Но разгневанный Грегорович, надо признать, выглядел устрашающе. «Рост подходящий, – удовлетворенно отметил Кеша. – Фактура императорская. Что еще этим болванам нужно!»
Богдан Атанасович в своей сердитой ипостаси обычно напоминал мальчишку, который ломает игрушки, падает на пол, вопит во все горло и временами дерется. Однако сейчас этот ребенок не показывался. Грегорович был зол и сосредоточен. Видеть его в таком состоянии не привык даже Иннокентий. Что уж говорить об охранниках!
– Где их задержали? – рыкнул Богдан.
– Пацана возле оранжереи. А бабу… То есть, извините, гостью вашу – в саду.
– Как она туда попала?
– Из окна вылезла. По трубе. И еще там дерево…
Грегорович постоял, раздувая ноздри. Охранник вжал голову в плечи, словно опасаясь, что ему сейчас ее откусят.
– Что она в саду делала? – тихо спросил Кеша.
– Ничего, – растерялся охранник. – Она только слезла, тут я на нее и напрыгнул.
– Молодец, – похвалил Кеша. – Тигр. Барс!
Охранник зарделся как девица.
– Какой еще барс… Скажете тоже.
– Снежный. А теперь расскажи про парня.
– Его Борька в оранжерее поймал. Случайно. Он коридоры патрулировал, как вы распорядились…
Иннокентий поймал вопросительный взгляд Грегоровича.
– Распорядился, – невозмутимо кивнул он. – А вы думаете, что раз попросили своих друзей сидеть безвылазно в комнатах, можно расслабиться?
– Поверил я им…
– Ну а я не такой доверчивый, как вы. Так что Боря все правильно сделал.
– Он шаги услышал, – бубнил охранник. – Пошел следом и увидел, как этот ваш в оранжерею заходит. Там его и взял.
– А этот чем в оранжерее занимался? – мрачно спросил Богдан.
– Да вроде как просто шатался туда-сюда.
– Ничего не искал?
Охранник с сомнением покачал головой.
– Не уверен я. Борька точно знает.
– Спросим Борьку, – заверил Кеша. – А теперь отпирай свою конуру.
Охранник с видимым облегчением отлепился от стены и даже осмелился повернуться к Грегоровичу спиной.
Когда он повернул ключ в двери, Богдан решительно отодвинул его в сторону и первым шагнул внутрь. Пленник поднялся ему навстречу с вызывающей улыбкой.
– Ну и на кой черт тебя понесло в оранжерею, Андрюша? – очень тихо спросил Грегорович, пристально глядя на Решетникова.
2
Солнце село, и точно по взмаху дирижерской палочки включились цикады. Мощный хор грянул из кустов. Грегорович слегка поморщился, точно уловив в их руладах фальшивую ноту, и прикрыл створку окна.
– Объясняй, голуба моя, – сказал он, не повышая голоса. – Куда рванула на ночь глядя?
– Свежим воздухом подышать! – хохотнула Кармелита.
Она развалилась на диване и обмахивалась невесть как появившимся в руках веером, время от времени кося блестящим глазом на Кутикова. Тот почтительно застыл возле двери. Кармелита переоделась, сменив болотное платье на черную рубаху и алую юбку в многочисленных оборках, делающую ее пышные бедра еще шире.
– А ну кончай этот цирк! – разозлился Богдан. – Что за монпансье с конферансами ты тут устроила?!
– Монпансье, малыш, это леденцы такие, – ласково сказала женщина.
Грегорович придвинул стул и уселся верхом.
– Ты уйти хочешь? – совсем другим тоном спросил он. – Я тебя не держу. По-человечески ведь попросили: помоги, расскажи что знаешь. А ты со мной, как с каким-то… – Грегорович поискал слово, не нашел и махнул рукой.
Кармелита села, одернула зашелестевшую юбку.
– Кутиков! Сверни-ка мне косячок, будь зайка.
Она кивнула на столик, где уже лежала приготовленная пачка сигарет и трава в пакетике.
Иннокентий вопросительно посмотрел на босса.
– Я тебе шею сейчас сверну, а не косячок, – пообещал Грегорович. – Нашла время для дури.
– Расслабиться мне надо, – жалобно протянула Кармелита. – Все меня ругают! Никто меня, бедную, не любит, никто не пожалеет, не приголубит… Ох, горюшко мое горькое.
– Опять юродствуешь?
– И не начинала, – ухмыльнулась женщина.
Она протянула руку к столику, достала из пачки сигарету. Камердинер уже стоял возле нее, склонившись и услужливо поднося зажигалку. Кармелита затянулась и прикрыла глаза. Сосредоточилась. Мысленно слепила из дыма длинную кошачью лапу и этой лапой тронула Кутикова за плечо. Ну-ка, милый…
– Богдан Атанасович, я отлучусь на минутку, – озабоченно сказал Кеша, прислушиваясь к звукам из-за двери. – Кажется, на охране опять что-то…
Богдан кивнул, и камердинер исчез.
Отлично. Полдела сделано.
Женщина открыла глаза и посмотрела на Грегоровича в упор.
Тот ждал.
– Сорвать мне кое-что нужно было в твоем саду, – сказала она наконец, выпуская дым. – Объяснять не стану. Все равно не поймешь.
– Ты уж попробуй!
– Пустое дело, – отрезала Кармелита. – И потом, тебя не касается.
– В моем доме человека убили, а меня не касается?! – взвился Богдан.
Женщина молча докурила сигарету и сразу потянулась за второй.
– Кто убил-то? – спросила она, как ни в чем не бывало.
– Я откуда знаю?
– Знаешь, знаешь! – засмеялась Кармелита.
От этого смеха Грегоровича передернуло.
– Много ты всего знаешь, а мне не говоришь, – напевно проговорила женщина. – А ведь я твой друг, Богданчик, и плохого тебе не желаю. Поделился бы со мной наболевшим. Облегчил бы душу. Душа, она ведь как птица – с грузом не полетит.
Богдан провел рукой по мигом вспотевшему лбу. Странное дело: в комнате прохладно, а его в пот бросило.
– Люди работают, – нехотя выговорил он. – Ищут. Опрашивают всех.
Язык почему-то с трудом ворочался во рту. Кармелита сидела напротив, и на миг Грегоровичу показалось, что ее фигура расплывается в клубах дыма. Юбка эта красная пламенеет, рубаха черная – словно столб дыма из нее поднимается. Не женщина, а костер. И кудри, кудри по плечам льются текучей смолой, расплавившейся от жара.
Снова жар! Тьфу ты, черт!
– Поговорю я с твоими мальчиками, – успокоительно пропела Кармелита. – Все им выложу, как на духу. Доволен?
Она встала, вскинула руки, унизанные браслетами, и развела в стороны, точно собираясь поклониться.
– Прямо сейчас! – попросил Богдан.
– Сигаретку только докурю.
– Врешь ведь.
– Ну, две, – согласилась Кармелита. – А теперь иди, Богданчик, отдохни. Тебе поспать нужно.
Грегорович с видимым усилием покачал головой. То ли шея затекла, то ли голова стала чугунная…
– Нужно, нужно, – настаивала Кармелита. – У тебя праздник был, хоть и подпорченный. День длинный, долгий… Столько хлопот тягостных… И все на тебе одном…
Грегорович потер глаза. Веки отяжелели, голова наполнилась далеким пчелиным гулом. Кармелита прошлась перед ним, тряхнула подолом, и алые оборки заиграли, точно маковые лепестки.
Поле… Поле с маками… Душно, знойно…
– Права ты, пожалуй, – заплетающимся языком согласился Богдан. – Пойду я прилягу.
Тихий мелодичный звон браслетов как журчание родника вдалеке: по камушкам, по камушкам, тонкими струями, прохладными дорожками. Растекаются ручейки, двоятся, множатся, пути их перекрещиваются, снова разбегаются… И вот уже водяная серебристая сеть повисла перед глазами. Богдан застрял в этой сети, но это было даже приятно, как покачиваться в гамаке.
На миг в отдаленном уголке сознания мелькнула мысль о пауке и мухе. Но ее прогнал нежный повторяющийся звук: дин-дон, дин-дон! Напевают браслеты, перезваниваются, как колокольчики.
– Решетников-то что тебе сказал? – шепнула Кармелита как будто прямо ему в ухо. – Богданчик, мне доверять можно. Я друг твой. Что Андрюша рассказал тебе?
Богдан собрал последние силы, чтобы ответить.
– Вероника Аркадьевна, а Вероника Аркадьевна! – внезапно ворвался в умиротворяющий шум воды голос Кутикова.
Кармелита резко обернулась. Камердинер, сволочь, стоял прямо за спиной. И когда успел вернуться?!
– Вы, пожалуйста, больше по трубам не лазайте, – проникновенно попросил Кеша. – Если что в саду потребуется, позовите меня, я вам дверь открою. Мне не трудно.
Слова Иннокентия подействовали на Богдана как стакан ледяной воды, вылитой за шиворот. Он внезапно проснулся.
Щелкнули браслеты, словно впустую клацнула пасть волчья в дюйме от заячьего загривка.
– Без тебя разберусь, что мне делать, Кешенька, – скрипнула Кармелита.
– А вдруг не разберетесь? – засомневался Кутиков. – Беспокоюсь за вас, Вероника Аркадьевна.
Грегоровичу показалось, что с каждым новым звуком настоящего имени Кармелиты она отступает все дальше от его камердинера. Богдан тряхнул головой, окончательно прогоняя сон. И с чего это он вздумал спать?! Кажется, ему даже сон успел присниться. Гамак какой-то… Рыба… Или не рыба?
Он поднялся.
– Пойду Решетникова проведаю. – Грегорович широко зевнул. – Кармелочка, тебя Борька мой проводит к сыщикам. Покушать хочешь?
Женщина молча улыбнулась и покачала головой.
