Он бросил на нее долгий взгляд, кивнул несколько раз, допил кофе.
— Херманссон?
— Да?
— Потанцуем?
Он встал, прежде чем она успела ответить, присел на корточки перед музыкальным автоматом, пошарил рукой по его задней стенке и несколько раз повернул маленькую черную ручку.
Звук внезапно набрал силу, голос Сив заполнил все помещение.
Он беспечно пожал плечами:
— Иногда, Херманссон, совсем неплохо иметь компанию.
Он выглядел очень довольным.
Она взяла его протянутую руку, и некоторое время оба танцевали, в ритме четыре четверти, посреди кафе. Через две минуты и сорок секунд музыка стихла, Херманссон пошла было обратно к столику.
— Я нажал дважды. Сейчас заиграет снова.
Эверт Гренс снял куртку, два-три па, пока она возвращалась. Упрямый, хромой, старая кожаная портупея с кобурой поверх белой хлопчатобумажной рубашки — Херманссон рассмеялась, во весь голос.
Музыка гремела, он уже заметил, как кое-кто из посетителей направился к стойке, к владельцу кафе, жаловаться, и тут в первый раз зазвонил его мобильник.
Он извинился, взял телефон со стола.
Скрытый номер, это коммутатор, должно быть Софиахеммет. Я должен ответить. Держа руку Анни в своей, он сказал медсестре, что в любое время будет находиться не дальше чем в двадцати минутах. Я должен ответить. Если они позвонили, решили позвонить среди ночи, значит, ей стало хуже.
Он держал телефон в руке, пока звонки не прекратились.
Они сели, поблагодарили молодую женщину, которая принесла кашу, сыр и еще кофе.
Снова скрытый номер. Я должен ответить. И он ответил.
Дежурный из Крунуберга:
— Гренс?
— Это ты только что звонил?
— Ты слышал? И не ответил!
— Что стряслось?
Тяжелый вздох.
— Кто-то был на месте преступления. Кто-то ходил по кульверту под больницей Святого Георгия. Кто-то, Эверт, побывал там, хотя все заперто и каждый спуск охраняется.
*
Кульверт под больницей Святого Георгия был усеян бело-синими комками. Из заградительной ленты, которой полиция обнесла то место, где накануне нашли труп Лиз Педерсен. Лента была изорвана в клочки, скомкана в одинаковые комочки, беспорядочно разбросанные вокруг.
Эверт Гренс, в белом халате, белых брюках и белой бейсболке, стоял, наклонившись вперед, разглядывая обрывки пластиковой ленты. Он только что позвонил Свену Сундквисту, велел ему ехать из дома, из Густавсберга, прямо к церкви Святой Клары, это утро начнется не в Крунуберге.
— Я еще не закончил осмотр места преступления. — Нильс Крантц сидел на корточках возле открытой двери в стене кульверта, которая, как они теперь знали, вела прямо в систему туннелей. — Но знаю, ты спешишь, а у меня есть кой-какие предварительные соображения, которые наверняка тебя заинтересуют.
Гренс надел поверх зимних ботинок мятые голубые бахилы и пошел по узкому проходу, указанному криминалистом. Крантц по-прежнему работал, сидя на корточках, изобразил в воздухе кружок, в нескольких сантиметрах от бетонного пола.
— Здесь.
— Ни черта не вижу.
— Здесь у нас четкий отпечаток подошвы. Та же обувь, что вчера. И та же манера ставить ногу.
— Да?
— Тот же человек, Эверт, тот же мужчина, который притащил сюда труп.
Гренс посмотрел на отпечаток, которого не видел.
— Значит, он возвращался?
— Дважды.
— Что ты имеешь в виду?
— Я зафиксировал следы двух посещений, в разное время. Следы более свежие, чем те, какие изучал в первый раз, вчера утром.
Эверт Гренс отвернулся, машинально принялся считать сине-белые комки на полу, на миг задержал взгляд на пустом месте, где раньше стояли восемь коек.
— Дважды?
— И приходил он одним и тем же путем. Через дверь в туннеле.
Гренс вздохнул:
— А заградительная лента?
— Не знаю почему, это твое дело, но на каждом комке есть отчетливые отпечатки.
— Его?
— Совпадают с отпечатками на трупе.
Мы закрыли место преступления. Охраняли каждый спуск.
Гренс подошел к двери в стене кульверта.
Но не этот.
— Оба раза он шел оттуда. И здесь его путь завершался.
Крантц дернул Эверта Гренса за рукав халата. Они перешли на другую сторону подвального коридора, к стене, к другой двери. Криминалист открыл ее, и Гренс увидел верстак, какие-то станки, ряды инструментов.
— Больничная мастерская. Отпечатки пальцев во многих местах. На аппарате сжатого воздуха, типа компрессора, его, в частности, используют для затяжки болтов. И на домкрате. И на баллонах высокого давления.
— Можешь не продолжать.
Гренс заметил круглую синюю железяку на дальнем конце верстака. А чуть поодаль — две полуметровые трубки. На стене — прозрачные шланги, подсоединенные к вентилю.
— Я уже понял. Не знаю кто, не знаю зачем. Но знаю как. — Он шагнул в темное помещение. — Я знаю, как следы волочения изуродованного трупа к двери в туннель связаны с его визитом в больничную мастерскую.
Свен Сундквист ехал через безлюдный Стокгольм. Еще темно, но день скоро начнется, люди в домах сядут завтракать, будут одевать детей, догоняя время, которое невозможно вернуть. Эверт позвонил из кульверта больницы Святого Георгия сразу после пяти. Девочка жива! — выкрикнул он. Свен поцеловал Аниту в щеку, несколько секунд постоял у приоткрытой двери в комнату Юнаса, слушая глубокое дыхание мальчика, который поспит еще часок-другой, и покинул дом в Густавсберге, чтобы искать другого ребенка, девочку лет шестнадцати, согласно старому нераскрытому делу пропавшую более двух лет назад.
Сундквист припарковался у большого универмага близ виадука Клараберг, пересек недавно расчищенную улицу и по лестнице поднялся к церкви Святой Клары. Церковь была заперта, но сторож, приветливый крепыш в его годах, который представился как Джордж, любезно проводил его к соседнему зданию, объяснив по дороге, что она, та, что, наверное, в курсе дела, всегда приходит первой и сейчас находится там.
Несмотря на потемки, Свен их заметил — четверо наркоманов обменивались зельем у забора, за которым высится многоэтажный гараж (преступление классифицируется как распространение), еще несколько сидели на могильных плитах и ширялись (преступление классифицируется как хранение), он это видел и закрыл глаза, он здесь по другому поводу.
— Слышь, сторож! — Один из сидящих на могильных камнях издалека углядел их в тусклом свете фонарей и заторопился к ним по снегу, спотыкаясь в тонких спортивных тапочках. — Это заказ, слышь, я…
— Со мной разговаривать без толку, ты знаешь.
— …голоден как черт. Может, ты…
— Сильвия. Поговори с ней.
Совсем молодой парень, подумал Свен, лет двадцать, но потасканный, лицо уже в мелких морщинах. Пялится на них с любопытством.
— А это что за хмырь?
Церковный сторож устало взглянул на него:
— Полицейский.
Секунда — и парень побежал предупредить остальных.
Свен Сундквист пожал плечами.
— В другой раз.
Сестра милосердия, та самая Сильвия, сидела в маленьком конторском помещении. Миниатюрная, худенькая женщина лет пятидесяти, обликом чем-то напоминающая давешнего юного наркомана. Лицо измученное, старое, словно бы отжившее свой век. Только глаза у нее другие. Горящие. Парень глаза прятал. Ее глаза жили.
— Свен Сундквист, городская полиция.
Они поздоровались, тонкая рука энергично ответила на пожатие.
Он коротко объяснил, что его визит — часть расследования убийства, связанного с бездомными в районе Фридхемсплан, ему рекомендовали поговорить с ней, поскольку она располагает сведениями, необходимыми полиции.
— Сундквист? Так?
Сестра милосердия, церковный социальный работник, оплачиваемый приходом, у многих тоже далеко не безупречное прошлое, любопытно, какова ее история.
— Да.
— Я не люблю вашего жаргона. Связанного с бездомными. Думаю, ты недоговариваешь. По-моему, тебе нужны сведения о вполне конкретном лице.
Не об одном лице.
О двух.
О мужчине, который оставил следы, но не опознан. О девочке, которая пропала, когда ей было четырнадцать.
— Убийство. Мы ведем объективное расследование.
Она откинулась на спинку простенького стула. Смотрела на него. И сквозь него.
— Чем же, по-твоему, я могу помочь?
— Информацией. О Фридхемсплан.
Она показала в окно.
— В этом городе четыре тысячи бездомных. Как минимум пятьсот вообще не имеют крыши над головой. Сам видишь. Вон целый десяток таких.
Наркоманы, как тени за окном. Свен кивнул.
— А если взять Фридхемсплан?
— Зачем?
— Убийство. Там произошло убийство.
Сильвия медлила. Она видела его насквозь, поняла, что он лжет.
