— Ну, чего меня пужаться, — недобро посмотрев на него, сказал Осипов. — Для этого дела у нас другие службы имеются.
— Это Чека, что ли? — весьма напористо спросил старикан. — Так я и их не боюсь.
— Нет теперь Чека, дед. Есть ГэПэУ при НКВД РСФСР, — буркнул Коля.
— А мне один хрен, — констатировал старикан. — Сейчас в ваших буквах ничего не разобрать. А вы кто такие?
— Мы из милиции, дед, — ответил за себя и Стрельцова Осипов.
— Что-то не похожи вы на милицейских, — недоверчиво произнес старикан.
— А на кого же мы походим, по-вашему?
— На голодранцев каких-то. Я уж за свою жизнь на них насмотрелся.
— Ну, скажете тоже, — обиделся Осипов.
— А вот документики какие у вас имеются?
Коля нехотя достал из внутреннего кармана удостоверение. То же самое проделал и Жора. Старикан придирчиво осмотрел обе бумаги, после чего спросил:
— Ну и чего вам надоть?
— Нам надоть задать вам несколько вопросов, — сказал Коля. На что старикан кивнул и уставился прямо ему в глаза. — Скажите, вы давно здесь живете?
— Давно, — ответил георгиевский кавалер с некоторым вызовом. — С одна тыща восемьсот сорок пятого года. Как родился, так тута и живу. А до того здесь отец с матерью жили…
— Стало быть, это ваше родовое гнездо?
— Чай, не дворяне, чтобы гнездами родовыми обзаводиться, — хмыкнул едко дед.
— Принято, — кивнул Коля и задал новый вопрос: — А соседей своих вы всех знаете?
— Какие тут сызмальства проживают, так всех знаю. А ежели кто из новых, так не шибко знаю. А то и вовсе не ведаю, кто такие. Много их ныне понаехало, и не разобрать, кто такие.
— Ну а соседа через дом, что лошадь держит… Что вы о нем можете сказать?
— Мало чего, — немного подумав, произнес старикан. — Оне с женой и двумя детьми, третьего-то ребятенка оне недавно заделали, приехали года три назад. На улице сказывают, что оне дом тот купили. Мужик извозчиком прирабатывает, баба евоная с дитями сидит. Вот и все, что мне про них ведомо…
— Точно все, дед? Может, по старости лет упустил что?
— Ты меня старостью не попрекай, — огрызнулся старикан. — И память у меня не хуже твоей… Все сказал вроде… Да, попивает он, кажись. Невесть кого к себе в дом водит. Не местных. Местных-то я всех знаю…
— Водочкой, значит, сосед ваш балуется, — в задумчивости констатировал Осипов. — И как часто?
— Не скажу, чтобы каженный день, но на неделе раза три-четыре точно.
— А скандалов, ругани, драк после выпивки у них не случается? — поинтересовался Коля как бы между прочим.
— Да вроде ничего такого, все тихо и мирно, — ответил георгиевский кавалер. — Шумства всяково и драк не наблюдается…
— Ну вот! — как-то повеселел Коля. — Благодарствую, дед…
— Не «благодарствую», — неожиданно взорвался дед, и клюка в его жилистой руке заходила ходуном. — Не «благодарствую», а «благодарствуйте»! Что за привычку взяли придумывать новые слова и все переиначивать. От этого слова свое значение теряют. Напрочь. Или получают совсем не тот смысл и толкование… Благодарствую — значит, дарю благо. Но ты ведь не даришь, а получаешь благо. Стало быть, дарят благо тебе. Благодарствуют. Так и надо говорить дарящим благо: благодарствуйте, мол…
— Ясно, дед. Не обессудь, — примирительно произнес Коля. — Значит, благодарствуйте… Ну а самогон, дед, ты, случайно, не гонишь? — уже для проформы спросил он. — По вечерам-то небось хорошо стаканчик пропустить?
— Не, не гоню, — отрезал дед. — Водку предпочитаю! Правда, ноне ее хреновую стали делать. При государях-императорах она лучше была. И вкусом, и крепостию… Все, закончились ваши вопросы? — хмуро посмотрел он на миллиционеров.
— Да, — ответил Коля.
— Тогда прощевайте, господа милицейские. Неколи мне с вами далее лясы точить… Меня хозяйство дожидается. — С этими словами старикан вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Дальше, за пересечением с Варваринским переулком, начинались огороды, запертые в длинные изгороди, которые некогда были огородами Донского монастыря и сто, и двести лет назад.
Более на Шаболовке делать было нечего…
Глава 9. Новая жертва Комарова
Комаров распахнул ворота, привычно сел на козлы и медленно тронулся, провожаемый безучастным взглядом Марии. Выехав за ворота и проехав чуть вперед, он свернул в Конный переулок, а через два квартала повернул налево, на Мытную. Добравшись до Мытного двора, въехал на Конную площадь, привычным взором окинул торгующую публику и нахмурился, увидев мужика с древним мерином, стоящим как изваяние. Мужик, верно, каженный день туточки стоит. Зря только время гробит, которое мог провести с какой-никакой пользой, ибо никто такую древнюю животину не купит, поскольку ей давно на живодерню пора. Ишь, стоит как статуй. Оно и понятно: у животины уже сил шевелиться нету. Даже головой от надоедливых мух не мотает…
Мужик с мерином завистливо посмотрел на гнедую Комарова, ладную пролетку, ничего не сказал, отвернулся. И правильно. А ежели б чего сказал, то Комаров нашелся бы, что ответить…
А вот и возможный покупатель. У Комарова глаз на таковских «хомутов», как он их про себя пренебрежительно именует, давно наметан. Явно из деревни или из подмосковного села сюда приехал. Лошадку ему надобно в хозяйстве. После введения этой новой экономической политики, как власть ее обзывает, таких вот крестьян ладных, заведших собственную торговлишку да метивших в «красные» купцы, развелось немало. Сотни, а то и тыщи!
Еще в бытность службы штатным извозчиком в Центрэваке смекнул Комаров, что облапошить таких вот новых купчиков ума большого не надобно. Ибо крестьянин по сути своей природной — скряга первейшая! Денег своих, горбом нажитых в труде непосильном от зари и дотемна, просто так, без определенной для себя выгоды и неуемного желания сэкономить, он не отдаст. И, приезжая в Москву за лошадью, надеется этот «хомут» прикупить побыстрее да подешевле. Значит, надо его таковой возможностью поманить, заинтересовать, после чего под предлогом составления купчей или каким иным заманить в место укромное и по-тихому кончить. Лучше всего сделать это дома, без посторонних глаз, а тело «хомута» вывезти ночью и сбросить там, где его не сразу отыщут. Надобно только такого присмотреть, поманить его выгодной покупкой, да опосля не упустить и не спугнуть ненароком.
А покупатель возможный уже на его гнедую пялится. Сейчас, надо полагать, подойдет. Ага. Подходит…
— Торгуешь кобылку-то?
Комаров как бы нехотя повернул голову:
— Ну?
— Сколь просишь? — спросил метивший в «красные» купчики крестьянин.
— За одну лошадь или вместе с пролеткой?
— А давай вместе с пролеткой, — рубанул рукой воздух крестьянин. Дескать, где наша не пропадала.
Комаров чуть усмехнулся. По всему видать — деньги у малого имеются. И характер бойкий. Это хорошо…
— Ты, чай, уже приценился, что почем, — произнес он.
— Есть такое дело, — согласился крестьянин.
— Цены, как вишь, немалые. А я тебе отдам лошадушку свою вместе с пролеткой по цене одного коняги. Идет?
— Супротив этого ничего не имею, — посмотрел в глаза Комарова крестьянин. — Но имею вопрос: а с чего это ты, дядя, пролетку мне, получается, как задарма отдаешь?
— Задарма? — Комаров готов был к подобному вопросу, потому ответил твердо и на первый взгляд резонно: — Так ты сам посуди: на кой мне сдалась пролетка без коняги? Пялиться мне на нее, что ли? Да и место во дворе только будет занимать…
Крестьянин кивнул. Ответ его устроил. Походил кругами вокруг гнедой, потрепал милостиво по холке. Лошадь была что надо. А вот его хозяин внушал сомнения…
— А документики на кобылу у тебя имеются, дядя? — поинтересовался он.
По части сделок купли-продажи крестьянин был подкован: не зря же в дядиной лавке, до того как собственное дело заводить, цельный год приказчиком отслужил, опыта торгового набираясь. Да и, прежде чем в Москву отправиться, поспрошал опытных да знающих мужиков, что там в столице да как. Ибо деньги прикопил немалые, на хорошего коня или кобылу вполне достаточные. А знающие ему поведали, ежели лошадь или какой прочий товар продается ниже его обычной цены, стало быть, он ворованный и никаких документов на этот товар у продавца нетути. А коли ворованный, можно и за половину цены тот товар выторговать. Надобно только осторожным быть и, чтоб все чин по чину вышло, у хозяина-продавца купчую стребовать. Чтобы, значит, ежели что случись, документик имелся бы, что товар приобретен законно, и к нему, как к покупателю, никаких претензиев не имеется.
Вопрос этот Василия Комарова врасплох не застал. Напротив, он демонстративно полез в карман, потом в другой, третий. Крестьянин наблюдал за его действиями с ухмылкой: нет документика. Значит, и лошадь, и пролетка мужиком сворованы. А стал быть, цену на гнедую можно сбить, считай, наполовину…
