– Вы вот, Саша, встречаетесь с этими людьми, что вы можете о них сказать? Какие у них цели в жизни? Что они хотят? Власти? Ведь когда у человека много денег, он все равно не успокаивается. И самое ужасное, по-моему, что их ему никогда не хватает…
– Власть… Не знаю, не думаю… Власть определенного толка у них есть, им же подчиняются эшелоны головорезов, что касается мирового господства – это вопрос посложнее… В этом плане преступным авторитетам далеко до политиков.
– А разве редкость, когда бандит идет в депутаты, а оттуда еще выше и еще… Разве у порядочного и честного человека хватит денег, чтобы расчистить себе дорогу в депутаты, убрав соперников, и организовать практически гарантированный результат выборов в свою пользу?
– Всякое бывает, но в чем-то ты, конечно, права… И сами депутаты необязательно из бандитов, они просто могут воспользоваться их деньгами, пообещав лоббировать их интересы в Думе… В сущности, схема очень простая до безобразия. И деньги, пожалуй, самый мощный рычаг.
Марго, плохо разбирающаяся в политике, но инстинктивно чувствующая, что живет в больном обществе, слушала Савченко, ловя каждое слово. Ей нравилось, что ее никто не поучает, не ставит на место, грубо одергивая и затыкая рот, как это было при Вадиме. С ней эти люди, в частности этот симпатичный Савченко, разговаривали как с равной, и она, расслабившись, чуть было не рассказала ему о мертвых головах в Люблине, о своем предположении, что в этой квартире живет убийца Астровых.
Ее спас Лютов, который, вспомнив одновременно с Марго аквариум и термосы, спросил, кому были отданы головы Астровых.
– Головы? Да, я узнавал… Их отдали этой самой Инге Новак, как если бы это были тела, для захоронения… Мне рассказали даже некоторые подробности. Головы сложили в большой пакет, прикрыли сверху газетой и вот в таком виде вручили ей… Но почему вас это интересует?
– Почему? – Лютов посмотрел на Марго. – Мы с Марго как раз подумали, что Инга наверняка похоронила останки своих родных, а вот где их могила – нам неизвестно. Вот мы и предположили, что она сошла на станции для того, чтобы навестить могилу…
– Ты хочешь сказать, что она могла похоронить их не в Москве? Но зачем ей такие сложности? Это слишком хлопотно, на мой взгляд…
– Но ведь для чего-то она сошла на станции, – поддержала мертворожденную версию Лютова Марго. Она уже устала сочинять на ходу и мечтала о том, чтобы этот разговор поскорее закончился. Они с Лютовым уже узнали, кому следственные органы отдали мертвые головы, а теперь еще и обзавелись списком подружек Валентины. Пора остановиться, чтобы не навредить себе.
– А знаете, о чем я сейчас подумал? – вдруг сказал Саша. – Синенькие! Она могла похоронить их у себя на родине, в Синеньких…
– Какое странное название… Мысль, конечно, интересная, – задумчиво проговорил Лютов, и Марго поняла по выражению его лица, что и он тоже уже устал от этого напряженного, балансирующего на грани срыва разговора. Человек мягкий, по природе добрый и доверчивый, каким он представлялся Марго, он тоже, наверное, испытывал потребность выговориться перед Савченко, но не имел права подставлять Марго. Поэтому, когда разговор плавно перешел в географическое русло, счел возможным закрыть тему Инги Новак, предложив выпить «еще по одной».
Ближе к полуночи стало ясно, что Лютов перебрал лишнего и не может вести машину. Марго же, в отличие от него, выпила мало, но ее пьянило присутствие сидящего рядом Савченко. Когда он наклонялся к ней, чтобы предложить пиццу или салат, и его дыхание касалось ее щеки или уха, она мечтала о том, чтобы это мгновение длилось как можно дольше. Она хотела, чтобы он обнял ее, прижал к себе. Все ее чувства были обострены и сейчас казались ей чуть ли не любовью. Так было и с Юрой, и с Вадимом, и эта приятная ватность тела и глухие удары сердца где-то внизу живота – лишь дань природе. Но все равно, пусть даже пару часов он будет с ней рядом, она будет слышать его голос, чувствовать бедром его жесткое бедро и мечтать о том, как он сожмет ее в своих объятиях. Это была игра души и тела, и Марго на какое-то время забыла об Инге Новак. Кроме того, существовал еще и Лютов, который не спускал с нее глаз и явно ревновал. Она жалела его, любила, но не так, как смогла бы полюбить незнакомого ей Савченко. Сашу она воспринимала как мужчину, Лютова же – как близкого и родного человека, переспать с которым означало бы совершить акт кровосмесительства. Хотя Лютов ей тоже нравился, причем настолько, что она могла бы жить с ним, как жила со своими бывшими мужчинами. Образ матери возникал между ними всякий раз, когда вспыхивало внезапное и явно обоюдное желание. И это тоже было удивительной и сильной по ощущениям игрой, в которую они играли, не сговариваясь.
Лютов согласился было уже остаться заночевать у Савченко, как Марго напомнила ему, что дома их ждет Маша. И тогда решено было поехать на такси.
– Я провожу вас, – вызвался Саша, и Марго покраснела. Она знала, зачем он это делает. Чувствовала.
Так и вышло. Лютова посадили в машину рядом с водителем, а Марго с Савченко сели на заднее сиденье, и Саша всю дорогу тихо целовал ее в краешек губ. Это были чудесные поцелуи – нежные и какие-то целомудренные. Он знал меру, этот Савченко, и Марго, чувствовавшая это, просто пылала рядом с ним…
* * *
На следующий день, в полдень, Марго поехала в парикмахерский салон «Астра».
– Не надо быть умным, чтобы догадаться, что этот салон – детище Валентины Астровой, – говорила она утром после завтрака.
Лютов собирался на службу, Маша на кухне мыла посуду. Она вела себя так, словно жила в этой квартире всю жизнь – занималась хозяйством, ни у кого ничего не спрашивала, а в свободное время или спала в своей комнате, или рисовала все, что попадалось ей под руку: вазы, тарелки, чашки, яблоки, апельсины. И все молча, не проронив ни звука и стараясь не смотреть в глаза ни Марго, ни Лютову. Марго же успела передать Лютову свой вчерашний «разговор» с Машей, касающийся ее будущего, и он пообещал найти хорошего психоаналитика, чтобы показать Машу.
– Ты хочешь поговорить с парикмахершей Зухрой?
Сулейманова Зухра числилась первой в списке близкого окружения четы Астровых. Напротив ее имени стояли номера телефонов, название салона, где она работала, и адреса – домашний и рабочий.
– А почему бы и нет?
– Тебя подвезти?
– А как это ты меня подвезешь, если свою машину ты оставил у дома Савченко. Ругал меня за то, что я не умею пить, а сам напился… Нет уж, Володечка, я тебя ждать не буду, а поеду сама, на метро или возьму такси. Ты мне только скажи, как лучше добраться до этого Камергерского переулка.
– Ты что, вот так просто заявишься туда и начнешь задавать вопросы этой Зухре?
– Нет. Во-первых, я позвоню туда и узнаю, там ли она сейчас, ее ли смена, а уж потом соображу, как напроситься на стрижку… Нет-нет, я не собираюсь стричься. Просто подровняю концы волос. И вообще, Лютов, я не маленькая и не обязана тебе отчитываться в каждом своем шаге.
Она поцеловала его, дурачась, в щеку и, повернувшись на каблуках, направилась к выходу. Впереди был долгий солнечный день, заполненный до предела делами, надеждами и встречами. Марго это чувствовала, и от этого сердце ее готово было треснуть от многообещающих предчувствий. Она и сама не знала, отчего ей сегодня так хорошо. То ли день такой, то ли потому, что Савченко обещал за ней заехать в семь вечера и покатать по вечерней Москве. Счастье захлестнуло ее еще там, в такси, и не отпускало из своих теплых, нежных рук…
Не дойдя до метро, Марго чуть не упала – сломался каблук. «К счастью», – дала она себе оптимистическую установку и, весело напевая, повернула назад. Это даже хорошо, что он сломался. Надену удобные ботиночки Инги, белые брюки, белую английскую блузку…
Она поднялась, открыла дверь своим ключом и остановилась, прислушиваясь к непонятным звукам. Память, эта весьма избирательная дама, тут же услужливо подсунула влажную, как свежий фотографический снимок, медленно проступающую цветную картинку: рваные пестрые одеяла, пустые бутылки, голое колено, голубые ягодицы… хрипы…
Она остановилась в коридоре, боясь пошевелиться. Затем подошла к неплотно прикрытой двери, ведущей в гостиную, и увидела на красном ковре Лютова и Машу. Среди шелковых подушек и неизвестно как оказавшейся на полу красной же, в синих цветах скатерти… Молочно-белая спина юной художницы подрагивала под ласковыми руками Лютова, тонкие ноги ее напоминали розовый циркуль. Закрыв глаза, она, эта маленькая молчунья, шептала что-то, заходясь от наслаждения…
Крепкие ягодицы Лютова и его розовые щеки (негодяй, сладострастник, он ищет новые наслаждения) вызвали неприятное чувство, словно всю эту здоровую плоть у нее, у Марго, украли… И кто? Тонконогая и стройная Маша, НЕМАЯ, постанывающая теперь в его объятиях и твердящая хриплым, словно сорвавшимся голосом бесстыдные слова…
