в дом и более не показывался.
Они прошли всю Люсиновскую, но ничего подозрительного не обнаружили. Даже самогонку никто не варил. И никакого жилистого извозчика сорока пяти лет, имеющего чистокровную владимирскую кобылу и крепкую пролетку, тоже не отыскали. Не выявилось подозрительных кровавых пятен в домах на полу, а также ни в сараях, ни где-либо еще.
Потом прошли Коровий Вал, спустились до Замоскворецкого трамвайного депо и ступили на Шаболовку.
Шаболовка некогда была улицей, что шла параллельно дороге в подмосковное село Шаболово, имение гофмейстера Павла Константиновича Ржевского, перешедшее ему после смерти его супруги Екатерины Николаевны, в девичестве Бутурлиной. Павел Константинович, нуждаясь в наличных средствах, продал часть своего большого имения купцу Туманову, который впоследствии построил здесь кирпичный завод, и другую часть — гласному Городской думы Льву Ивановичу Кутуару (также человеку из торгового сословия), который выстроил здесь лечебницу. А после революции и национализации земли образовался в бывшей усадьбе Ржевских совхоз. Название села потерялось, и о его существовании напоминала лишь улица Шаболовка, что начиналась точно от трамвайного депо и заканчивалась пересечением с Серпуховским Валом.
До моссельпромовского пивоваренного завода, что до национализации звался пивоваренным, медоваренным и солодовым заводом купцов Корнева и Горшкова, Осипов со Стрельцовым дошли быстро, потому что дома по обе стороны улицы стояли трех-четырехэтажные, с зелеными фасадами и палисадами, а у маниака-убийцы по всему, что о нем было уже известно, дом был частный, с дворовыми постройками, конюшней и сараями. Конечно, милиционеры для очистки совести входили во все дворы, расспрашивали местных, не держит ли кто из квартирантов лошадь с коляской, но точного ответа не получили. Лишь один мужик, что вышел из заводских ворот, невесело буркнул, что частные дома находятся ниже по улице, за Троицкой церковью, и там-де жители не только лошадей держат, но также коров и коз. Дескать, в той стороне улицы городом и не пахнет (деревня одна!), зато запах навоза стоит такой плотный, что его за версту учуять можно.
Потопали дальше, миновали церковь Святой Живоначальной Троицы, выстроенной на некогда монастырских землях и дважды подвергшейся капитальной реконструкции. Булыжная мостовая то ли закончилась, то ли осталась погребенной под слоем грязи и земли, и, если бы не столбы с керосиновыми фонарями на маковке, дорога была бы похожа на натуральный проселок. А потом по четной стороне улицы появились и дома с огородами, как, очевидно, здесь было и полвека назад, и век, и поболее. Улица Шаболовка стала походить на городскую окраину или пригородную деревню, где десятилетиями ничего не меняется. Деревенский вид улицы портила лишь сетчатая высоченная Шуховская башня в Варваринском переулке, построенная совсем недавно для радиопередач.
