– Почему же все молчали? – возмутилась я. – Вы же не могли не знать, что происходит!
– Да нет же, мы узнали об этом после того, как Петя вышел из больницы. Хотя зачем я вру? – вдруг рассердилась женщина. – Конечно, все видели, как Рома и его компания приставали к Эмме и как она от них шарахалась и их боялась. Но нам, аспирантам, предстояло защищаться в стенах университета, и никто не хотел проблем.
Зоя Даниловна опустила глаза и сидела так некоторое время, думая о своём. Я тронула женщину за руку и задала следующий вопрос:
– А Зверев? Его потом совесть не мучила?
– Совесть? Романа? – встрепенулась Зоя Даниловна. – Ну что вы! Роману Фёдоровичу такая нравственная категория вообще не была знакома. Эмма никому ничего плохого не сделала и так жестоко поплатилась за свою молодость и свежесть, а Рома только и говорил, что об увечье, которое ему нанесли. Нет, он не раскаивался. Ему не жалко было Эмму. Я её хорошо запомнила – невысокая, застенчивая девушка с румянцем во всю щёку. Видно было, что прилично воспитана. Любила читать – всё время в лаборантской сидела с книжкой.
Я ещё долго беседовала с Зоей Даниловной, а в конце разговора, закрыв блокнот, взглянула женщине в глаза и спросила:
– Вы сможете повторить всё это на суде?
– Обязательно повторю, – устало откликнулась доцент Высоцкая.
– Спасибо, – только и смогла выговорить я, страшно устав от этого разговора. – Может быть, вам что-то известно про Эмму Глаголеву? Где она сейчас, чем занимается?
– О Глаголевой я больше ничего не слышала, – с сожалением протянула моя собеседница.
– Ещё раз спасибо, вы мне очень помогли, – поднимаясь из-за стола, сказала я и захлопнула блокнот.
Только на улице я стала понемногу приходить в себя. Вот тебе и злодей-насильник! Любимая поговорка деда, которую я слышала с самого детства, звучала в переводе с суахили как «всё не то, чем кажется». Я шла по дорожке от главного корпуса к воротам, где оставила машину, и шептала про себя эту поговорку. Смартфон зазвонил как раз в тот момент, когда я садилась за руль. Вынув из сумки аппарат, я ответила на звонок.
– Агата Львовна Рудь? – спросил незнакомый мужской голос.
– Да, я вас слушаю, – с лёгким недоумением откликнулась я.
– Вас беспокоит Михаил Степанович Копылов, главный врач Судской женской колонии. Вы просили Сергея Пузенкова навести справки насчёт Эммы Глаголевой, родившей во время отбывания наказания двойню. Дело в том, что я в то время собирал материал для диссертации по вопросу частоты заболеваний туберкулёзом среди беременных заключённых, и Эмма Глаголева попала в поле моего зрения. Она заболела открытой формой туберкулёза на позднем сроке беременности, и я наблюдал как её, так и новорожденных детей. Вчера я поднял свои бумаги и обнаружил, что и Эмма, и один из её детей – мальчик – умерли сразу же после родов.
– А девочка? – с замиранием сердца спросила я.
– Про девочку я ничего не знаю. По-моему, после смерти матери девочку забрала её бабушка. Я больше девочкой не интересовался – ребёнок был абсолютно здоровый, а меня занимали туберкулёзники.
– Всё-таки Лиза! – пробормотала я, стукая себя кулаком по коленке.
– Простите, что вы сказали? – не расслышал начальник санчасти.
– Я говорю, огромное спасибо! – Я почти кричала в трубку.
– Да ну, не стоит благодарности, – смутился собеседник и дал отбой.
Я пожевала колпачок ручки, которой записала в блокноте крупное слово «Лиза», и набрала номер Джуниора.
– Борька, ты не поверишь, но мальчик отпадает, остаётся одна девочка! – прокричала я в трубку. – Я уверена, что это Лиза.
– И откуда у нас такая уверенность? – поинтересовался кудрявый друг.
– Мне только что звонили из колонии города Судок! Теперь всё сходится! Из Дома малютки Судской колонии малышку забирает бабушка, но не справляется с воспитанием внучки и подкидывает ребёнка в детский дом! Знаешь, Борь, позвоню-ка я Юле, предупрежу, чтобы была осторожнее со своей подругой. Ты подъезжай к университету, ладно? Что-то на душе неспокойно.
Скинув вызов Бориса, я стала трясущимися от волнения руками набирать номер Юли, но телефон абонента был вне зоны доступа Сети. Тогда я выбралась из машины и побежала в сторону общежития, собираясь как можно скорее убедиться, что с Юлей всё в порядке.
На втором этаже привычно грохотала музыка. Подбежав к двери комнаты, я постучала, ожидая ответа. Музыка продолжала сотрясать стены коридора, но дверь была безнадёжно заперта. Я подёргала ручку и огляделась по сторонам. В дальнем конце коридора показалась высокая фигура в цветастом халате. Я двинулась навстречу девушке, заранее приветливо улыбаясь.
– Простите, вы не знаете, где Юля Щеглова из двести второй комнаты?
Девушка поравнялась со мной и поправила съехавшее с головы полотенце.
– Юлька ещё вчера поехала домой, у неё отец из Бельгии приезжает, – поделилась она.
– А Лиза Исаева где, не подскажете?
– Исаева с утра на кухне толкалась, а потом куда-то ушла, а музыку забыла выключить. Теперь слушаем всем этажом этот её панк-рок. А вы откуда? Из деканата?
– Я адвокат Агата Рудь, защищаю Володю Мызина, – пояснила я.
– Да, жалко парня, – сочувственно кивнула полотенцем на голове девчонка. – Передавайте Вовику привет.
Я стукнула ещё раз в дверь комнаты клиентки и, не дождавшись ответа, повернула назад. В машине я достала коммуникатор и стала звонить Борису:
– Борь, Юля не отвечает. И в общежитии её нет. Девочка с её этажа говорит, что Щеглова поехала домой, но я что-то волнуюсь. Съезжу, пожалуй, в Пряжск. А ты приезжай сюда – помнишь, двести вторая комната?
– Забудешь тут, – недовольно проворчал Джуниор. – Мать на меня до сих пор дуется.
– Помнишь – и хорошо, – не дала я втянуть себя в дискуссию. – Приезжай и стереги Исаеву. Как придёт – любыми правдами и неправдами вези её к нам в контору, будем колоть.
– Эй, подруга, ты не слишком круто взяла? – насторожился Борис. – Ты же не полиция, чтобы колоть подозреваемого.
– А я её психической атакой возьму, – пообещала я.
– А если она не поедет? – ныл Устинович-младший.
– Скажи, что знаешь про неё такое, что ей лучше не отказываться. Я к вам позже подъеду.
– Адрес Щегловой у тебя есть? – обречённо спросил приятель.
– Само собой. В договоре забит, – гордо ответила я, перебирая бумажки в поисках нужной странички.
– Если что, я на связи, – вздохнул Борис, понимая, что проще уступить, чем спорить с одержимой идеей фикс женщиной. – Освободишься – позвони.
Я сказала «ага», кинула смартфон на соседнее сиденье и включила зажигание.
Дорога до Пряжска делилась на два участка – на территории Московской области имелось вполне приличное шоссе, а вот Тверская область, как по мановению волшебной палочки, превращалась в сплошные выбоины и колдобины. До усадебного дома старой постройки, в котором жила Юля, я добиралась как по прифронтовой полосе, изрытой бомбёжками и шрапнелью. Дом Щегловых стоял в глубине участка, густо засаженного фруктовыми деревьями, серыми и голыми в это время года. Честно говоря, я совсем не так представляла себе дом своей нанимательницы. Юлины мать с отцом, не вылезавшие из Бельгии, могли бы сделать простенький ремонт или хотя бы покрасить облупившийся домишко, не говоря уже о том, чтобы поправить прохудившуюся крышу веранды. Подойдя к покосившейся калитке, я постучала в деревянную створку. Из глубины участка послышался лай собаки, и из-за дома вышла пожилая женщина в старенькой куртке. Я махнула ей рукой и крикнула:
– Здравствуйте! Могу я видеть Юлю Щеглову?
Женщина улыбнулась и пошла по дорожке, вымощенной тротуарной плиткой, к воротам. В руке она держала ведро с пожухлой травой.
– Вы к Юлечке?
Стараясь не показывать своего беспокойства за жизнь девушки, я улыбнулась и коротко кивнула:
– Да, к Юле. Хотела с ней поговорить.
– А Юли сейчас нет, она в гости пошла. У неё через два дома жених живёт, Саша Нечаев, хороший мальчик. Юлечка скоро придёт, сказала, что ненадолго. Вы подождёте?
– Если можно, – в замешательстве ответила я.
Женщина шагнула в сторону, пропуская меня на участок, и заперла за мной калитку. Вернувшись к дому, она поставила ведро у крыльца и поднялась на веранду, делая приглашающий жест.
– Пойдёмте, я вас чаем напою, – радушно сказала она.
Я вошла в дом и села на предложенный стул между столом и плитой. Признаться, я ничего не понимала. Какой ещё Саша Нечаев, когда я лично знакома с женихом Юли, и зовут его Володя Мызин! Ох уж мне эти старушки, вечно они что-то путают! Веранда Щегловых служила хозяевам кухней. Кухня была застеклена и уютно подсвечена настольной лампой, но дырка в потолке говорила о том, что в доме не хватает мужской руки. На плите закипал чайник и варилась в большой кастрюле половинка курицы. В углу на тумбе стоял пузатый ламповый телевизор. Светился экран, передавали новости. Женщина открыла старенький холодильник и выложила на стол хвостик копчёной колбасы и остатки сыра. Достала из хлебницы свежий батон и принялась его резать тонкими ломтями.
