Но не сейчас, потому что когда Маркиз занят очередным делом, он не реагирует на ее жалобы и провокации. И скандал устраивать глупо – он просто не станет слушать. А то еще и прикрикнет – нашла, мол, время, долго думала…
«Надо уметь ждать, – сказала себе Лола, – надо воспитывать в себе выдержку и терпение».
Леня позвонил в дверь.
Дверной звонок может многое сказать о своем хозяине. Например, звонок с птичьей трелью скорее всего установит романтический любитель природы, поклонник загородных прогулок и рассветов на берегу реки, бодрый спортивный марш – завзятый футбольный болельщик, простой лаконичный гонг – деловой, энергичный человек, трезвомыслящий практик и трудяга.
В этой квартире роль дверного звонка исполняли первые такты романса Неморино из оперы Доницетти «Любовный напиток». Так что Маркиз сразу понял, что не ошибся адресом и попал к большому любителю оперного искусства.
Едва отзвучала музыка Доницетти, как за дверью раздались торопливые шаги и красивый баритон проговорил:
– Сию секунду, Коленька, сейчас я открою!
Дверь распахнулась, и на пороге появился вальяжный господин в домашней куртке бордового шелка и шейном платке. Пожалуй, самой заметной деталью в облике этого господина были его усы – длинные, ухоженные, закрученные кверху, они явно являлись предметом гордости своего хозяина.
Увидев Маркиза, усатый господин попятился и схватился за сердце:
– Ах! Вы меня так испугали! Я думал, что это мой друг… кто вы такой? Что вам угодно?
– Я от Риммы Борисовны, – сообщил Маркиз с обезоруживающей улыбкой.
– Ах, от Риммы… – хозяин квартиры шире открыл дверь и отступил в сторону. – Так что же мы стоим в дверях! Проходите! Друзья Риммы Борисовны – мои друзья…
– Римма сказала, что вы ищете эту пластинку, – Леня протянул господину конверт в яркой подарочной бумаге.
После долгих уговоров удалось уломать Римму свести его с милой старушкой, хозяйкой пластинки с записями великого итальянского тенора Энрике Карузо.
– На счастье, у меня такая нашлась…
– Пластинку? – хозяин торопливо развернул бумагу и ахнул. – Неужели это она?
– Да, – Леня скромно потупился, – именно она… Великий Карузо… пятьдесят шестой год… в сопровождении Нью-йоркского филармонического оркестра…
– И… это… я просто глазам не верю!
– Да, вы правы… это действительно автограф самого Карузо! – на этот раз Леня даже слегка покраснел – от гордости и удовольствия, ибо он долго трудился, выполняя автограф великого певца, и он вышел очень похожим.
– Но… но ведь это огромная ценность… это такой раритет! Неужели это мне?
– Разумеется, вам, Антон Антонович! Римма сказала, что вы этому очень обрадуетесь!
– Но сколько вы за нее хотите? – засуетился Антон Антонович. – Не знаю, в состоянии ли я приобрести такой дорогой экземпляр…
– Что вы! Никаких денег! – Леня замахал руками. – Разве могут быть денежные расчеты между подлинными ценителями прекрасного? Вы рады – и это для меня самая лучшая награда!
– Но это невозможно! Я не могу принять такой подарок, тем более от незнакомого и такого приятного молодого человека! Это слишком ценная вещь! Возможно, позднее, если мы с вами познакомимся поближе… – и Антон Антонович взял Леню за руку.
– Извините, – Маркиз осторожно отобрал руку у хозяина дома и отступил немного в сторону. – Вы меня не совсем правильно поняли. У нас с вами разные вкусы… за исключением оперы…
– Ах, как жаль! – усы Антона огорченно повисли. – Тогда я тем более не могу принять такой дорогой подарок…
– А кто сказал о подарке? Ведь вы, если меня не обманули, – замечательный гравер…
– Ну, некоторые считают, что один из лучших… – Антон Антонович скромно потупился, кончики его усов снова гордо приподнялись. – Впрочем, в наше время это благородное искусство пришло в упадок, оно совершенно не востребовано… вы не представляете, чем мне приходится зарабатывать на жизнь!
– Чем же? – подал Маркиз ожидаемую реплику.
– Гравировкой подарочных надписей на чашках и часах! – с горечью выдохнул Антон Антонович, и его усы снова поникли. – Дорогому Васе от Карины в день рождения… Вовану от друганов на добрую память… и тому подобное! Сижу в киоске в фойе универмага. Вот она, судьба мастера в наше убогое время!
– Не может быть! – сочувственно вздохнул Маркиз. – Но ведь для себя, для души вы иногда делаете что-нибудь настоящее, подлинное, высокохудожественное?
– А как же! – гравер вновь приободрился. – Пойдемте, я покажу вам образцы своего труда!
Он провел Леню в кабинет, обставленный антикварной мебелью красного дерева и больше напоминающий не рабочую комнату одинокого немолодого холостяка, а будуар французской маркизы восемнадцатого века. По стенам тут и там были развешаны портреты и фотографии знаменитых оперных певцов прошлых лет, в основном – итальянских теноров.
– Вот, взгляните, например, на это! – Антон Антонович подал Маркизу массивный альбом в кожаном переплете, на каждой странице которого были помещены изящные гравюры с видами европейских столиц – Вены, Парижа, Амстердама, Лондона.
– Не хотите ли немного хереса? – вспомнил Антон Антонович о законах гостеприимства, пока Леня перелистывал альбом.
– Коньяку, если можно! – Маркиз с явным сожалением оторвался от гравюр. – Великолепные работы! Чувствуется рука мастера! Твердая, уверенная линия, прекрасное чувство композиции…
– Благодарю вас… но вы так и не сказали, чего хотите от меня в обмен на пластинку, – напомнил ему хозяин. – Как я понимаю, вы хотели бы заказать мне какую-то гравюру?
– Да, действительно! – Леня пригубил коньяк и изобразил на лице восторг. – Прекрасный коньяк! Напиток богов! Действительно, хотел… дело в том, что, насколько я знаю, не так давно вы сделали одну работу для моего знакомого, некоего Прохора Петровича…
– Вы с ним знакомы? – гравер заметно помрачнел. – Не самое приятное знакомство…
– Да что вы говорите? А мне он показался таким приятным, благородным человеком! Он так любит оперу!
– Внешность бывает обманчивой! – Антон Антонович брезгливо поджал губы. – Что это мы все о нем? Не найти ли нам более приятную тему для беседы? И не хотите ли еще коньяку? У меня, как вы успели заметить, коньяк замечательный, из подвалов одного французского любителя… оперной музыки.
– Благодарю вас. Коньяк действительно отменный, но я боюсь, что не смогу сохранить трезвую голову. Итак… отчего же вы так сердиты на Прохора Петровича?
– Во-первых, он не выполнил своего обещания. Кое-что посулил мне за мою работу помимо денег и бесследно исчез. Но это не самое неприятное… я привык к людской неблагодарности. Но он, ко всему прочему, еще и жулик!
– Да что вы говорите! – Леня изобразил недоверие, хотя был полностью согласен с Антоном Антоновичем. – Такой приличный, интеллигентный господин… а все же, почему вы считаете его жуликом?
– Видите ли… – Антон Антонович понизил голос, – он просил меня никому об этом не рассказывать, а выдавать чужие секреты – не в моих правилах…
– Даже если вы считаете его жуликом?
– Даже в этом случае!
Маркиз хотел было использовать какие-нибудь сильнодействующие аргументы, но в этот момент из прихожей донеслись звуки Доницетти: кто-то позвонил во входную дверь.
– Одну секунду! Кажется, это мой друг! – Антон Антонович порозовел до корней волос и бросился на звонок, как сказали бы лет двести назад, на крыльях любви.
Маркиз вспомнил посещение филателиста Полуянова, едва не закончившееся для того трагически, и вышел в коридор вслед за хозяином на тот случай, если тому понадобится помощь.
Однако в квартире появился не лопоухий убийца с красноречивой кличкой Дракула и не кто-нибудь из менее колоритных представителей криминального мира, а смазливый юноша в узких черных джинсах и темно-синей водолазке.
– Коленька, слава богу, это ты! – заворковал Антон Антонович, обнимая гостя. – Я так ждал тебя! Где ты пропадал, противный?
– Ждал? – юноша оттолкнул гравера и повернулся к Маркизу. – Вижу, как ты меня ждал! Только я за порог, как у тебя гости! Кто этот тип? Кто этот неотесанный дундук? Честное слово, Антон, я был лучшего мнения о твоем вкусе!
– Коля, ты все неправильно понял! – воскликнул Антон Антонович, хватаясь за сердце. – Это вовсе не то, что ты думаешь! Этот человек… он только что пришел… когда он позвонил, я даже подумал, что это ты, поэтому открыл ему…
– Ха-ха-ха! – Коля делано расхохотался. – А что еще ты сделал, подумав, что это я? Мне всегда говорили, что ты – легкомысленный, ветреный человек, что тебе нельзя доверять! Но чтобы до такой степени! Стоило мне отлучиться на часок, как ты уже поселил в нашем доме своего приятеля…
– На часок? – вскинулся Антон Антонович. – Тебя не было два дня! Где, кстати, ты пропадал?
– Вот так всегда! Ты перекладываешь с больной головы на здоровую… я у тебя – домашний раб! Ты держишь меня в клетке, не выпускаешь из дому! Если бы еще эта клетка была золотой, а то я должен выпрашивать у тебя каждую копейку!
