– Не был. Чего мне здесь делать? – фыркнул тот.
– Ну, вот гляди, набирайся культуры. Потом, может, детям своим будешь рассказывать: мол, я не какой-нибудь лох, даже в театре был, правда, один только раз…
– Да у меня и детей-то нету! – отмахнулся от него Бритва.
– Сейчас нету, может, потом будут…
– Не люблю я их, детей. От них только головная боль и расходы.
Людмила провела своих спутников через театральный буфет. Здесь уже стояла на боевом посту круглолицая буфетчица и часть столиков была занята. За ближним к стойке столом сидел тот же, что и прошлый раз, мужчина в синем костюме. Он вел с буфетчицей оживленную беседу. Судя по ее разрумянившемуся лицу, между ними уже возникли теплые, доверительные отношения. За угловым столиком мужчина и женщина средних лет дружно пили коньяк и бурно обсуждали какую-то Ольгу Мышеловкину. В середине зала, сдвинув вместе два стола, оттягивалась группа разнокалиберных женщин, скорее всего, сотрудниц какой-то бухгалтерии.
– Ну что, театр как театр, – проговорил Бритва, – ничего страшного! Может, примем по сто грамм, раз уж пришли?
– Мы на деле! – одернул его Герыч. – Люся, теперь куда?
– Сюда. – Людмила показала на дверь зимнего сада.
Оказавшись среди пальм и тропических цветов, бандиты оживились и почувствовали себя свободнее.
– А что, круто! – Бритва оглядывался по сторонам. – Помню, я с Анжелкой летал на Канары, так там похоже было: пальмы, цветы, бабочки порхают…
Договорить он не успел, поскольку из кустов донесся хриплый голос:
– Руки вверх!
Бритва тут же выхватил пистолет и нырнул в кусты, Герыч попятился и спрятался за пальму, остальные бандиты испуганно вертели головами.
– Подстава! – шипел из кустов Бритва. – Это все она! Она нас сюда заманила!
– Да не бойтесь вы, мальчики! – проговорила Людмила. – Это всего лишь Каррерас!
– Кто такой? – донесся из-за пальмы голос Герыча. – Человек Павлика?
– Да нет, это попугай!
Как раз в это время огромный яркий попугай сел на ветку, пригладил клювом перья и проговорил:
– Каррерас хор-роший! Бр-раво! Бр-раво! Публика аплодир-рует! Ор-рехов Каррерасу!
– Правда попугай! – Из-за пальмы вышел смущенный Герыч.
Последним появился недоверчивый Бритва. Он посмотрел на попугая с отвращением и проговорил сквозь зубы:
– Твое счастье, что у меня времени нет, а то приготовил бы я тебя под ореховым соусом!
Инцидент с попугаем был исчерпан, и Людмила повела своих спутников в глубину сада, к вольеру с лягушками.
Наконец, пройдя между двумя большими пальмами, она увидела прудик и склонившееся над ним дерево с большими мясистыми листьями. Как и прошлый раз, по поверхности пруда плавали круглые листья водного растения. Но только лягушек на этот раз не было.
Вместо них из пруда выглядывала большая черепаха с темными, прикрытыми тяжелыми веками задумчивыми глазами и сморщенной старушечьей шеей.
– Странно… – проговорила Людмила. – Здесь раньше жили лягушки… где же они?
Черепаха, даже если что-то знала, ничего не ответила, а кроме нее, поблизости никого не было.
– Ну и что, зачем мы сюда притащились? – недовольно осведомился Бритва. – На эту Тортиллу полюбоваться? Так я могу придумать занятие повеселее!
– Ну, правда, Люсь, – присоединился к своему подручному Герыч, – где эти чертовы лягушки?
– Может, у них здесь какие-то переделки, перепланировки… ну, пойдемте туда, где держали самых ядовитых лягушек. Там такой карлик хозяйничает, он по этим лягушкам главный специалист, и он-то Павлика и снабжает ядом.
Людмила повела Герыча с командой в глубину сада.
Но уже на подходах к комнате, где Карлуша держал ядовитых лягушек, она почувствовала беспокойство. Дело в том, что в саду царила тишина, нарушаемая только журчанием воды и редкими криками попугаев. Оглушительного кваканья лягушек, которое она слышала прошлый раз, не было.
Вся компания подошла к застекленной комнатушке.
За перегородкой хлопотал какой-то седенький старичок в сером сатиновом халате. Он чистил террариумы, фальшиво напевая вполголоса:
– Имел бы я златые горы…
Бритва переглянулся с Герычем, ворвался в вольер и, направив на старичка пистолет, гаркнул во весь голос:
– Руки вверх, дед! Только шелохнешься – убью! Имей в виду, шуток я не понимаю!
Старичок испуганно ойкнул и уронил террариум.
– Да это не тот! – остановила его Людмила.
– А я откуда знаю – тот, не тот… – проворчал Бритва. – Ладно, дед, можешь опустить руки, отбой воздушной тревоги!
– Вы кто такие? – Старичок, оправившись от испуга, пришел в состояние административного рвения. – Здесь помещение служебное, сюда посторонним нельзя!
– Мы не посторонние, – заверила его Людмила, – мы из санэпидемнадзора. А где прежний сотрудник, такой маленький, с длинными усами?
– Карлуша? Уволился… неожиданно уволился, сказал, что по семейным обстоятельствам. Теперь здесь я вместо него работаю. Вот, порядок навожу…
– А где лягушки? Здесь же находились ядовитые лягушки редкого вида Хиламбатис Африканус…
– О, вы в биологии разбираетесь! – с уважением проговорил старичок. – Правда, были здесь лягушки, очень редкие, то ли африканские, то ли из Южной Америки, но я их не застал. Видимо, Карлуша унес их с собой. А ведь это непорядок, лягушки – собственность театра. Я директору доложил, но он меня и слушать не стал – ему не до лягушек, у него с репертуаром какие-то сложности…
Старичок говорил еще что-то, но Людмила его не слушала.
Она смотрела под стол, где лежала брюшком кверху мертвая лягушка редкого вида Хиламбатис Африканус. Последняя из большого семейства ядовитых лягушек. Людмиле показалось, что она узнала лягушку. Это была Анджелина.
– Опоздали мы, – проговорила она, повернувшись к Герычу, – он как-то пронюхал, что у Павлика намечаются неприятности, и заблаговременно скрылся вместе с лягушками.
– А что вы думаете? – подхватил словоохотливый старичок. – Лягушки, они заранее чувствуют неприятности. Вот в Японии они предупреждают о землетрясении. Как лягушки перестают квакать – значит, скоро жди землетрясения…
– Ладно, дед, я тебя прошу: перестань квакать, голова от тебя болит! – попросил его Герыч.
И каково же было удивление всех присутствующих, когда у выхода из театра они увидели пожилого армянина.
– Дядя Сурен! – Людмила так обрадовалась, что бросилась ему на шею. – Как вы тут оказались?
– Как чувствовал, – водитель прослезился, – сердце весть подало, что ты тут будешь. А я своему сердцу верю. Давай уже, поехали, что ли, от этих подальше…
– С удовольствием! Прощай, Витя. – Людмила оглянулась. – Более не встретимся!
– Как знать. – Толстяк подошел ближе. – Ты это… если что, обращайся. Я вроде как тебе должен…
– Непременно! – прочирикала Людмила. – Буду помнить!
В машине дядя Сурен дал ей свежую лепешку с сыром и налил горячего чаю из термоса. Людмиле показалось, что ничего вкуснее она в жизни не ела.
– Теперь домой – и спать! – объявила она, широко зевая. – Все остальное потом.
Но не тут-то было. Дежурил нынче Сергей, но ворота открыл молча, видно, узнал Людмилу сразу. Она вышла из лифта и проскользнула в холл. Единственным ее желанием сейчас было встать под душ (ванну горячую нельзя), а потом лечь в постель и спать долго, до утра, а может быть, и до вечера.
Входная дверь скрипнула, и тут же на пороге своей квартиры возник отец.
– Добрый вечер, папа! – Людмила постаралась, чтобы он не услышал в ее голосе явную досаду. – Ты дома?
Он не ответил, только смотрел на нее сурово и мрачно.
– Зайди ко мне! – наконец бросил он и, развернувшись на пятках, пошел в глубь квартиры, не оглядываясь, в полной уверенности, что Людмила бросится сейчас за ним, как послушная собачонка.
«Какого черта! – Ее охватила злость. – Как он со мной обращается? Никуда не пойду!»
Она бросилась бежать через холл к себе, но отец догнал ее и схватил за руку.
– Я же сказал – зайди! – прорычал он, и на этот раз у нее не хватило сил вырваться.
Пока они шли через огромную квартиру к кабинету отца, Людмила передумала очень многое. Она ожидала самого худшего – что сейчас ее схватят и насильно увезут в клинику или вколют что-нибудь прямо там, в кабинете. Она решила сопротивляться любыми способами, если надо, она будет драться. Но прежде следовало дать понять отцу, что отнять у нее неродившегося ребенка они смогут только ценой ее жизни. Готов ли он на это…
В кабинете, к счастью, никого не было. Отец втолкнул ее туда и закрыл дверь.
– Где ты была? – спросил он холодно. – Где моя дочь шлялась больше суток?
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – мгновенно разозлилась Людмила. – Я вполне отдаю себе отчет, что делаю!
– Ты хочешь, чтобы с тобой обращались соответственно положению, а сама не ночуешь дома! И что это за вид… ты похожа на бомжиху! – выдохнул отец. – Я начинаю думать, что Глеб был прав, когда…
