— А вот это, Мыкола, ерунда полнейшая! — сквозь хохот сказала я.— Ты стадо коровье хоть раз в жизни видел? Это же тебе не сельди в банке, которые впритирочку, спинка к спинке, лежат.
— Стадо коровье я, Елена Премудрая, в жизни видал,— покорно согласился Егоров.— И то, что они, коровы, строем не ходят, мне тоже ведомо. Да вот только и пастух, и мент с мужиком в один голос твердили и божились, что именно так оно и было. И не перебивай меня, царевна, а то я мысль светлую да нить путеводную потеряю,— с ласковой укоризной в голосе сказал Колька и продолжил: — И многие поругания от хозяина машины претерпев, добрался-таки мент до отделения и все как есть начальнику своему грозному вылепил. И взревел тут начальник его страшным голосом, и бросился он к рации, и повелел он всем, до кого доораться смог, задержать этого висельника чернявого, ирода треклятого, но уже с применением оружия. А мальчишечка тем временем добрался до того дома, где остановился, вещички неспешно собрал, а и было-то их не великое множество, со старушкой-хозяйкой попрощался, объяснив, что его злые дяди ни за что ни про что обидели, да и впредь забижать собираются, и оставил ей деньги за потерянный, велосипед, на которые, однако, и мотоцикл купить можно. Всплакнула старушка добрая, перекрестила мальца и ватрушечку ему в дорогу дала. И пошел он, душа светлая, безгрешная, походкой легкой по-над морем, и пришел он на берег синя моря-окияна, и раздеваться стал. Уже и туфельки-то он снял, и рубашечку-то снял... Вот тут-то его участковый из соседнего поселка, что на мотоцикле мимо проезжал, и приметил. И, глядя на мальца, этот олух царя небесного, дубина эта стоеросовая, которую ростом да силой природа не обидела, да вот беда-то — боженька умишком обделил, решила подвиг геройский совершить и на мальца-то и бросилась. Опечалился сильно парнишечка, что нет ему покоя в уголке этом райском, и от печали своей великой завязал недотепу морским узлом, чтобы уразумел тот, что не прав был. А потом он и штанишки — последнее, что на нем оставалось, когда его от занятия его мирного отвлекли,— снял и все свои вещички в мешок водонепроницаемый аккуратненько положил. И как божился потом этот придурок участковый, мальчишечка ручкой ему помахал, улыбнулся улыбкой светлой, печальной, вошел в море, поплыл и... пропал. А через некоторое время нашли утопленника, провели якобы опознатушки и объявили его убивцем. И закрыли они дело это кровавое в связи со смертью супостата. Тут и сказке конец, а кто слушал — молодец! — торжественно закончил Колька, сам плеснул себе коньяка и залпом выпил.
— Так это не парнишка был утопленником? — спросил Батя.
— А! — раздраженно махнул рукой Колька, возвращаясь к своему обычному тону.— Конечно, нет. Видимо, у парня в том месте акваланг был припрятан, вот он с его помощью и ушел.
— Ничего себе,—только и смогла сказать я, хотя мне хотелось выразиться гораздо эмоциональнее, но присутствие Бати сдержало.— Только я не поняла, какая связь между этими делами? Там сплошная экзотика, а здесь просто снайпер. Хотя, судя по его подготовке, он, несмотря на возраст, уже, конечно, профессионал экстра-класса.
— А я разве не сказал? — притворно удивился Николай.— Сейчас объясню. Дело-то хоть и закрыли, но менты решили этого парня все-таки найти, чтобы по-свойски поквитаться. Прошерстили они все побережье в этом районе и выяснили, что парень этот у одной старушки из рыбачьего поселка в сарае устроился, объяснив, что купаться по ночам любит, вот и не хочет никому мешать. Платил он ей, однако, как за комнату,— она и рада. Она у него и документы-то не посмотрела, Ванюшей звала, как он ей и представился. Вот она-то и вспомнила, что у парнишки на левом предплечье татуировка осы была, что, кстати, и тот участковый, которого он на берегу для просушки разложил, подтвердил. А вышли мы на эту историю, когда одна дама из нашего же центра, которая весной на море в тех краях отдыхала, вспомнила рассказы местных об этом деле. Мы им тут же запрос, а они нам в ответ: «Какой такой павлин-мавлин? Не было такого!». И они правы: официально дело-то закрыто, а у утопленника никакой татуировки не было. Да и нет ни у кого никакой уверенности, что именно этот парнишка Кадета шлепнул, как, впрочем, и в первом случае, насчет того мужика в Приморье. Вот меня и отправили на месте разобраться.
— Там-то ты и загорел? — догадалась я.
— Там, Ленка. Там. Хоть вспомнил, как море выглядит, да и искупался несколько раз,— подтвердил Колька.— Вот так-то, Елена Премудрая. Кстати, люди Кадета не хуже, чем люди Шипа, поначалу бурлили, но очень быстро успокоились, словно ничего и не было. Вернулся я в Баратов и прямо с поезда — к начальству. Доложился, а оно, пригорюнившись, репку почесало, решило, видать, что нам только таких суперменов для полного счастья и не хватает, и велело мне написать задним числом заявление на неделю отпуска по семейным обстоятельствам, а об истории этой крепко-накрепко забыть и, упаси боже, никому ничего не болтать. Так что я вам ничего не рассказывал, и вся эта сказка, подруга, в этой кухне должна и остаться.— Он повернулся к Бате.— Влад?
— Я, Николай, человек военный, и этим все сказано,— даже удивившись от самого такого предположения, ответил тот.
— Ну, а меня о таких вещах ты мог бы и не предупреждать! — обиделась я.— Но вот интересно, кто же эти два киллера с одинаковыми татуировками?
— Погоди! — остановил меня Егоров.— Во-первых, мы не можем утверждать, что они киллеры,— они просто находились поблизости от места преступления, а во-вторых, кто сказал, что татуировки у них одинаковые? Мы можем все это только предполагать.
— Хорошо,— отмахнулась я.— Будем предполагать. Так кто же они? ОПГ? Семья?
— Ты думай, что говоришь! — Батя выразительно постучал себя по лбу костяшками пальцев.— Какой нормальный отец, занимаясь таким делом, захочет, чтобы его сын по этому же пути пошел?
И Колька поддержал его.
— Нет, Ленка! Это вряд ли. И потом, отец — бесцветный мужичонка, а сын — чернявый?
— А может быть, мать была брюнеткой и это ее доминантные признаки вылезли? — возразила я.
— Глупости! — решительно заявил Колька.— Это тогда какая-то династия наемных убийц получается! Отец экзотикой балуется, а сын современную технику освоил! Нет, Ленка! Это для сериалов версия хоть куда, а в жизни так не бывает.
А ночью Батя спросил меня:
— Аленка, а что это за убийства такие жуткие у вас в городе произошли?
— Жуткие, Батя,— сладко позевывая, сказала я,— это когда два алкаша-собутыльника по пьяни бытовую разборку учинят, выясняя с помощью домашней утвари, кто кого уважает, а кто кого — нет. Или в заводском общежитии в день получки сиделые начинают права качать. Вот тогда зрелище действительно жуткое, после которого даже потолки надо перебеливать, чтобы кровь смыть. А это была очень аккуратненькая, чистенькая и высокопрофессиональная заказуха. Кстати, мне предлагали подключиться к этому расследованию, но я отказалась.
— Слава богу,— совершенно искренне сказал он.— Будем надеяться, что тебе и впредь никогда больше ничем подобным заниматься не придется.
— А вот это, Батя, уж как пойдет! — пробормотала я, засыпая и совершенно не вникая в смысл его слов.
На следующий день, оставив меня отмывать квартиру, Батя отправился навестить своего бывшего сослуживца, живущего теперь в Баратове, но вернулся довольно быстро, сказав, что того не было дома, и снова включился в ремонт.
Дни пролетали незаметно. Совместными усилиями мы привели в порядок мою квартиру и наслаждались бездельем. Мне казалось, что нас с Батей связывают приятельские отношения, которые пройдут вместе с окончанием его отпуска, и мне было рядом с ним хорошо и спокойно. А потом он в один из дней пришел, как обычно, вечером ко мне в комнату и поставил на столик бутылку шампанского.
— О-о-о! — воскликнула я.— А по какому поводу, Батя, гуляем?
— Аленка,— совершенно неожиданно спросил он,— а почему ты меня никогда не называешь по имени? Всегда только Батя или Командир? Как будто отгораживаешься от меня.
— Извини, Влад, но я никак не ожидала, что тебе это неприятно. Думала, наоборот, тебе это льстит,— удивилась я.— Больше не буду, конечно, но почему ты мне раньше не сказал, что тебе это не нравится?
— Надеялся, что сама догадаешься,— он смотрел на меня серьезным, задумчивым взглядом, а потом вдруг попросил: — Аленка, расскажи мне об Игоре.
Меня как будто холодным душем окатили, и я ответила гораздо резче, чем следовало бы:
— Влад, я никогда и ни с кем не обсуждала эту тему и впредь не собираюсь!
— Даже со мной? — казалось, он искренне этому удивился.
— А чем?..— начала было я и осеклась, увидев, что у него в глазах появилась совершенно несвойственная ему растерянность, но длилось это какую-то секунду, а потом взгляд его стал, как обычно, дерзким и бесшабашным.
