— Угу.
— Девушку эту я не знаю, — сказал Мишле, подозрительно взглянув на Камиллу.
— Она не из наших мест, — объяснил Полуночник. — Она с севера.
Мишле чуть приподнял кепку, повернув голову в ее сторону.
— Она ведет грузовик, — добавил Полуночник.
Мишле задумчиво посмотрел сначала на Камиллу, потом на Солимана. Он считал, что спутники у Полуночника очень странные. Но вслух об этом сказать не решился. Никто обычно ничего не говорил Полуночнику ни о Солимане, ни о Сюзанне, ни о женщинах, да и ни о чем другом. Ведь у него был нож.
Мишле наблюдал, как старый пастух надевает шляпу, поднимается из-за стола.
— Спасибо тебе, — сказал Полуночник, улыбнувшись уголками губ. — Предупреди пастухов. Скажи им, что волк направляется на восток, к Гапу и Вейну, потом пойдет на север, к Греноблю. Пусть они остаются ночью с овцами. Пусть берут с собой ружья.
— Ну, мы-то с вами понимаем.
— Пожалуй, да.
— А откуда ты столько о нем знаешь?
Полуночник не ответил и направился к бару. Солиман вышел на улицу, собираясь набрать воды из родника. Было два часа. Камилла вернулась в кабину грузовика и, усевшись на свое место, включила радио.
Минут через пятнадцать она услышала, как Солиман сматывает шланг насоса и укладывает его в кузов грузовика, а Полуночник звенит винными бутылками. Она вышла из кабины, залезла в фургон и села на кровать Солимана.
— Уезжаем отсюда, — сказал Полуночник, усевшись напротив Камиллы. — В этой деревне никто никого не видел. Ни Массара, ни машины, ни волка.
— Ни шиша! — подтвердил Солиман, в свою очередь устраиваясь рядом с Камиллой.
В фургоне становилось невыносимо жарко. Со стоек был снят весь брезент, и иногда чувствовалось легкое дуновение ветра. Солиман смотрел, как прядки волос на шее Камиллы чуть заметно поднимаются и опускаются, словно дышат.
— А что-то наверняка было. Например, то, о чем говорил Мишле, — задумчиво проговорил Солиман.
— Мишле — грубиян, — презрительно заметил Полуночник. — Он был невежлив с девушкой.
Старик достал кисет, отсыпал табаку на три папиросы. Несколько раз лизнул листок бумаги, свернул, склеил, протянул готовую самокрутку Камилле. Девушка закурила, вспомнив о Лоуренсе.
— Ну, то, что Мишле говорил о благочестии Массара, о свечах, — продолжал Солиман. — Вероятно, Массар вообще не может обходиться без церкви и свечек, когда кого-то убивает. Вероятно, он где-нибудь неподалеку тоже поставил свечки во искупление греха.
— А как ты узнаешь, что это именно его свечки?
— Мишле же сказал: он расставляет их в форме буквы «М», по пять штук.
— Ты собираешься заезжать во все церкви по дороге?
— Так мы сможем определить его местонахождение. Вряд ли он далеко ушел. Самое большее километров на десять-пятнадцать.
Камилла затянулась сигаретой и задумалась, сложив руки на коленях и не отвечая ему.
— Лично я считаю, что он уже далеко отсюда, — сказала она, помолчав. — Думаю, это он убил пенсионера из Сотрэ.
— Господи, разве мало на свете сумасшедших? — воскликнул Солиман. — А что, по-твоему, он собирался сделать с этим пенсионером?
— То же, что сделал с Сюзанной.
— Сюзанна его раскусила, и он заманил ее в ловушку. С чего ты взяла, что какой-то пенсионер из департамента Изер распознал в нем оборотня?
— Он мог застать его на месте преступления.
— Этот вампир убивает только самок, — пробурчал Полуночник. — Массар не обратил бы внимания на старика. Ни в коем случае, девушка, ни в коем случае.
— Да. Лоуренс тоже так говорит.
— Значит, решено. Осмотрим церкви.
— Лично я отправляюсь в Сотрэ, — заявила Камилла, раздавив окурок на черном полу фургона.
— Ну ты даешь! — растерянно протянул Солиман.
Камилла подняла окурок и выбросила его наружу.
— В Сотрэ мы не поедем! — попытался восстановить порядок Солиман.
— Мы туда едем, потому что машину веду я. В два часа я слушала новости. Серно убили очень странно: ему неведомо чем перерезали горло. Или перегрызли. Они там рассуждали о какой-то бродячей собаке. Просто пока еще не связали это дело с тем, что творится в Меркантуре.
— Это многое меняет, — прошептал Полуночник.
— В котором часу это случилось? — спросил Солиман, поднимаясь. — Это не могло произойти раньше трех часов. Здесь, если верить ветеринару, овцы были убиты в два часа ночи.
— Они не уточняли.
— А тот, убитый, что он делал на улице ночью?
— Поедем, расспросим на месте, — сказала Камилла.
Чтобы добраться до Сотрэ, Камилле пришлось вновь гнать грузовик в гору, к другому перевалу. Но дорога оказалась не такой трудной, более широкой, ровной, с более плавными поворотами. Здесь начинались совсем другие горы, не похожие на горы Прованса; недоезжая десяти километров до перевала Круа-От, грузовик попал в полосу холодного, густого, как молоко, тумана. Солиман и Полуночник попали в чужие края и теперь озирались с любопытством и настороженностью. Видимость была ограничена, грузовик ехал медленно. Полуночник с чувством превосходства разглядывал низенькие, вытянутые в длину домишки, распластанные на темных склонах. В четыре часа они миновали перевал, а еще через полчаса Камилла доставила их в Сотрэ.
— Куча дров, куда ни глянешь, одни дрова! — ворчал Полуночник. — На что им столько древесины?
— Им приходится топить почти круглый год, — объяснила Камилла.
Полуночник сочувственно покачал головой: для него это было непостижимо.
В восемь часов хозяин кафе в Сотрэ повернул ключ и открыл свою дверь. Большая гладкошерстная собака вертелась рядом, путаясь у него в ногах. Они собирались пойти поужинать.
— Представляешь, пес, девушка за рулем грузовика! Удивительное дело, правда? Ничего хорошего из этого не выйдет. А те два болвана, которые едут с ней, — разве они не могли бы сами вести машину? На этих троих без слез не взглянешь. Что ты об этом думаешь? Фургон для перевозки скота, провонявший насквозь, — и в нем она. Уму непостижимо! И ночью ей приходится спать в одном помещении с негром и стариком.
Хозяин кафе повесил тряпку на сушилку для посуды.
— Что скажешь, пес? — продолжал он. — Как думаешь, с кем из них она спит? Только не говори, что ни с кем, ни за что не поверю. Вероятнее всего, с черномазым. Да уж, она не слишком разборчива. Негр смотрит на нее так, словно она богиня. Интересно, зачем эти трое сюда приперлись и весь день приставали к добрым людям со своими дурацкими расспросами? Какое они имеют отношение к папаше Серно? Ты, случайно, не знаешь? Вот и я не знаю.
Он погасил последний светильник, вышел на улицу, застегивая куртку. К ночи похолодало до десяти градусов.
— Ну и как тебе эта история? Ведь это ненормально, когда кто-то так интересуется покойником. Ты согласен, пес?
Было холодно и ветрено, поэтому Солиман накрыл ужин в кузове, вытащив ящик, задвинутый между двумя кроватями, и превратив его в стол. Камилла охотно уступила Солиману право заниматься стряпней. Кроме того, он в случае необходимости чинил мопед, ездил за продуктами, запасался водой. Камилла протянула ему свою тарелку.
— Мясо, помидоры, лук, — объявил Солиман.
Полуночник откупорил бутылку белого вина.
— Раньше, в древние времена, люди не готовили еду, — начал Солиман.
— Черт подери, опять! — взревел Полуночник.
— И не только люди, но и другие живые существа тоже.
— Да, мы знаем, — перебил его Полуночник, разливая вино. — Адам переспал с Евой, с тех пор им всю жизнь приходилось вкалывать, добывая себе хлеб насущный.
— Я не об этом, — возразил Солиман. — Это совсем другая история.
— Да ты же выдумываешь все свои истории!
— Ну и что? А разве их рассказывают по-другому? Может, ты даже знаешь как?
Камилла озябла и, почувствовав, что дрожит, пошла за свитером. Дождя не было, но стоял густой туман, и мельчайшие капельки воды моментально пропитывали одежду, которая прилипала к телу, словно мокрое белье.
— Повсюду пищи было предостаточно, ешь не хочу, — продолжал Солиман. — Но человек все забирал себе, ничего не оставляя крокодилам, и они стали жаловаться на его жадность и прожорливость. Для очистки совести бог зловонного болота решил убедиться во всем сам и, приняв облик крокодила, отправился разбираться в этом деле. Три дня терпел он голод, потом призвал к себе человека и сказал: «Отныне, Человек, ты будешь делиться с другими». — «Черта с два! — ответил Человек. — Какое мне дело до других?» И разгневался тогда бог зловонного болота и лишил человека вкуса к свежей крови и сырому мясу. Вот с той поры человек и стал варить и жарить все, что хотел положить в рот. На это у него уходит много времени, а крокодилы наслаждаются довольством и покоем в своем царстве сырого мяса.
