– Ой, мамочки, что это здесь случилось? Здесь что – произошел террористический акт?
– Да ничего страшного, – поспешила я его успокоить. – Соседи ремонт затеяли…
– Ремонт? – переспросил он недоверчиво. – Как-то непохоже…
– Ну да, ремонт! Ты же понимаешь, перед ремонтом нужно все ободрать, отчистить…
Я не успела договорить, потому что в коридоре появилась старуха. Она была одета в свой неизменный халат, сквозь реденькие седые волосики просвечивала розовая младенческая кожа. И выражение лица было соответствующее – на губах играла бессмысленная радостная улыбка, глаза ничего не выражали. Впрочем, увидев меня, она вдруг тоненько захихикала, показала корявым пальцем в сторону кухни и потом поднесла этот палец к губам.
Ага, надо понимать, Витька на месте! А бабка-то, оказывается, частично соображает!
Теперь я чувствовала себя как укротитель, входящий в клетку к хищникам, – страшно, но дело делать надо!
Антон, похоже, тоже занервничал – разгром в квартире и сумасшедшая старуха кого хочешь напугают. Я на всякий случай взяла его за локоть, чтобы не улизнул в последний момент, и потянула в сторону кухни. На первых порах он слегка упирался, но потом пошел как миленький – видно, вспомнил про свое ток-шоу.
На кухне картина была обычная – разгром, конечно, но не хуже, чем всегда. Видно, после последнего Витькиного загула Анька успела кое-как прибраться. И сам виновник торжества сидел посреди кухни на трехногом табурете в позе роденовского мыслителя – подперев кулаком подбородок и тупо глядя перед собой.
Ну, ясно, мне повезло – он сейчас находится на завершении пассивной стадии запоя, то есть мучительно раздумывает, где бы раздобыть выпивку. И как раз в этом я ему помогу. Анька, конечно, будет очень недовольна – но тут уж каждый за себя.
– Здравствуй, Витя! – проговорила я жизнерадостно. – Познакомься, это – Антон, мой… муж.
Уточнять, что муж бывший, я не стала – ни к чему усложнять ситуацию, тем более что до этого урода сейчас все плохо доходит. Точнее, все, что не касается выпивки.
Витька поднял на нас тусклый взгляд и попытался осознать, кто я такая. Кажется, в глубине его рыбьих глаз проступила какая-то смутная мысль. Мне нужно было действовать быстро.
– Антон, познакомься, это Виктор, мой сосед. Вы тут пока пообщайтесь, поговорите, а я схожу за ключом от своей комнаты. А чтобы вам было не скучно, вот вам предмет для разговора… – и я поставила на кухонный стол, накрытый протертой, прожженной окурками клеенкой, пол-литровую бутылку водки, купленную по дороге.
При виде бутылки взгляд Витьки прояснился, на щеках расцвел румянец, и он издал радостный возглас – примерно такой, я думаю, какой издал Колумб, увидев на горизонте неизвестную землю.
Теперь нельзя было терять ни минуты. Промедление было в самом буквальном смысле смерти подобно.
Я развернулась на пятках и выскользнула в коридор.
Захлопнув за собой дверь, на секунду застыла на пороге. Из глубины квартиры донесся звериный рев, я кровожадно усмехнулась и скатилась вниз по лестнице.
Антон был в надежных руках.
Антон Серов рассеянно посмотрел на мужичка, с которым его оставила Динара, и перевел глаза на часы.
Куда это она ушла? Вроде за ключом от комнаты… как все долго! Теперь придется разговаривать с этим коммунальным придурком, да еще и выпивать…
Антону иногда случалось выпивать с осветителями, монтажниками и прочим обслуживающим персоналом телестудии. Водку он не любил, пить ее не умел, быстро пьянел и потом маялся тяжелым похмельем. Поэтому перспектива выпивки с соседом бывшей жены ввергла его в уныние. Впрочем, ради собственного ток-шоу он готов был на любые подвиги и жертвы.
А сосед, как назло, оживился, достал из ящика два граненых стакана, зубами содрал с бутылки крышку, наполнил стаканы и, потирая руки, проговорил:
– Ну, Антоша, будь здоров!
Антон пробормотал в ответ что-то невнятное и слегка пригубил из своего стакана.
Виктор одним махом осушил свой и подозрительно взглянул на Антона.
– Ты что же это не пьешь? – проговорил он тихо и напряженно. – Ты что – брезгуешь выпить с простым человеком? Считаешь, блин горелый, что тебе это западло?
– Да ладно тебе, не заводись! – отмахнулся от него Антон.
Виктор не произвел на него серьезного впечатления – тощий, тщедушный мужичок маленького росточка, с жидкими волосиками, кое-как разложенными по большой рахитичной голове. Явно законченный неудачник и хилятик, такого никто всерьез не принимает…
И тихий голос собутыльника ничуть не насторожил Антона.
А зря. Соседи по коммунальной квартире, жена Аня и прочие случайные и неслучайные знакомые Витеньки знали, что предвещает такой голос, и спешили заблаговременно подыскать безопасное укрытие. Причем понадежнее, в идеале – рассчитанное на прямое попадание ядерной бомбы среднего тротилового эквивалента.
– Что?! – проговорил Виктор, медленно поднимаясь с табуретки. – Ты мне сказал – не заводись? Это что же – я, по-твоему, псих? Это ты мне, мне говоришь?
– Да перестань, – поморщился Антон и добавил миролюбивым тоном: – Что ты прямо как мотоцикл с полуоборота… я тебе ничего плохого не сказал! Садись, выпей…
– Я-то выпью. – Витенька торопливо вылил в свой стакан остатки водки, влил ее в глотку, занюхал рукавом, и глаза его начали наливаться кровью. – Я-то выпью, а вот ты, прослойка, еще пожалеешь, что не оказал мне уважения!
– Какая еще слойка? – недоуменно переспросил Антон. – Тебе что – закусить надо?
– Насчет того, чтобы закусить – этого за мной никогда не бывало! Я сказал, не слойка, а прослойка! Я тебя насквозь вижу, кто ты есть! Ты есть гнилая прослойка, иначе эта… как ее… интеллихенция! А я – пролетарий, иначе говоря – гегемон, поэтому ты должен мне по жизни!
Витенька грохнул по столу кулаком – не всерьез, в четверть силы, и продолжил:
– Я двадцать лет на заводе «Северная галоша» галоши штамповал! И, между прочим, исключительно левые, по причине своей необычайно узкой специализации! А что я сейчас временно нахожусь без работы – так это исключительно из-за такого, как ты, интеллихента, инженера Пудельмана, который заместо рабочего человека автомат поставил! Автоматы, они, конечно, тоже нужны, ежели они газированную воду дают или особенно ежели это автомат Калашникова, а галоши штамповать должен исключительно я!
На этом Витька посчитал лирическое отступление законченным и схватил Антона за грудки:
– Ты мне прямо скажи – ты когда-нибудь штамповал левые галоши?
– Нет, – честно ответил Антон и попытался сбросить руки нервного гегемона.
Однако, к его удивлению, руки этого тщедушного мужичонки оказались сильными и твердыми, как будто были отлиты из высокоуглеродной оружейной стали. На шее гегемона надулись жилы, а глаза налились кровью и едва не вылезали из орбит.
– Значит, ты галоши не штамповал, а на меня голос повышаешь?! – воскликнул он в праведном гневе.
– Да отвяжись ты от меня! – Антон сделал еще одну безуспешную попытку сбросить мозолистые руки гегемона. – Что ты, Виктор, прямо как петух?
– Что?!! – Витька разинул рот, едва не лопнув от гнева. – Ты меня петухом обозвал?! Да ты у меня сейчас сам закукарекаешь! Ты у меня так закукарекаешь – на Колыме будет слышно!
Антон запоздало вспомнил, что петух – это особенно оскорбительное блатное ругательство, и испугался.
– Я ничего такого… – забормотал он. – Я не хотел… Тебе, наверное, послышалось…
– Ничего мне не послышалось! – проревел в ответ Витька, сграбастал Антона и принялся колотить его, как боксерскую грушу.
Антон практически не оказывал сопротивления и вообще почти сразу отключился, поэтому Витенька не получил от экзекуции настоящего морального удовлетворения. Он еще несколько минут лупил Антона, напоследок как следует встряхнул его и швырнул, словно ненужную ветошь, в дальний угол возле чугунной плиты. Пнув ногой, плюнул и презрительно проговорил:
– Правильно говорят – гнилая прослойка! Ну прямо вся насквозь совершенно гнилая!
Закончив расправу, он огляделся по сторонам: душа горела, и срочно требовалось еще кого-нибудь отколотить.
Я выскочила из дома и наткнулась на тетю Люсю.
– Ты откуда? – обрадовалась она. – Домой не ходи, там Витька орудует – слышь, крик стоит? Лупит кого-то, не иначе Петьку со второго подъезда. Тоже пьянь хроническая…
Я вздохнула – вовсе там не Петька, а Антошка. Ну, сам напросился, никто его силой не тянул ко мне ходить.
– А ты чего такая встрепанная? – проницательно спросила тетя Люся. – Случилось чего?
– Ой, да со мной за последнее время столько всего случилось! – отмахнулась я.
– Как у тебя на работе-то, с Августой ладишь? – перевела она разговор.
– С трудом, – честно призналась я, – уж больно противная баба.
– Она – да, – охотно согласилась тетя Люся, – но он-то человек очень приличный.
