― Ты чего настырничаешь, парень? Что тебе надо?
― А то, что Лешка мой друг, — сказал Сергей.
― Ну… — выдохнул из глубины груди, будто прорычал, Гена.
― Ну и ну! — Сергей незаметно спружинил ноги, чтобы при необходимости уклониться от удара и самому сделать выпад. — Я хочу узнать, кто дал ему подножку.
Гена встряхнул ружье за спиной, глянул через голову Сергея на тропинку вдоль берега.
― Дуришь ты, парень. Чокнулся на друзьях, девках… А я тут что? — И, задев Сергея плечом, пошел своей дорогой, будто и не испытывал минутного замешательства. Но через несколько шагов остановился. — Перевезешь на тот берег?
― Мою лодку Павел забрал, — нейтральным голосом ответил Сергей. — Там, если успеете, хороший парень на моторке — перевезет.
― Ну пока, — сказал Гена и опять встряхнул ружье за спиной. Но не стронулся, в пол-оборота разглядывая Сергея. — Что ты там языком чесал — я не понял. И какое тебе дело, кто с кем приехал? Разве я не говорил, что мы были вместе с Ваньшей? А знаю я его, так я каждую собаку в Белогорске, в Свинушах, знаю.
― Моему другу дали подножку, — повторил Сергей. — Я хочу узнать — кто.
― Узнавать — это твое дело, — пожав плечами, согласился Гена. — Но я тут при чем? Подножку дают, кто ближе… А если из дальних… Тут, парень, всяких сейчас… — И, не договорив, он зашагал тропинкой по направлению к заливчику.
Сергей остался, разочарованный и обескураженный.
Голова его трещала от усталости, и в быстро густеющих сумерках он, возможно, залег бы спать, если бы не одно случайное обстоятельство, опять надолго встряхнувшее его.
* * *
Он думал, что прошедшая ночь исчерпала события запутанной трагедии Татьяниной усадьбы. Но, как он убедился вскоре, события продолжали развиваться.
Проводив Гену, он долго оставался в одиночестве на пепелище. Потом медленно направился домой, не кратчайшей дорогой — через кедровник, а улицей — чтобы пройти из одного конца деревни в другой.
Слышал, как дважды — затихая, потом нарастая — отработал Антошкин мотор. С любопытством бездельника присматривался к старикам на лавочках возле палисадников, к мальчишкам за кособоким плетнем, на ощупь играющим в ножичек… И должен был повернуть за угол, когда еще раз оглянулся в сторону озера, где улица обрывалась и где за кедрами, уже невидимое, лежало пепелище… Угадал в смутной мужской фигуре Владислава. И сразу почти бегом бросился назад.
Торопливость Сергея, возможно, обеспокоила тягучие, сонные думы стариков. Но ему было не до них и не до мальчишек, что проводили его ироническими репликами. Он выскочил на пепелище и остановился, взбешенный, потому что близ Татьяниной усадьбы никого не было. Пробежал сначала по тропинке в сторону заливчика, потом — опять мимо сгоревшей усадьбы — в противоположную сторону… На тропинке не было ни души. И тогда, задержав дыхание, он почти физически ощутил, что обстановка сделалась прямо противоположной той, какую он предполагал: вместо того чтобы наблюдать, он, сам стал объектом наблюдения для кого-то.
Медленно, чтобы не выдать себя, он отступил от пепелища ближе к улице. На шаг, потом еще на шаг. Потом так же медленно, словно в раздумье, повернулся спиной к озеру и пошел в деревню. Насколько естественным выглядело его отступление со стороны — судить не мог. Но подобрал кедровую ветку и, легонько постукивая ею по ноге, тем же неторопливым шагом двинулся по направлению к дому.
Вплоть до поворота он ни разу не оглянулся, однако всеми силами старался уловить признаки движения по сторонам или за спиной. Но ничего подозрительного не почувствовал.
За углом, спиной к чьим-то высоким воротам, остановился. Долго, без движения, слушал вечерние голоса. Потом, держась вплотную к затемненным оградам, ушел переулками далеко вправо, до самого кедровника, и, оглядевшись, нырнул в кусты.
Здесь, хотя Никодимовка и лес вокруг нее были весьма относительной его родиной, он почувствовал себя уверенней. Но не ослаблял внимания все время, пока пересекал кедровник. Немного отдышался только на берегу озера.
Как и рассчитывал, он вышел к воде метрах в ста от бывшей усадьбы. Слева его прикрывала теперь стена камышей, справа, по берегу — кусты тальника. Нужно было только не чавкнуть ногой на заболоченной полоске между камышами и тальником, случайно не сломать веток, осторожно приподнимая и опуская их за собой…
Это удалось ему. Не выдав себя, он подошел почти вплотную к пожарищу. Затаился в кустах, у воды.
Пока шел через кедровник, пока шаг за шагом пробирался вдоль камышей, темнота сгустилась и один за другим утихли деревенские звуки.
Спасительный ветерок шелестнул в кронах кедров: сначала робко, потом настойчивей. Потом опустился ниже и захватил камыши.
Звездный свет ― выдумка. В безлунье при звездах еще темнее и непроглядней кажется в лесу. Потому что звезды слепят, хоть и не светят.
Минута потянулась за минутой. Он утратил ощущение времени, стоя в одной позе — на правом колене, чтобы не сорваться в воду и чтобы, оставаясь незаметным на фоне черного тальника, постоянно видеть оцепеневшее в темноте пепелище.
Из поля зрения время от времени совсем исчезали контуры печной трубы, деревьев, линия берега вдоль бывшей усадьбы. Тогда он на секунду закрывал глаза, давая им короткий отдых. И снова различал берег, очертания большой, уродливой вне домашних стен печи… Думал: хорошо, что нет рядом Алены, что не обязательно ей знать о его бесполезном старании… А в глубине души был почему-то уверен, что все это не впустую, и ждал.
* * *
Только очень напряженный слух мог уловить в этом нарастающем шорохе хвои чужой, посторонний звук. Что это — подвернувшаяся под ногу щепа или неосторожно задетая ветка — трудно сказать. Сергей затаил дыхание. И вскоре увидел фигуру человека, который двигался по берегу к бывшей Татьяниной усадьбе с противоположной от него стороны.
Сергей расслабился, перевел дыхание. Ни страха, ни беспокойства он при этом не ощутил. Напротив! Словно бы то, что предположения его оправдались, и то, что враг был теперь перед ним — не загадочный, вездесущий, а реальный — из крови и плоти, — разом упрощало его дальнейшую, задачу.
Первая мысль: «Кто это?» — ударилась вслепую. Нельзя было разглядеть даже, во что одет неизвестный. А вопрос: один он или не один — почему-то не вызывал сомнений — так неслышно, медленно, а вместе с тем уверенно может выходить только человек, привыкший действовать в одиночку. Движения его были неторопливыми, точными, а ружье или дубина в руке говорили сами за себя.
Помедлив на берегу, человек быстро взошел наверх, к пепелищу. Согнувшись, что-то поискал под ногами. Сергей догадался: «Подполье!» И не успел подумать, что ему там надо, как тот присел на край ямы и почти в одно движение соскользнул вниз…
Удивительно точной бывает иногда реакция. Еще не сообразив, зачем это ему, Сергей уже вскочил на ноги и, раздвинув тальник, метнулся в кедры. Припорошенный хвоей мох скрадывал его шаги, и он, не выпуская из поля зрения темного пятна пепелища, обежал его далеко за деревьями, чтобы оказаться на той стороне, куда, следуя логике поступков, должен был возвратиться неизвестный.
Это перемещение лишило его возможности слышать, что происходило в подполье. Но, когда он, смиряя биение сердца, затаился в новом своем укрытии, под защитой колючего вереска, из ямы, шурхнув, мягко упало на угли то, что он принял вначале за дубину или ружье, но что впоследствии оказалось обыкновенной монтировкой, как шоферы называют свои загнутые на концах ломики. Вслед за монтировкой на угли рядом с подпольем опустилось еще что-то, а затем появился и сам человек. Опершись о край ямы, он сначала выпрыгнул по пояс на вытянутые руки, затем оттолкнулся от земли, подобрал монтировку, предмет, вытащенный из подполья, и, слегка пригнувшись, той же уверенной поступью сошел вниз, к воде.
Сергей правильно рассчитал. Неизвестный должен был пройти мимо него, и, готовый узнать кого угодно, Сергей никак не думал, что увидит перед собой совершенно нового человека.
С небольшим деревянным чемоданчиком в руке, с монтировкой, мужик прошел в такой близости от вереска, что можно было дотянуться до его плеча. Сергей так и сделал бы — окажись перед ним кто-то из охотничьей избушки или с рудника. Но этого человека он раньше нигде не видел! Обширная кепка, телогрейка, ватные брюки, сапоги. Черные в темноте космы из-под кепки, борода, усы… Он медведем прошествовал в каком-нибудь полушаге от Сергея и, чем дальше от пепелища, тем уверенней углублялся в кедровник. Сергей едва поспевал за ним, вынужденный проявлять особую осторожность, ибо противник его вопреки всему оказался загадочным и, как все необъяснимое, стал вдвойне опасен.
Напасть на него Сергей мог. И таким было его первое побуждение, когда он убедился, что неизвестный идет в сторону медвежьего лабаза, к урману. Внезапность оставляла за ним все преимущества, даже если в кармане у противника или за голенищем нож. Выбить монтировку дело одной секунды… Но что дальше? Надо было узнать, кто ждет его, где. А он шел, оставляя налево от себя возможные подходы к заимке, направо — Южный…
