– Нина Георгиевна, – бодро сказал Сергей. – Выпейте это, пожалуйста. Мы можем прекратить разговор, если хотите.
Нина Георгиевна открыла мокрое лицо, глотнула капли и виновато сказала:
– Сама не знаю, почему расплакалась. Я держусь при людях. А девочку свою я давно отплакала. Нет, не нужно ничего прекращать. Это ваша работа.
– Ваша дочь умерла ребенком?
– Нет. Она заболела в шестнадцать лет. Ну, лейкемию обнаружили тогда. Она не лежала пластом. Ее хорошо лечили. У нее были большие периоды ремиссии, мы всякий раз думали, что она выздоровела. Она даже работать устраивалась на время, чтобы помочь мне вылезти из долгов. Я не хотела, чтобы она работала. Но она тоже и в няньки нанималась, и в горничные, и в больницу санитаркой. Умерла она в двадцать три. Здесь, в этой комнате, у меня на руках. Когда она поняла, что умирает, попросила забрать ее из больницы домой. И я хотела быть рядом с ней. В реанимацию не пускают матерей. Страшное это место, где близких людей разлучают до смерти.
– Как звали дочь? – спросил Слава.
– Вероника. Я назвала ее Вероникой, как в фильме «Летят журавли».
– Нина Георгиевна, – к ним подошел Масленников, держа в руках объемную колбу. – Что это у вас?
– Это раствор для чистки моего подсвечника.
– Где вы его взяли?
– Мне Марина заказала по Интернету. Я попросила ее посмотреть на сайтах ювелиров.
– То есть вы знаете, что это за раствор?
– Примерно. Они продают его без этикетки. Это цианид калия или натрия, я знаю, что он применяется для чистки золота, серебра, латуни…
– Нина Георгиевна, вы понимаете, что ваша соседка отравлена приблизительно таким же раствором?
– Таким? – Нина Георгиевна смотрела на них растерянно, испуганно. – Нет, я этого не знала.
– Но вам не пришло в голову, что это может быть ваш раствор, когда вы узнали об отравлении?
– Нет, я не подумала. Просто потому, что я Вале ничего не подливала.
– Вы один раз это покупали?
– Нет, два. Раз Марина заказала, потом я сама позвонила по телефону.
– Можете сказать телефон?
– Нет, я потеряла бумажку.
– В вашу комнату кто-нибудь из других жильцов может войти? – спросил Слава.
– Нет… Нет! – решительно ответила Нина Георгиевна. – Я почти все время дома. А когда ухожу, всегда закрываю дверь.
– А когда вы бываете на кухне или в ванной?
– Тоже стараюсь закрывать.
– Вы брали в руки посуду Сидоровой? В частности, ее стаканчик и графин с настойкой из орехов?
– Не помню… Вспомнила. Брала. Просто захотелось попробовать, она так хвасталась, что она от всего помогает.
– Нина Георгиевна, – вмешался Сергей. – Кто, кроме Марины, знает, что у вас есть этот раствор?
– Никто.
– Нам придется взять его у вас, – сказал Александр Васильевич.
– Да, конечно, – кивнула смертельно бледная Нина Георгиевна. – Только знаете, если у вас есть подозрения насчет меня… Я вот что скажу. Проверьте сначала нашего участкового Нискина. Что случилось с соседкой Лидой и какие у него дела заведены.
– Вы что-то конкретное имеете в виду?
– Да. Только сейчас не буду говорить. Если не найдете, это, как он мне говорил, будет ложный донос. Вы сначала поищите, что у него есть на меня. Потом многое поймете.
– Звучит загадочно.
– Да, загадочно. Говорю только для того, чтобы точно узнать, что они сделали с Лидой…
– Не ожидал, что вы будете нас интриговать, – сказал Слава. – А если мы ничего не найдем, вы скроете от нас информацию?
– Я не буду больше ничего говорить. Я хочу тихо дожить свою жизнь, а не влипнуть опять в историю. Проверяйте все сами.
Александр Васильевич поднял с пола смятый листок бумаги.
– Нина Георгиевна, вы написали завещание на соседку Лидию Смирнову. Почему вы его смяли и бросили на пол?
– Смешной вопрос. Потому что Лиду убили! Непонятно, что ли? Она была похожа на Веронику. Она мне как дочь. Валька знала, что с ней, деньги у нее в комнате прятала. Может, у Зинки узнать, раз Вальки больше нет. Не без их участия все это случилось.
Мужчины стояли и сурово смотрели на худенькую, седую, несчастную женщину. Казалось, она вся напряжена, как струна. Ее губы были растянуты в почти безумной улыбке, а глаза смотрели безнадежно и затравленно.
– Нина Георгиевна, – очень серьезно сказал Сергей. – Мы вас ни в чем не подозреваем. Убийца избавился бы от яда в первую очередь. Вам надо успокоиться и ни в коем случае не делать никаких глупостей. Мы действительно разберемся сами. Вы в порядке?
Нина Георгиевна молча кивнула.
Жалко, что Сергей и Слава не видели себя со стороны. Они сидели рядом на жестком диване и смотрели на Зинаиду Печкину с абсолютно одинаковым выражением. Александр Васильевич, стоя у стены, наблюдал за ними. Так легко прочитывалось это выражение. «Ну, до чего же ты нам подходишь. Просто сладкая подозреваемая абсолютно во всех преступлениях, связанных с квартирой. Взять тебя и больше не париться. Точно не промахнешься. Если немного и промахнешься, история это спишет. Но тут явно найдется то, о чем мы даже не знаем». Он и сам смотрел на Зинаиду с ощущением дежавю. Такие лживые, скрытные, агрессивные тетки проходят по самым разным делам, в том числе и связанным с убийствами. Причем очевидная тупость не мешает им совершать виртуозные ходы при совершении преступлений. Они и на зоне как родные. И там подличают, стучат на других, умеют выживать.
Внешность Зинаиды впечатляла. Если ее изучать по «системе Ломброзо». Возраст можно дать любой. Ясно, что она не менялась с юности. Как и ее эстетические пристрастия. Ее волосы, выкрашенные в яркий морковный цвет, завернуты в баранку на макушке. Брови накрашены черным карандашом. Все черты лица деформированы: нос, рот, маленькие, глубоко спрятанные глазки, несколько сантиметров лба. Фигура соответствовала морде лица. «За что ж тебя так природа?» – подумал Александр Васильевич. И добавил: «Отметила». Ее сын Леонид – крупный, не полный, а какой-то раздутый, продолжал есть щи! Он ни на кого не смотрел. Обращаться к нему вряд ли имеет смысл.
– Зинаида Ивановна, – вернулся к действительности Слава. – Вы или ваш сын пользовались посудой из шкафчика Валентины Сидоровой?
– А че это нам? У нас своя есть!
– Как вы помните, мы у всех жильцов брали отпечатки пальцев. Так вот: на бутылке Сидоровой, в которой был ее настой, обнаружены отпечатки вашего сына. На стаканчике – ваши.
– Ну и чего?
– Настой был отравлен, и вы об этом уже слышали, полагаю, не раз.
– Я, что ль, ее травила?
– Так не получится, Зинаида Печкина. На вопросы нужно отвечать, а не задавать свой вопрос. Объясните ситуацию, при которой ваши отпечатки могли оказаться на посуде убитой.
– Я – Валина подруга! – вдруг с надрывом произнесла Печкина. – Я все у нее могла взять, и она – у меня все. Я ей в любой момент все б отдала, если б она захотела.
Печкина вдруг взрыднула и достала из кармана пестрого платья большой носовой платок.
– А начали вы с того, что никогда ее посудой не пользовались.
– А зачем мне пользоваться?
– Так. Я просил…
– Мы не пользовались. Но подержать могли.
– В какой ситуации?
– Если Валя попросит.
– Она об этом просила в день своей смерти?
– Не помню.
– Я могу задать вопросы вашему сыну? Не помешаю ему обедать?
– Нечего ему задавать. Больной он.
– Но говорить он умеет?
– Ну, не дурак же.
– Логика ваша ясна. Леонид, прошу вас уделить мне немного внимания. Вы брали из шкафа Сидоровой бутыль с настоем в тот день, когда она умерла?
– Не знаю, кто такая Сидорова, – буркнул Леонид, не поднимая головы от тарелки.
– Валентина Николаевна, ваша соседка. Она умерла.
– Вальку знаю.
– Зачем бутыль ее брали?
– Не знаю.
Сергей глубоко вдохнул и выдохнул с легким стоном.
– Слава, тебе не кажется, что этот вопрос доведен до абсурда? Смысла развивать тему нет. Давай попробуем поработать с другим. Зинаида Ивановна, только у вас есть ключ от комнаты вашей подруги Валентины. С какой целью вы пытались туда проникнуть?
– Я??? Это ж Толька! Нискин же его заарестовал!
– Наглость, конечно, второе счастье, иногда даже первое. Но этот фокус у вас уже не прошел. Поскольку я разбирался в ситуации, был в отделении. Никаких доказательств по поводу Васильева у Нискина не имелось, кроме вашего звонка. А он поступил тогда, когда Васильев застукал вас на месте преступления. Вы открывали опечатанную дверь. Спокойно! – не дал он возразить Зинаиде. – Ключ есть у вас, а не у Васильева! Может, прекратите этот цирк? Что вам нужно было в ее комнате?
Печкина посидела молча, насупившись, то ли изображая обиду, то ли пытаясь что-то придумать. Скорее всего, и то и другое.
– Семен меня попросил, – наконец сказала она.
– Это неправда, – вмешался Слава. – Семен ничего не знал о вашей попытке проникнуть в комнату. Точнее, узнал от меня.
– А! – вдруг воскликнула Зинаида. – От тебя! А я думаю, чего это он примчался деньги вывозить. Не его это деньги, понятно? Мы с Валей их заработали. Я хотела свою половину забрать.
