– И ты поплачь, – посоветовала я.
– Ещё чего! Лучше я отцу морду набью. Или Ветрову изуродую.
Борис сжал зубы так, что на скулах заходили желваки, и, рывком поднявшись с кресла, вышел из комнаты. Из туалета раздался шум воды, и я стала ждать, когда друг придёт в себя. Но вода лилась и лилась, а приятель всё не возвращался. Я вышла из кабинета и направилась по коридору в сторону санузла, пронзительно крича:
– Борь, а Борь!
Джуниор не отзывался. Дойдя до уборной, я распахнула дверь. Борис стоял, согнувшись над раковиной, подставив под струю воды голову. Созерцание этой позы натолкнуло меня на некую догадку. Стараясь ступать неслышно, я подкралась к кудрявому другу и с силой ударила его по спине. Парень дёрнулся, стукнувшись затылком о кран.
– Ты что, с ума сошла! – фыркая, как морж, закричал он. – Я чуть не захлебнулся!
– Исаева ударила профессора ножом, когда он умывался! – волнуясь и торопясь, заговорила я. – Ты понял? Вовсе не обязательно быть двухметрового роста, чтобы нанести подобный удар!
– Я понял, что ты сумасшедшая! – выдохнул мокрый Борис, сгребая меня в охапку. – И ещё я понял, что очень тебя люблю!
Неожиданно губы его оказались на удивление приятными на вкус. Гораздо приятнее, чем поцелуй Леонида, которым мы обменялись в кино. Узкий диван, на который мы переместились, создавал дополнительные трудности. Но разве трудности когда-нибудь пугали хороших адвокатов?
Раньше всех на работу пришла Кира Ивановна. Увидев заспанные лица своих молодых коллег и разбросанные по полу диванные подушки, секретарша проявила деликатность. Тактично сославшись на то, что в конторе закончился сахар, она степенно удалилась, посоветовав нам позавтракать горячими булочками, которые принесла с собой.
– Павел Артемьевич звонил, привет всем передавал, – стоя у выхода, проговорила она и закрыла за собой дверь.
Я привела в порядок диван и Бориса, после чего принялась за себя. Пока Борис варил кофе, я красила глаза. И тут мне в голову пришла замечательная идея, как дискредитировать Ветрову в глазах Эда Георгиевича.
– А что, если привлечь старинного любовника Киры Ивановны? – рисуя подводкой над ресницами тонкую линию, вслух рассуждала я. – Павел Арсеньевич – импозантный мужчина, и голос у него что надо. Будь я Ветровой, я бы перед ним не устояла.
– В качестве кого привлечь? – без особого энтузиазма откликнулся Борис.
– Скажем, в качестве нефтяного магната. Или владельца сети бензоколонок. Он как будто собирается разводиться с женой и ищет хорошего адвоката для бракоразводного процесса. Мы предложим этого клиента Ветровой, и она изменит твоему отцу. Тогда Эд Георгиевич увидит, на ком он собирается жениться, и вернётся в лоно семьи.
– И зачем он там нужен? – хмуро осведомился Борис.
– Тебе, может, и не нужен, а вот Фира Самойловна его любит.
– Ладно, посмотрим, – нехотя согласился Устинович-младший.
Но Кира Ивановна, вернувшаяся из похода по магазинам, категорически отвергла мой план воссоединения четы Устиновичей.
– Что вы, Паша такая увлекающаяся натура! – отмахиваясь сухонькой ладошкой, горячо заговорила она. – Мария в два счёта его на себе женит. А у нас только-только отношения возобновились.
Не успела секретарша договорить, как в контору вошла Ветрова. Услышав обрывок разговора, она самодовольно улыбнулась и проговорила:
– Мне косточки перемываете? Ну-ну, развлекайтесь на здоровье.
Мария красиво прошла на своё место, и Кира Ивановна, глядя ей в след, взволнованно произнесла:
– Нет-нет. Ни в коем случае. Только не Паша.
– А что, начальства сегодня не будет? – невозмутимо осведомился Борис, перебирая на столе папки.
– Начальство неважно себя чувствует, – замявшись, ответила Ветрова.
Мы с Борисом переглянулась, и невеста владельца конторы перехватила этот взгляд.
– Ты, Агата, тоже что-то плохо выглядишь. Как прошёл вечер? – насмешливо спросила она.
– Спасибо, замечательно, – искренне ответила я.
– А почему ты одна? Где Лёнчик?
– Лёнчик в девяносто втором отделении милиции. Его ещё ночью задержали за вождение в нетрезвом виде, а так как он оказывал яростное сопротивление сотрудникам ГИБДД, посадили на трое суток за хулиганство, – пояснил Борис, не отрываясь от работы. – Мне позвонили на мобильный и поставили в известность.
– Эх, Агата Рудь, не уберегла ты парня, – злорадно пропела Ветрова и занялась своими делами.
– Вот змея, – прошептала Кира Ивановна, направляясь на кухню. И, проходя мимо моего стола, повторила: – Ни в коем случае не впутывайте сюда Пашу!
Сидеть в одном помещении с невестой шефа было невмоготу, и я, громыхнув стулом, отправилась на кухню следом за секретаршей.
Кира Ивановна варила на обед макароны с сосисками и прибиралась на кухне. Она собирала в одну кучу валяющиеся тут и там бумажки и, особо не разбирая, нужные ли они, запихивала в большой пластиковый мешок для мусора. Эта ежедневная процедура не вызвала бы у меня особого интереса, если бы я не увидела на совке ту самую бумажку, в которую был завёрнут подарок Бориса – янтарный шпиц. В голове тут же прозвучали слова о ценности самой бумаги, произнесённые приятелем в тот момент, когда я разворачивала фигурку собаки. Выхватив из мусора официальный бланк, я с удивлением прочитала слово «Приговор» в верхней его части, а пробежав глазами текст, убедилась, что это именно то, что мне нужно.
– Борь! – не своим голосом закричала я. – Борь, пойди сюда!
Подоспевший на крик Борис самодовольно хмыкнул и сказал:
– Ну да, Агата! Я прямо с утра отправился в архив и сделал копию приговора по делу Глаголевой. У тебя бы всё равно до этого руки не дошли.
– Подожди, Борь, при чём здесь ты? Вчера какая-то дамочка воспользовалась в архиве моим удостоверением и уничтожила оригинал приговора, – недоумевала я.
– Эта дамочка, я так думаю, сидит в нашей конторе и делает вид, что ничего не слышит, – ехидно прокричал Борис, стараясь, чтобы его услышали в кабинете.
В дверях появилась Ветрова и, опираясь рукой о косяк, с вызовом произнесла:
– Да, я воспользовалась удостоверением на имя Рудь для похода в архив, чтобы тебе, моя дорогая Агата, жизнь мёдом не казалась. Ты первая начала против меня военные действия, угрожая вложить Эдику, и я не осталась в долгу.
– Так это ты взяла у меня удостоверение и бумажник? – не поверила я.
От Ветровой я ожидала чего угодно, но чтобы коллега опустилась до примитивного воровства?
– Вовсе нет, я только позаимствовала твои бумаги из стола Бориса, – скромно потупилась Мария. – Признаю, это нехорошо, но я в отличие от некоторых ни у кого ничего не воровала.
Джуниор подавленно молчал, искоса поглядывая на меня. Я подошла к приятелю и недоверчиво спросила:
– Боря, она говорит правду?
Не выдержав моего пристального взгляда, кудрявый друг сморщил короткий нос и с досадой проговорил:
– Ну да, да! Удостоверение, права, портмоне – всё стащил я. Тогда, помнишь, на рынке в Рязани?
Вот это номер! Я всегда считала себя непревзойдённым мастером провокации, но Борька переплюнул меня в любимом деле.
– Но зачем? – потрясённо прошептала я.
– Ты же сказала, что больше не возьмёшь меня с собой, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как сделать так, чтобы ты не могла без меня обходиться, – тихо ответил Устинович-младший. – Ну, прости меня, Агатка, я же хотел как лучше! Ты что, не видишь, я ради тебя даже перестал гуглить «Лукоморье» и почти избавился от специфических словечек! Выражаюсь как приличный адвокат, если не сказать хуже!
– Ну, Борька, ты даёшь, – фыркнула Ветрова. – Даже не думала, что у меня под носом разгораются мексиканские страсти.
– Ты же знал, как мне трудно без документов! – кричала я, пропуская мимо ушей жалобные отговорки и в бешенстве молотя кулаками по груди Бориса.
– Именно поэтому ты по всем вопросам обращалась бы ко мне! – смиренно снося побои, согласился Борис. – Я же не могу без тебя, как ты не понимаешь!
– Уходи, видеть тебя не хочу, – сквозь зубы прошипела я и принялась читать мятую копию приговора, которую держала в руках.
Из подробно изложенной в бумаге фабулы дела следовало, что Глаголева Эмма Васильевна, 1973 года рождения, приехала из города Рязани поступать в Столичный гуманитарный университет, однако не прошла по конкурсу. Знающие люди посоветовали ей устроиться на кафедру лаборанткой, тогда путь к высшему образованию будет открыт практически на сто процентов. Эмма так и сделала. Проработав в университете два семестра, девушка подружилась с аспирантом своей кафедры Романом Зверевым, и у них завязались близкие отношения. Во время новогодней дискотеки Глаголева приревновала Зверева к студентке-старшекурснице, с которой аспирант целовался на лестнице. Проявив изощрённое коварство, Глаголева увлекла парня к себе в комнату, склонила к половой близости и, как только он заснул, отомстила, пырнув неверного друга хозяйственным ножом в живот. Испугавшись содеянного, Глаголева оставила потерпевшего истекать кровью в общежитии, а сама отправилась на Яузский мост и бросилась в незамёрзшую воду, откуда её спас случайный свидетель. Суд квалифицировал содеянное обвиняемой по статье сто одиннадцатой – причинение тяжкого вреда здоровью, ибо при ранении пострадали жизненно важные органы потерпевшего, а именно селезёнка, и после операции аспирант получил инвалидность. Принимая во внимание ходатайство руководства администрации института, суд смягчил наказание и приговорил Глаголеву Эмму Васильевну к трём годам лишения свободы в колонии общего режима.
