— В цепочке рассуждений о бесконечности и бессмертии как разновидности бесконечности я не увидел противоречий. Меня насторожила теория перпендикулярных миров, может быть, я ее плохо представляю, — предположил Олег Борисович.
— Математическую часть сейчас сложно будет объяснить. Скажу коротко: все опирается на обратные числа. Бесконечному числу людей, а это множество натуральных чисел, можно противопоставить несуществующее для людей, то есть для множества натуральных чисел, множество от нуля до единицы. Здесь я вынужден пропустить большую часть рассуждений и перейти к выводам, предварительно приняв, что существует некое глобальное информационное поле, куда попадают души умерших людей. Главный вывод в том, что после смерти человека его душа, а это вполне материальное информационное образование, создает свою цивилизацию, если индивидуальное образование удовлетворяет определенным требованиям глобального поля.
— Отсюда и название «перпендикулярные миры»? И, если я правильно понял, каждый из нас, удовлетворяющий определенным требованиям информационного поля, может стать богом, создав свою цивилизацию?
— Да, и, как следствие, четвертое поколение создает мир, параллельный нашему миру.
— Лихо закручено, но выглядит все правдоподобно. Но меня больше интересуют, так сказать, приложения Вашей теории, которые использованы для описания нового порядка, — признался Олег Борисович.
— В истории человечества надо выделить несколько этапов, которые виртуально уменьшили мир, сделали его компактным для восприятия, консолидировали нашу цивилизацию. Первый этап — развитие транспорта.
— Спорный тезис, можно сказать, что развитие транспорта способствовало увеличению масштаба боевых действий, расширению территорий, на которых шли войны, — нашел контраргумент Олег Борисович.
— Это побочный эффект, — возразил Сергей Георгиевич. — В истории человечества много глупостей, в том числе и войны с использованием научных достижений. Но они, эти глупости, никогда не останавливали развитие.
Олег Борисович ничего не сказал, только слегка кивнул в знак согласия.
— Второй этап — выход в космос, расширение внешней сферы. Люди реально увидели, какая она маленькая, наша планета Земля, и сколько угроз таит внешний космос для ее существования. Третий этап — создание Интернета. Произошло информационное сжатие размеров планеты. Четвертый этап — возникновение неоатеизма, сплачивающего людей.
— И что это дает?
— Сегодня, по большому счету, наша цивилизация находится в броуновском движении. Нет идеи, цели. Теория всеобщего потребления обвалилась.
— А Вы предлагаете в рамках неоатеизма новую цель — «Новая планета»? — задав этот вопрос, Олег Борисович показал, что он внимательно читал книгу.
Сергей Георгиевич был доволен вопросом, самолюбие автора было удовлетворено, легкая улыбка промелькнула по лицу.
— Броуновское движение нашего общества приближается к хаосу, выход из которого возможен лишь объединив людей новой идеей и указав путь. Причем понятие «новая планета» используется в двух аспектах — наведение порядка у нас на Земле и выбор пути развития, направленного на колонизацию космоса, создание новой среды обитания человека.
— Все принимается, только меня пугают стройные ряды и колонны, которыми будут выводить людей из хаоса, — высказал свое опасение Олег Борисович. — Мы еще помним колонны трудящихся в СССР и фашистской Германии, знаем, чем это закончилось.
— Все зависит от человека и власти, умения объяснять, отношения к человеку. В качестве отрицательного примера можно вспомнить и «красных кхмеров» с Пол Потом во главе. Идею можно вдолбить одному человеку на всю жизнь, гражданам одной страны идею можно насадить на десятилетия, а человечеству — невозможно, оно само должно его принять.
Неожиданно зазвонил телефон. Олег Борисович остановился и стал разговаривать. Сергей Георгиевич продолжил путь, предоставляя Олегу Борисовичу возможность говорить без оглядки на присутствие постороннего человека. Пройдя метров десять, Сергей Георгиевич остановился, посадки сосен закончились, и слева открылся дивный вид, который и в прошлом году его очаровал. Убранная от снега лестница круто спускалась к озеру. Одинокий любитель подледного лова замер без движения в ожидании клева. Яркая оранжевая палатка напоминала солнце на фоне сплошного бело-серого неба. Невдалеке от озера была проложена лыжня, по накатанности можно было предположить, что ею часто пользуются. Лыжную трассу пересекал глубокий след одинокого путника. Куда и зачем он шел? Ответа не было, возможные версии Сергей Георгиевич не успел обдумать. Его нагнал Олег Борисович, который с удовольствием сообщил:
— Стол накрыт, Маша приглашает пообедать.
Мужчины не стали раздумывать, быстро развернулись и направились обратно по знакомой дорожке. Возвращались чуть быстрее, молчали, иногда бросали взгляд на деревья и птиц, которые в поисках пропитания перелетали с одного дерева на другое, с одного кустарника на другой. За поворотом показался знакомый коттедж.
— Странное ощущение, что домой возвращаешься быстрее.
— Правильно, — согласился Сергей Георгиевич, — дома тебя ждут, а это притягивает и ускоряет движение.
* * *
Сергей Георгиевич любил это ощущение дома, когда с мороза входишь в теплое помещение и чувствуешь запах обеда.
— Прекрасно, просто замечательно. Чувствуется, что в доме есть хозяйка.
Олег Борисович ничего не сказал, но по лицу было видно, что ему было приятно это слышать. Услышала эти слова Сергея Георгиевича и сама Маша, которая вышла их пригласить к столу. На Маше был небольшой передник, свидетельствующий о ее особой миссии в данный момент.
— Все готово, проходите, пожалуйста.
Она волновалась, и голос немного ее выдавал.
Когда мужчины подошли к столу, она предложила выбрать выпивку. Сергей Георгиевич сразу же отказался от этого, возложив всю ответственность на Олега Борисовича:
— Я пью все, выбирайте на свое усмотрение.
Обедали в тишине, Маша сидела напряженно, опустив свой взор в тарелку. Сергей Георгиевич нарушил тишину:
— С вашего позволения, у меня тост.
Олег Борисович облегчено вздохнул, было заметно его смущение — очевидно, что он еще не привык к роли главы семейства. Маша оживилась, в глазах появился задорный огонек. Она внимательно слушала.
— год назад я был в этом доме. Сегодня он другой, добавились молодость и ответственность. Я хочу выпить за вас, Олег Борисович и Маша, за отсутствующую Ольгу Петровну. Скоро Новый год, мой любимый праздник. Люблю с детства. Новый год — это чистый лист бумаги, на который мы записываем свои пожелания на год. Все хотят быть счастливыми, но не всегда понимают, что счастье требует внимания, самоотдачи и в чем-то самоотречения. За вас, за счастье в этом доме!
Сергей Георгиевич встал, встал и Олег Борисович, а Маша, глядя на них, восторженно вскочила. Она не могла скрыть своей радости, ее глаза светились. Посмотрев на нее, Сергей Георгиевич вспомнил подобное свое состояние, когда отец, отодвинув стул, предложил ему сесть за стол с взрослыми, которые были у них в гостях.
Атмосфера праздника, расслабленности и доверительности царила за столом. Мужчины шутили, что-то рассказывали, порой спорили. Маша старалась не вступать в разговор, но иногда высказывала свое мнение. Она тщательно наблюдала, словно губка, впитывала в себя все, что видела и слышала, боялась что-то упустить, не зафиксировать — словно дерево, испытавшее засуху и неожиданно получившее доступ к влаге.
* * *
Маша тщательно готовилась ко дню рождения одноклассницы Светы, своей подруги. Чтобы выглядеть достойно, мама, Ольга Петровна, купила Маше новые туфли, существенно урезав семейный бюджет. Простояв у зеркала с полчаса, убедившись, что вид у нее весьма приличный, Маша в хорошем настроении направилась в гости.
Вернулась же Маша в скверном настроении. Ольга Петровна, впустив дочку, сразу же у порога спросила:
— Что-нибудь случилось? Тебя обидели?
Маша ничего не ответила, только рукой махнула.
Лишь поздно вечером, когда острота обиды прошла, она рассказала про день рождения. Были родственники, а из класса Маша была одна. Отец Светы был в ударе, развлекал, шутил и успел со всеми поговорить. Кругом царила атмосфера безудержной радости и веселья. Было все то, чего не было у Маши. И к концу праздника у Маши испортилось настроение, появилась грусть и сожаление, что у нее все не так.
— Может быть, и у нас будет праздник, — Ольга Петровна попыталась успокоить дочь и осторожно внушить надежду.
Но Маша ничего не ответила. Спустя час, когда собиралась лечь, Маша вдруг заметила:
