Больше всех от этого звонка повезло Катьке. Пока шли переговоры, она нацепила трусы и все остальное. В таком виде бить розгами не полагалось.
Старший из бугаев, тот, что в разговоре с Гурковым назвался Сивохой, отошел от Чалого, прицелился и влепил ему под левый глаз.
Теперь свое слово должен был сказать брат Катерины. Она это знала и с тревогой смотрела на несчастного Витю, на то место, куда должен был попасть каблук сапога.
Но ее брат промахнулся. Он с визгом подпрыгнул и засадил подошвой в пряжку ремня… Витя отлетел к стене, на всякий случай скорчился и завыл. Все были довольны разрешением конфликта. Странно, но и Катька, не получившая того, что хотела – и она была довольна. Пострадала за любовь!
* * *
Лощинин действительно позвонил Крюкову из Правдинска. Следователь уже знал детали, но от этого лучше не стало. Все, что привезла ему Ольга требовало экспертизы, дополнительных допросов… Более того, Лев Львович сгоряча заявил, что на днях привезет явку с повинной на Докторова и видеозапись его признания.
– Вот тогда, дорогой мой адвокат, и решим все вопросы. Тогда и выпустим вашего Дениса.
– Но он же не виноват.
– Я это прекрасно вижу. А документы говорят о другом. Надо написать новые, подшить, сопоставить. Надо написать мотивированное заключение о его невиновности. Это куча работы.
– Но это несправедливо! За что он сидит?
Крюков вдруг вскочил и подбежал к полке, где стояли тома Свода Законов.
– Кстати, о справедливости… Вы, Ольга, совершенно случайно в прошлый раз забыли между томами несколько крупных купюр. Будет справедливо, если вы их заберете.
– Это учитель вам подсказал?
– Нет. Лощинин здесь совершенно не при делах. Он даже не намекал об этом. У меня своя совесть есть, свои принципы.
Ольга подошла к полке, забрала на знакомом месте триста долларов, а потом развалилась на диване с таким видом, что уходить не собирается.
– Вот интересно, Василий Васильевич, у вас свои принципы есть, а я живу так. Как бог на душу положит… Может я беспринципная?
– Да я не о жизненных принципах, а о взятках. Перед каждым чиновником встает вопрос: брать или не брать?
– Понимаю. Сложный вопрос… Но большинство решает его положительно.
– Вот именно, Ольга! Поэтому и вопрос перемещается в другую плоскость: у кого брать? За что брать? Сколько брать?
– А первый вопрос, Василий Васильевич – у кого не брать?
Если брать чисто юридическую сторону вопроса, то они говорили о преступлении, о том как взяточник оправдывает свои действия.
Как юристы они это понимали. Но сейчас разговор шел между обывателями… Юристами они были только на людях, а так – граждане с нормальными взглядами на закон.
– Именно так, Ольга! У вас брать нельзя по двум причинам.
– Первая – наш учитель Лощинин.
– Именно! Через него мы как родственники, а у своих не берут.
– Ясно, Крюков! А вторая причина?
– Вторая в том, что твой Денис явно не виноват… Я с кого беру? С преступников! И тогда моя душа спокойна. И беру не за то, чтоб их отпустить, а так – за мелкие поблажки.
Ольга начала понимать, что здесь действительно есть своя логика. Когда вор крадет дубинку у вора, то это не воровство… Вася Крюков мыслит себя Робин Гудом. Возможно даже, часть денег бедным отдает.
– Я, Ольга, не у всех преступников беру.
– Только у богатых?
– Нет! У богатых, которые наворовали. А которые бедные, или честным трудом заработали – сидите спокойно. Ни копейки не возьму.
На фразе «сидите спокойно», Оленька подумала о Денисе и не просто опечалилась, а с ней сделалось что-то вроде истерики. Она тут на мягком диване сидит и хихикает с хамским следователем, у которого высокие принципы взятия взяток… Крюков – людоед с дикими понятиями справедливости! «Я не всех детей ем, а только тех, кто шалит…»
Очевидно, лицо Крутовой изменилось катастрофически… Василий не понял, конечно, про людоеда, но почувствовал, что Денис для адвоката больше, чем клиент. Больше, чем друг, товарищ и брат… И захотелось Крюкову сделать для этой печальной Ольги что-нибудь хорошее и доброе. Он же почти Робин Гуд.
– Слушай, Крутова, У меня завтра в полдень допрос собутыльников покойного Шульмана. Опознание Докторова по фотографиям и все такое… Хочешь, я на это же время Носова к себе вызову.
– Зачем?
– Так я по этим делам в район Ватутинок поеду. А ты здесь общайся с Носовым сколько хочешь… Я запру вас, и беседуйте… Хочешь?
– Хочу… Спасибо вам, Василий Васильевич. Вы такой добрый.
– Не перехвали, Крутова! У меня тоже есть отдельные недостатки.
* * *
Сивоха, тот бугай, который гринписовцу Вите Чалому поставил фингал под глазом, он сам на своей машине и отвез побитого к ресторану. На прощание как-то неловко обнял нового приятеля и пробормотал:
– Не обижайся, Витя. Мы правильно Катькиному брату помогли. Девка без матери растет. Ей всего пятнадцать. Это она с виду телка во всем соку… Ты бы ее сегодня использовал, потом уехал, а она бы по рукам пошла… Не обижайся, брат. Сам виноват.
Витя промямлил что-то примирительное. О том, что он не знал про пятнадцать, и вообще – не на что ему обижаться. Но при этом он попытался подмигнуть Сивохе левым глазом – не получилось!
Гурков ждал его в штабном кабинете.
Проиграть выборы он уже не боялся. Адвокат Лощинин дал слово, что их интересует судьба Дениса Носова, но не судьба Правдинска.
Правда, ближайший арест Игорька Докторова может сильно напортить картину. Как ни крути, а парень был правой рукой. И когда его возьмут за убийство, то многие почешут репу… А если его привяжут к взрыву в гостинице, то вообще кошмар и тихий ужас.
Гурков решил играть на опережение.
– Вот что, господин Чалый. У меня с тебе деловое предложение… Слушай, Витя, стань ко мне правым боком. Не могу я на твой фингал смотреть. Отвлекает!
Гурков предложил следующее… Надо распустить слух, что некие враждебные силы готовят покушения на самого кандидата в мэры и на го сподвижников.
Кто воюет против Гуркова – ежам понятно. Это другие кандидаты в мэры. Прежде всего, команда Сергея Заморова.
Первая жертва заморовцев верный гринписовец Витя Чалый. Если кто спросит – где факты нападений на Чалого? Вот они – факты на лице! Хоть экспертизу проводи… Понятно, что с этим лицом Виктору следует выступить на местном ТВ и изложить историю о нападении политических противников. Как его били и кричали: «Долой приспешников Гуркова!»
Это первое. Еще Андрей Николаевич попросил подготовить вариант покушения на себя. Или чтоб кто-нибудь сбросил с моста в реку, или чтоб встречная машина пошла на таран.
Понятно, что последствия должны быть, но минимальные… Вот в такой обстановке арест Докторова народ воспримет, как происки врагов.
Витя Чалый не зря был специалистом в таких делах. Он высказал два бесплатных и дельных совета:
– Я завтра соберу своих активистов и сообщу о том, что на вас готовят покушение. Их у меня десять человек, но вечером каждый соберет свои пятерки. Это уже пятьдесят душ… Завтра они вызовут своих подопечных – по пять у каждого. Итого – двести пятьдесят… Через день по городу волна слухов пойдет. Ураган!
– Нормально! Я, Виктор, знаю эту систему. Сетевая структура называется. Американцы придумали для торговли. Я с этого начинал, «Гербалайф» продавал. До четвертого уровня в сети дошел.
– Да, сетевой маркетинг… Второй совет, Андрей Николаевич. Надо не допустить ареста Докторова и совместить его с покушением на вас.
– Это как?
– Если прямолинейно, то так… Враги хотели взорвать вас, а в машину сел он. И вы чуть пострадали: лицо поцарапало осколками или рубашку.
– Ну и зараза ты, Чалый! Ты хочешь на самом деле Игоря убить?
– Я хочу? Это ваши враги хотят… А вам нужен его арест, Андрей Николаевич? Мало ли что он на следствии начнет говорить?
– Профессионал ты, Чалый. Мыслишь логично и безупречно… Зря я разрешил, чтоб тебя побили.
* * *
Профессия всегда накладывает свой отпечаток. Даже если ты глуп и не очень способен к своей работе, то к середине жизни приходит опыт и некая сноровка.
Крюков к своим сорока пяти тоже стал не просто следователем, а психологом. Пришло некоторое умение читать нутро человеческих душ по их глазам, по жестам, по интонации голоса.
Запирая в своем кабинете адвоката Крутову и ее клиента, он многозначительно всматривался в их лица. Его же глазки были ехидные и шаловливые. Они говорили: «Знаю, чем вы здесь будете заниматься. Не осуждаю и даже завидую».
Конечно, у Крюкова была грязная душа, и мысли у него были грязные, и взгляды на любовь… Но что-то он угадал очень точно. О желаниях этих двух людей он знал больше, чем они сами.
Первые минуты шел полный сумбур. Они не знали, куда сесть, что сказать, как посмотреть в глаза друг другу.
Оленька робким голосом извинялась, что так долго не была… Но она в этом не виновата. За ней по Москве гонялась Газель, а потом ее больно ударили по голове и связали. Но это было в Москве. А в Правдинске ее сначала посадили в камеру, потом пытались раздавить джипом, потом напали на дачу Жука, а в конце взорвали. Но оказалось, что взорвали не ее, а Лайму…
