— Мисс Декарло, когда вы предполагаете напечатать свою статью? — спросил Адриан Гарнер.
Неужели у меня единственной из сидящих за столом вызвал досаду высокомерный тон, каким он прервал Линн? Я не сомневалась, что у Гарнера это вошло в привычку.
В надежде разозлить его в ответ, я умышленно ответила ему в стиле «если то, а если это».
— Мистер Гарнер, иногда мы имеем дело с двумя противоположными аспектами. Первый — освещение новостей для статьи, попадающей на обложку, и, разумеется, Ник Спенсер — сенсация. Другой аспект — правдивое изложение истории, не позволяющее ей стать просто набором недавних слухов. Есть ли у нас законченная история Ника Спенсера? Не думаю. По сути дела, я каждый день убеждаюсь, что мы даже поверхностно не изучили эту историю, так что на ваш вопрос ответить не могу.
Могу сказать, что мне удалось его разозлить, и это меня сильно порадовало. Адриан Гарнер мог быть невероятно успешным финансовым магнатом, но это не давало ему права быть грубым.
Я представила себе, что каждый из нас разворачивает свою линию фронта.
— Мисс Декарло… — начал он.
— Друзья зовут меня Карли.
«Не ему одному позволено прерывать людей во время разговора», — подумала я.
— Карли, четверо из сидящих за этим столом, а также инвесторы и служащие «Джен-стоун» — все мы жертвы Николаса Спенсера. Линн говорила, вы тоже вложили в компанию двадцать пять тысяч долларов.
— Да, верно. — Я вспомнила все, что слышала по поводу гарнеровского «навороченного» особняка, и решила попробовать загнать его в угол. — Это были деньги, которые я накопила для первого взноса за кооперативную квартиру, мистер Гарнер. Я о ней мечтала несколько лет: чтобы здание было с работающим лифтом, чтобы в ванной был исправный душ. Может быть, это был бы старый дом с камином. Всегда любила камины.
Я знала, что Гарнер обязан своими успехами только себе, но он не попался на удочку и не сказал нечто вроде: «Понимаю, что такое мечтать об исправном душе». Он попросту проигнорировал мои скромные мечты о хорошем жилище.
— У каждого, кто вложил средства в «Джен-стоун», своя история, свои планы, которые были нарушены, — спокойно произнес он. — Моя корпорация взяла на себя риск, объявив о намерении купить права на распространение вакцины «Джен-стоун». Мы не понесли финансового ущерба, потому что наши обязательства могли иметь силу только после одобрения вакцины Управлением по контролю за продуктами и лекарствами и после ее испытания. Тем не менее серьезно пострадало благожелательное отношение к моей компании, а это важный аспект будущего любой организации. Люди покупали акции «Джен-стоун» отчасти из-за незыблемой репутации «Гарнер фармасьютикал». В деловом сообществе ассоциативное чувство вины — вполне реальный психологический фактор, Карли.
Он чуть не назвал меня «мисс Декарло», но, замявшись, произнес вместо этого «Карли». Не думаю, чтобы слышала раньше от кого-нибудь более раздраженное и высокомерное озвучивание своего имени. Я вдруг поняла, что Адриан Гарнер, несмотря на всю свою власть и могущество, меня боится.
«Нет, — подумала я, — слишком сильно сказано. Он ценит то, что я помогаю людям осознать важную вещь: не только Линн, но также и корпорация «Гарнер фармасьютикал» стала жертвой невиданной аферы Спенсера с противораковой вакциной».
Все трое ожидали моего ответа. Я подумала, что настал мой черед вытянуть из них толику информации, и взглянула на Уоллингфорда.
— Лично вы знаете акционера, утверждающего, что он якобы видел Ника Спенсера в Швейцарии?
Не успел Уоллингфорд ответить, как Гарнер поднял руку.
— Может быть, следует сделать заказ?
Я заметила стоящего у стола метрдотеля. Мы взяли меню и выбрали себе блюда. Во «Временах года» обожаю корзиночки с крабовым мясом. Сколько бы ни смотрела в меню, сколько бы ни слушала перечисление фирменных блюд, почти всегда выбираю это блюдо и зеленый салат.
В наше время не многие выбирают мясо по-татарски. Сырая говядина в сочетании с сырыми яйцами едва ли поможет дожить до почтенного возраста. Меня, однако, заинтересовало, что Адриан Гарнер выбрал.
«Сначала — самое главное», как говорит Кейси. И я со странной настойчивостью повторила свой вопрос Уоллингфорду:
— Вы знаете того акционера, который утверждает, что видел Ника Спенсера в Швейцарии?
Он пожал плечами.
— Знаю ли я его? Меня всегда интересовала семантика выражения «вы кого-то знаете». Для меня «знать» означает, что вы действительно его знаете, а не просто регулярно с ним встречаетесь на больших сборищах вроде собраний акционеров или благотворительных вечеров с коктейлями. Этого акционера зовут Барри Уэст. Он работает в среднем звене менеджмента универмага и, очевидно, хорошо знает, как обращаться с собственными инвестициями. За последние восемь лет он присутствовал на наших встречах четыре или пять раз и взял за правило беседовать с Ником и со мной. Два года назад, когда «Гарнер фармасьютикал» согласилась на совместное распределение вакцины, после того как ее одобрят, Адриан ввел в правление в качестве своего представителя Лоуэлла Дрексела. Барри Уэст без промедления стал пытаться снискать расположение Лоуэлла.
Уоллингфорд бросил взгляд на Адриана Гарнера.
— Я слышал, как он спрашивал у Лоуэлла, не нужен ли вам хороший, надежный менеджер, Адриан.
— Будь Лоуэлл умным, он бы ответил «нет», — выпалил Гарнер.
Адриан Гарнер наверняка не признавал необходимость позитивного настроя по утрам, однако я в некоторой степени смогла преодолеть раздражение по поводу его резких манер. Работая в средствах массовой информации, слышишь так много двусмысленностей, что человек, прямо выражающий свои мысли, может внести свежую струю.
— Как бы то ни было, — сказал Уоллингфорд, — не сомневаюсь, что Барри Уэст имел возможность достаточно часто и близко видеть Ника. Так что, тот, кого он увидел, либо действительно был Ником, либо был очень на него похож.
В воскресенье, дома у Линн, первым моим впечатлением было то, что эти мужчины испытывают искреннюю взаимную неприязнь. Я подумала, что на войне тем не менее возникают необычные партнерские отношения. То же самое относится к обанкротившимся компаниям; но мне было также ясно, что я нахожусь здесь не только для того, чтобы помочь Линн втолковать миру, что она стала беспомощной жертвой мужниной неверности и кражи. Всем присутствующим было важно получить представление о том, какой будет наша статья в «Уолл-стрит уикли».
— Мистер Уоллингфорд… — начала я.
Он поднял руку. Я догадалась, что он хочет попросить меня называть его по имени, и откликнулась на просьбу.
— Чарльз, как вы знаете, я освещаю лишь человеческий фактор банкротства «Джен-стоун» и исчезновение Ника Спенсера. Полагаю, у вас была подробная беседа с моим коллегой Доном Картером?
— Да. Договорившись с нашими аудиторами, мы предоставили следователям, приглашенным со стороны, полный доступ к сборнику наших отчетов.
— Он украл все эти деньги, но вот не пожелал даже взглянуть на дом в Дэриене, который мог быть очень выгодной покупкой, — сказала Линн. — Я так хотела, чтобы наш брак был удачным, а он не мог понять, что мне невыносимо жить в доме другой женщины.
По совести говоря, должна признаться, она была права. В случае моего замужества я бы тоже не хотела жить в доме другой женщины. Потом в какой-то момент мне стало ясно, что если бы мы с Кейси поженились, то такой проблемы у нас не было бы.
— Вашему коллеге, доктору Пейджу, был предоставлен свободный доступ в нашу лабораторию, а также к результатам наших экспериментов, — продолжал Уоллингфорд. — К несчастью для нас, довольно быстро были достигнуты некоторые обещающие результаты. В процессе поиска препарата или вакцины для предотвращения или замедления роста раковых клеток это бывает не так уж редко. Из-за того, что результаты ранних исследований не подтверждаются, часто рушатся надежды и компании терпят крах. Именно это и случилось с «Джен-стоун». Зачем Нику Спенсеру понадобилось красть столько денег? Этого мы так и не узнаем. Когда он понял, что вакцина не удалась и акции начнут падать в цене, скрыть кражу стало невозможным, и Ник решил исчезнуть.
Журналистов учат задавать пять основных вопроса: «Кто? Что? Почему? Где? Когда?»
Я выбрала тот, что в центре.
— Почему? — спросила я. — Почему он это сделал?
— Сначала, может быть, для того, чтобы выиграть время и попытаться доказать эффективность вакцины, — сказал Уоллингфорд. — Потом, зная, что не получилось и что он искажал данные, думаю, Спенсер решил, что у него остается единственный выбор — украсть деньги, чтобы хватило до конца жизни, и сбежать. Федеральная тюрьма — не сельский клуб, каким ее иногда изображают в средствах массовой информации.
