- Врет он все тебе, ты ему не верь, - на ходу говорил Александр Антонович, - ты для него просто непонятный, он думает, что ты что-то скрываешь или от кого-то скрываешься. Совсем рехнулся, козел старый! Расист долбаный! Недавно мне говорит: ненавижу я вас, евреев! Ха-ха-ха, еврей еврею, представляешь? Анекдот!
- А куда мы идем?
- Да тут сабантуйчик намечается. Люди разные, выпьем, пообщаемся. Там у одного журналиста день рождения, корреспонденточки будут разные.
- Да мне-то неудобно...
- Брось, а хочешь, Ольгу возьмем?
- Нет, давай уж вместе.
День рождения, когда они вошли, был уже в разгаре. В одной комнате грохотала музыка, в другой кто-то выпивал, сидели в креслах в расслабленных позах.
- А где именинник-то? - вопросил Сиплярский.
- А сейчас будет, - узнал его один из гостей, - когда статью-то принесешь?
- Вот сейчас выпью и сбегаю, она у меня уже готова. Знакомьтесь, это Афанасий Никитин - большой ценитель женской красоты.
- Все мы большие...
Им налили, они выпили. Спиртного было навалом, а вот закуска - одни орешки да какая-то зелень.
Были и знакомые лица, мелькавшие по телевизору - режиссер документалист, ведущий программы, модный писатель. Но Афанасий не помнил их фамилий.
"Черт возьми, - думал он, - я же о каждом из них могу знать больше, чем они сами о себе, и получается, что я заговорщик в единственном числе. Потому что я могу не только знать, но и управлять каждым, как захочу".
Эта тайна приятно щекотала ему нервы.
Здесь демонстрировали непомерные амбиции и якобы собственные взгляды на жизнь. Но он-то знал, чего такие взгляды стоят и как легко их изменить.
Сиплярский вступил в какой-то спор о политике, где упоминались имена важных сановников, с которыми многие из присутствующих "еще вчера" встречались. С особым вниманием выслушивались мелкие бытовые подробности: какой кабинет, какой галстук, что ели-пили, кто с похмелья, у кого какая квартира и что в ней. Вообще, эта тусовка здорово смахивала на комсомольский междусобойчик - мало что изменилось, все та же затхлая двойственность получиновничьей жизни. Да и что могло измениться, что менять и кому?
- Я не люблю этих коллективных застолий. Как люди соберутся вместе, так перевоплощаются на глазах. Каждый, как в театре, что - то из себя изобразить пытается. Зачем, ты не знаешь?
Афанасий посмотрел в пьяные глаза говорившего. Неопределенного возраста, тот улыбался ему, показывая прокуренные зубы.
- Игореша. Модельер. Будем знакомы.
- Будем, - пожал Афанасий влажную вялую ладонь.
- Пойду, ещё потрясусь, - Игореша поплелся в "танцевальную комнату".
И прошел бы день рождения и забылся, если бы не этот Игореша. Минут через двадцать после его ухода из "танцевальной комнаты" выскочили возбужденные девицы и сообщили, что непонятно откуда сюда попавший свинья-Игореша наблевал на кресло.
- Да его Никита привел.
- А где Никита?
- С Веркой ушел.
- Вот скотина! Куда теперь его?
Вывели невменяемого Игорешу.
- Посадите его на улице, очухается, уйдет.
Так и сделали. Глаза у модельера были совершенно стеклянные.
Наслушавшись разговоров и насмотревшись на компанию, пьяненький Афанасий откланялся и вышел во двор. Лампа на столбе освещала стол, на который положил голову спящий Игореша.
Афанасий тронул его за плечо:
- Замерзнешь, вставай.
- Сейчас, сейчас. Слушай, а который час?
- Начало первого.
Игореша простонал и схватился за голову.
- Что, опоздал?
Бедняга выругался в собственный адрес.
- Ну пошли, переночуешь у меня, - Афанасий был настроен любить всех людей.
- Серьезно? - дрожал всем телом Игореша.
- Только не бузи. Здесь рядом.
- Слушай, а я там ничего не устроил? А то я не помню.
- Наблевал на танцующих дам.
- Ох!.. А ничего не наговорил?
- Я не слышал.
- Ну, слава богу! Хоть на этот раз повел себя по-человечески. Обычно я посылаю всех на три буквы, или заявляю, что я гигант секса, или что-то в этом роде.
- Молодец. Но сегодня ты дал маху, ну ничего, ещё как-нибудь выступишь.
- Да нет, меня это убивает. Просто я мало пью, надо бы больше, чтобы адаптироваться, а я эпизодически.
- Но зато без меры, - поддакнул Афанасий, который прекрасно знал, о чем идет речь.
Ольге не пришлось долго объяснять, она постелила для гостя и ушла спать.
- Похмелишься?
- Да надо бы... если кишки примут.
- Ну, давай, - подал Афанасий водку.
- Только я отвернусь, чтобы ты не смотрел на эту процедуру.
Он отвернулся и что-то там манипулировал с огненной жидкостью.
- На, запей.
- Главное, чтобы назад не пошла. Понимаешь, идиотский желудок, умнее меня, все время со мной дискутирует: это не хочу, это не давай, это не пей, не ешь. Как будто во мне сидит некто. Во-во... нет, вроде успокоился, смирился.
Игореша ожил. Афанасий тоже выпил и спросил:
- Ты говорил, что ты модельер?
- Нет, это я так, чтобы всем было понятно. На самом деле я, скорее, моделист.
- Делаешь модели?
- Я занимаюсь энергетическим моделированием.
- Не понял.
Гость закурил, и было видно, что он окончательно пришел в себя.
- Слово "модель" уходит корнями в латинский язык и означает "мера" или "совершенный образец".
- Ты создаешь энергетические образцы?
- Скорее, я ищу, пытаюсь создать меру - всему и всего. Но чтобы было понятно - вообще-то я инспектор.
- Да, очень понятно.
- Тогда наливай! И чтобы было ещё яснее, я - Пушкин.
- Здравствуйте, Александр Сергеевич!
- С кем имею честь?
- Афанасий Никитин.
- А, так это вы ходили за три моря? Давно ли вернулись?
- Меня действительно так зовут.
- Охотно верю. Конечно, я не весь Пушкин, но во мне изрядный кусочек от него, лучшая его творческая частичка, - и совершенно серьезно Игореша прошептал: - Я и сам творческая модель, какою бывали многие художники, в том числе и Александр Сергеевич. Только вот, разве, в других условиях - не дворянин, с другой биографией.
И постепенно Афанасий начал понимать, о чем говорит Игореша.
- А что, тебе удалось создать свою модель?
Игореша пристально посмотрел в глаза Афанасию и пожаловался:
- Если назвать меня гением, то это ничего не сказать, а только принизить мое значение. Я величина бессмертная, главная часть вселенского разума, вынужденная мыкаться среди собственных творений. Но это сегодня меня топчут и не видят, а когда-нибудь, завтра, ко мне придут за утешением.
- Хорошо маньячишь, - высказал Афанасий то, что думал.
- Если бы, - вздохнул Игореша.
Они засиделись до утра и выпили немало, но что интересно, Афанасий совсем окосел, а Игореша говорил, оставаясь в одном и том же, самому себе приятном, состоянии. Проснувшись, Афанасий не смог вспомнить последнюю часть их разговора. С ужасом он обнаружил себя лежащим на полу на мансарде. Вокруг валялись "говорящие листы", а на диване храпел Игореша.
"Ему же, гаду, Ольга внизу стелила!"
Он спустился вниз, голова раскалывалась, на столе - записка.
"Ушла на службу. Смотри, Афа, будь осторожен. Ты хоть знаешь, кто он?"
"Знаю, модельер или моделист энергетический. И этот, как его, инспектор какой-то", - он налил холодного чаю, и тут появился Игореша.
Смотреть на него без сострадания было невозможно. Бледный, с искаженным лицом, он выскочил на улицу. Его рвало. Потом он появился жутко виноватый, и пытаясь смягчить неловкую паузу, обратился к псу Гарику:
- Видишь, брат, как паршиво устроен человек, не знает меры, как ты. А ты смоделирован очень удачно, я тебя поздравляю.
Афанасий налил ему чаю, они пили его молча, не решаясь заговорить о вчерашнем.
- Есть будешь? - спросил Афанасий.
- Да ты что! Может... не осталось?
- Нет.
- В таком состоянии нам к работе приступать нельзя.
- К какой работе?
- Ну, над бумагами.
"Ни хрена себе! - чуть вслух не выругался Афанасий, - неужели я ему все рассказал?"
- Я сейчас приду.
Он выскочил из дома - всюду лежал первый снег.
У Елены нашлась бутылка.
- Этот Игореша интересный, славно поговорили, - сказала она, - только вы не пейте много, я вас жду, как договорились.
У него хватило ума не спрашивать её ни о чем. Но теперь он со страхом понимал, что выложил Игореше буквально все. "Модельер на мою голову! Что же я наделал!"
Игореша дрессировал Гарика, требуя лая и поощряя печеньем.
- Как бы назад не пошло, - искривился он, глядя, как Афанасий дрожащей рукой разливает водку. - Как там Леночка, не поминает нас лихом?
- Не поминает, - отвернулся непомнящий.
- А она мне понравилась, я имею ввиду, как она себя ведет. Да и картины у неё славные. Ну, поехали! Он выпил, будто проглотил яд, и лицо его исказилось до неузнаваемости. Афанасию от такого зрелища стало плохо. Теперь уже он выскочил на крыльцо, постоял, ничего - улеглось.
- Что же мы вчера пили? - вернулся он.
- Ну, водку, потом у неё наливку вишневую, немного ликера, шампанского две бутылки, мартини и ещё пива ты потребовал.
