По мере того как шествие приближалось к этому нагромождению плавника, мужчина, шагавший в середине, делался все более возбужденным, как будто плавник одновременно пугал его и притягивал к себе. Его быстрая бессвязная речь, состоявшая из незаконченных предложений, неслась над гонимыми ветром волнами.
Троица добралась до груды плавника. Двое высоких мужчин поставили болтуна на нужное место – на самый край откоса, спускавшегося к воде. Он стоял лицом к суше, в самой гуще веток. Высокие мужчины попятились прочь и вытащили из карманов какие-то маленькие машинки, а тот, что стоял среди плавника, достигавшего его пояса, затараторил еще громче и быстрее, чем прежде. Время от времени над водой пролетало одно-два законченных предложения типа «А что если я прав? Что если вы ошибаетесь, а я прав? Как я узнал бы, кто ездил с тобой на ферму?» И тому подобные замечания, произносимые громко, быстро и с жаром.
Двое подняли свои машинки и направили их на болтуна. Но потом один из здоровяков опустил руку и сказал что-то своему приятелю. Они наскоро посовещались между собой, но, похоже, так и не пришли ни к какому решению.
Болтун все болтал и болтал, размахивая руками. Ветер обмотал плащ вокруг его фигуры, а покрытый испариной лоб болтуна сиял на солнце.
Двое мужчин наконец до чего-то договорились. Они поманили к себе болтуна, который вышел из груды плавника и поплелся с ними вместе по песку обратно, к машине, на которой они приехали. Болтун и один из здоровяков остановились возле машины, а третий мужчина открыл дверцу, скользнул за руль и снял трубку автомобильного телефона, прикрепленного под приборным щитком.
Он произнес имя, которое ветер подхватил и понес над волнами.
– Мистер Гросс.
Последовали короткие телефонные переговоры, ведущая роль в которых принадлежала человеку, сидевшему за рулем, затем он передал трубку болтуну, еще недавно стоявшему в куче плавника. Болтун опять принялся болтать, на этот раз в трубку, однако с прежней скоростью и настойчивостью. Он прекратил болтать, послушал немного, потом заболтал снова. Трубка перекочевала к одному из здоровяков, который сказал человеку на другом конце линии несколько слов, подтверждающих болтовню болтуна, а потом снова передал трубку болтуну, чтобы тот поболтал в нее еще немножко.
Дул ветер. Сияло солнце. Волны накатывали на пляж. Черная машина блестела. Болтун болтал. Двое других неподвижно и терпеливо стояли рядом.
Этим бесстрастным людям было все равно, сумеет болтун убедить своего слушателя или нет. Один из них, сгорбившись и сложив ладони чашечкой, чтобы прикрыть от ветра пламя спички, закурил сигарету. Белый дым понесло к морю вместе с обрывками болтовни болтуна.
Болтун кончил болтать, вручил трубку здоровяку; тот быстро сказал что-то, послушал, кивнул и опять заговорил, потом повесил трубку на крючок под приборным щитком.
Троица забралась в машину – все сели впереди, умолкший болтун в середине, а здоровяки по краям. Машина развернулась, описав широкую дугу, и поехала прочь с пляжа, к невидимой отсюда дороге.
Уф!
Все висело на волоске, скажу я вам. Стоя в груде плавника, я думал, что мне конец и дело теперь только за стрельбой. Я говорил, как Бродерик Кроуфорд, когда тот куда-то торопится, я произносил слова в пять или шесть раз быстрее обычного, подпрыгивал и безостановочно размахивал руками, чтобы привлечь внимание Траска и Слейда, и какое-то время мне казалось, что с таким же успехом я мог бы вещать по-французски. Но я твердил свое, рассказывая им, кто убил Агриколу и почему, и как я вычислил, что он стучит на синдикат Крепышу Тони Тафи, и как узнал, что именно с ним Слейд ездил к Агриколе, а потом повторял всю историю от начала до конца. И спустя какое-то время она мало-помалу просочилась сквозь их черепа, как дождевая вода сквозь железобетон.
В конце концов Траск сказал:
– Пускай парень поговорит с Гроссом, вреда от этого не будет. Как Гросс решит, так с ним и поступим.
– Неохота время тратить, – ответил Слейд.
– Это недолго, – возразил Траск.
Тем дело и кончилось. Мы вернулись к машине, и сначала я подумал, что нам предстоит еще одна долгая совместная поездка через остров, на юг, к Хьюлетт-Бей-Парк, но оказалось, что в машине есть телефон. Я уже слыхал о телефонах в автомобилях, но впервые видел такую штуку.
Зная, что я был напичкан научной фантастикой, вы, возможно, подумали, что при виде телефона в черной машине я погрузился в размышления о чудесах науки и всем таком прочем, но ничего подобного мне в голову не пришло.
Черная машина на песчаных дюнах, безлюдье, свирепого вида тип, звонящий своему хозяину по телефону из машины – все это было словно из многосерийных телефильмов, которые я в детстве смотрел по субботам. Я смотрел в небо в надежде увидеть там сверхчеловека или истребителя шпионов, но никто не показывался.
За исключением мистера Гросса, разумеется, возникшего на другом конце линии. Траск позвонил ему, а Слейд тем временем стоял рядом со мной, красноречиво держа руку в кармане. После минутных препирательств с телефонной компанией Траск наконец дозвонился до мистера Гросса и доложил обстановку. Они с минуту поболтали друг с дружкой, после чего Траск сунул мне трубку со словами:
– Он хочет сам выслушать тебя. Рассказывай.
И я опять рассказал все с начала до конца, настолько связно и толково, насколько позволяли обстоятельства. Мистер Гросс задал мне несколько вопросов, и я, как мог, ответил на них, а потом он сказал:
– Что ж, такое возможно. Это вовсе не обязательно должно оказаться правдой, как ты понимаешь, но такое вполне возможно, в качестве альтернативного объяснения. Придется решать, какая из версий соответствует истине. Дай трубку Траску.
– Хорошо, сэр.
Я передал трубку Траску, последовал еще один короткий разговор, и все.
Траск сказал Слейду:
– Надо доставить его пред очи мистера Гросса.
Я выдохнул. Кажется, впервые за последние три минуты или около того Слейд пожал плечами.
– Так мы никогда не выполним эту работу, – сказал он. Но в его голосе не было ноток досады, скорее уж в нем сквозила покорность судьбе.
Траск указал через плечо большим пальцем.
– Давай, племянничек, лезь обратно в машину.
– Снова под коврик?
Они переглянулись, Слейд пожал плечами, и Траск сказал:
– Нет, садись вперед Это меня обрадовало. Ехать в сидячем положении и дышать свежим воздухом гораздо приятнее, чем в лежачем, да еще под ковриком. Позволив мне сесть рядом с ними, Траск и Слейд как бы давали понять, что готовы поверить моим словам.
Слейд опять повел машину, а Траск сел справа от меня. Слейд развернулся, вычертив на песке широкую дугу, и поехал обратно к шоссе. Когда мы выбрались на него и свернули на запад, к заходящему солнцу, Слейд опустил светозащитный козырек и сказал:
– Надеюсь, ты говорил правду, племянничек. Мне этот ублюдок никогда не нравился.
– И мне, – подал голос Траск.
Я разделял их мнение.
***В доме мистера Гросса нас ждало немало народу. Помимо самого Гросса, тут были мой дядя Эл, телохранитель Фермера Агриколы Кларенс, инспектор Махоуни и еще два свирепого вида типчика, которых я прежде не встречал. Дядя Эл, Кларенс и Махоуни выглядели встревоженными, а двое типов свирепого вида – так же, как любые другие типы свирепого вида безучастно и не очень весело.
Когда Траск, Слейд и я вошли, мистер Гросс сказал:
– А, вот и вы. Мы вас ждем.
В прошлый раз в этой комнате стояли три карточных стола и шла игра.
Теперь столы исчезли, а вместо них появились хлипкие кресла и столики, разбросанные тут и там. На полу лежал очень чистый восточный ковер.
При нашем появлении мистер Гросс поднялся и жестом указал мне на стул, стоявший так, что, сев на него, я неминуемо оказывался в центре внимания.
– Садитесь, мистер Пул, устраивайтесь поудобнее.
Я сел, но удобно мне не было. Смогу ли я их убедить? Я чувствовал их взгляды и испытывал страх, к которому примешивалась еще и боязнь сцены.
– Я пригласил этих людей, – начал мистер Гросс, – чтобы они выслушали ваши соображения. И хотел бы попросить вас вновь изложить их, как вы сделали это по телефону. А эти господа оценят степень достоверности вашего рассказа.
– Это опасно, Гросс, – сказал Махоуни. – Я не должен находиться здесь.
Это не только угрожает моей работе на вас, но и мне самому, равно как и всей организации.
Гросс отмахнулся от него связкой сарделек.
– Остынь, Махоуни. Сиди да слушай себе.
Дядя Эл обратился ко мне:
– Чарли, ну что ты еще натворил? Мало тебе неприятностей?
– Довольно, – сказал Гросс и сел, будто белая жаба, отдыхающая под шляпкой гриба. Он сложил пухлые руки на груди, прикрытой белой сорочкой и черным пиджаком. – Начинайте.
Я начал:
– Произошло два события, и оба были поставлены мне в вину. Во-первых, кто-то выдал тайну Крепышу Тони Тафи. Во-вторых, кто-то убил Фермера Агриколу. Вы заблуждались, полагая, будто все это сделал я, но были правы, когда думали, что виновник один. Причина, по которой вы решили, что это я, заключается в следующем: вы попросили инспектора Махоуни выяснить, как происходит утечка сведений, инспектор спросил Тафи, и Тафи ответил, что сведения поступают от меня. – Я повернулся к Махоуни. – Однако поначалу он не утверждал прямо, что именно я говорил с ним. Вы задали ему вопрос «Откуда эти сведения?», а он ответил что-то вроде: "От бармена из «Я не прочь». Не так ли?
