– Правильно, Гарри Григорьевич! – сказал Тима. – Никогда не надо с ними спорить!
– Спорь, не спорь, а в результате – одна хворь! – моргнул черными густыми ресницами Шура Мамчин.
Цыганский барон Варга погладил свою бронзовую бороду, отхлебнул красное вино и, обведя всех присутствующих взглядом, громко и внушительно произнес:
– Да!
После осуждения женского пола, разговор с точностью поезда прибыл на любимую станцию философических тем.
– Гарри Григорьевич! – начал отходить от возбуждения схватки Тима Топталов. – Помните наш прошлый разговор о Большом взрыве?
Гергелевич, жуя копченое мясо, пожал плечами, дескать, а что там помнить?
– Тогда вы сказали, что весь наш мир – это картина, нарисованная лучами, которые испускает физический вакуум, так? Ну, примерно, как изображение на экране телевизора? Правильно я вас понял? – не отставал Тимофей.
Гарри Григорьевич потянулся к бокалу с вином:
– Ну, это – гипотеза. Категорически я на такой картине мира не настаивал…
– Но ведь случай с американским эсминцем «Элдридж», такое вот устройство мира подтверждает! – не отставал любознательный танкостроитель. – Ну, помните, вы же сами рассказывали! Когда корабль окружили сильным электромагнитным полем, он исчез с поверхности моря, будто растаял. Но тут же возник в другом месте, на расстоянии в сто миль от места испытаний. Электромагнитное поле сработало, как экран, для лучей из вакуума, и отбросило эсминец, в сторону, за много морских миль от места испытаний. Это же прямое подтверждение вашей теории, Гарри Григорьевич! – льстиво закончил свою речь Топталов.
– Во-первых, эта теория не моя, – жующий Гергелевич громко причмокнул лошадиными губами. – А, во-вторых, ничего этот случай не подтверждает. Там многое не ясно. Да, вообще научные отчеты о том эксперименте до сих пор не опубликованы. Все они засекречены. А все, что нам известно, это – лишь записанные журналистами рассказы свидетелей. Свидетели могут и ошибаться… А журналисты – все переврать!.. – Взгляд Гергелевича уплыл куда-то вверх. – Правда, академик Дорош в своей работе оттолкнулся, как раз, от случая с «Элдриджем», – Гарри Григорьевич опустил взгляд на присутствующих. – Только Дорош пошел куда дальше Теслы… Много дальше!
– Дальше? – спросил Шура Мамчин.
– Дальше послал корабль? – прищурился Тима.
– Куда дальше-то? – как-то осторожно спросил якобы цыганский барон Варга.
– Да, куда это дальше? – поддержал присутствующих Ефим.
Но ответить Гергелевич не успел. Открыть рот ему не позволила хозяйка и виновница торжества. Роза Николаевна, с разрумянившимся лицом и блестящими глазами, влетела в суровый мужской кабинет веселой пестрой птицей из неведомых стран.
– Мужчины! Сейчас будем чай пить! С тортом! А то, я смотрю, вы здесь совсем заскучали! Заканчивайте свои беседы и спускайтесь вниз!
После этих слов хозяин дома встал со своего высокого кресла. Вслед за ним поднялись остальные мужчины. Они направились к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж, где их ожидал чай с тортом, собственноручно изготовленным героиней торжества.
Так в тот вечер Ефим и не узнал, куда же отправился в своих мыслях академик Дорош, оттолкнувшись от эксперимента американца сербского происхождения Николо Теслы с эсминцем «Элдридж».
Жаль. Но не судьба. А с ней не поспоришь. Мы от нее зависим. Она от нас – нет.
Как только майор задумывался о загадках дня сегодняшнего, Интуиция почему-то упорно отправляла его в прошлое. Словно где-то там лежали ключи к нынешним событиям. Майор на ощупь, как слепой, шарил руками в потемках минувшего, временами. Иногда ему даже казалось, он что-то угадывал, или вот-вот угадает.
Но, в итоге, ни к чему конкретному майор так и не пришел.
23. Готовится крупномасштабная операция
Мимикьянов вернулся из прошлогоднего лета и встал с садовой скамейки.
Он выбрался из своего убежища за сиреневым кустом и направился к проходной завода.
Майор миновал никелированную вертушку у стеклянной кабинки вахтера и вышел на крыльцо заводоуправления. Он полной грудью вдохнул воздух, пахнущей кленовыми листьями, мазутом и травами недалекой степи. Потом сбежал со ступеней на асфальт площади. Перейдя ее широкое пустое пространство, Ефим двинулся вверх по улице Машиностроителей. Приближался вечер, но солнце еще освещало мир в полную силу.
Он шел к дому, где жил Гарри Григорьевич Гергелевич.
Мимикьянов шагал, дышал степным воздухом городской окраины и продолжал свои размышления.
Ему вдруг вспомнился один документ.
Майор получил его из центрального спецархива в те времена, когда он заинтересовался цыганами-футуралами, а через них – загадочными философами-суфиями.
Как указывалось в сопроводительной справке, это был перевод средневекового суфийского трактата «Книга тайн». Ее вместе с другими документами в 1929 году привезла из Персии группа сотрудников ГПУ – Главного Политического Управления, – специально направленная туда для поиска рукописных книг и манускриптов.
Предполагалось, что в них могли содержать неизвестные европейцам тайные знания о строении материи, механизме воздействия на время и путях развития человечества. Имелись основания считать, что привезенный сотрудниками фолиант, затянутый в буйволиную кожу, был той самой «Книгой тайн», которой некогда владел великий суфий, по прозванию Аттар, что в переводе с персидского означало Химик. Аттар погиб во время монгольского нашествия в 1230 году. Но по преданию «Книгу тайн» он успел передать другому великому суфию Джалалал ад-Дину по прозвищу Руми – Римлянин.
Для осуществления перевода привезенных с Востока нескольких десятков древних книг и текстов, написанных на коже и пергаменте, были привлечены крупнейшие в то время ориенталисты и знатоки староперсидского языка. Все переводы были тогда же засекречены. И лишь в девяностых годах прошлого века гриф «секретно» заменили на «для служебного пользования». Данные переводы разрешили выдавать действующим сотрудникам органов безопасности при наличии обоснованных требований, подписанных ответственными лицами, занимающими должности не ниже начальников Главных, либо территориальных управлений.
В отрывке из перевода «Книги тайн», который извлек из своей памяти майор Мимикьянов, говорилось следующее:
«Наш мир – лишь Свет другого, настоящего мира. В том мире нет ни Времени, ни расстояний. Он во много раз меньше макового зерна или точки, оставленной на бумаге каламом (тростниковым пером – прим. переводчика). Но в нем – все. Начала всех событий и причины всех причин – в нем. Так же, как источник света, освещающий большую комнату, находится в маленьком светильнике у входа, так и истоки всего Нашего Мира – там. Между Нашим Миром и Миром, испускающим Свет, пролегает граница, крепкая, как лучший алмаз. Ничто живое или мертвое из Нашего Мира не может проникнуть сквозь эту преграду.
И только один Разум способен преодолевать эту границу также легко, как игла портного преодолевает самую крепкую ткань, вытканную лучшими ткачами из вечного Самарканда.
Маленькие дети смотрят, как на белой стене двигаются тени животных, что им показывает дервиш, и думают: тени – это живые существа, и по своей собственной воле дерутся и мирятся. Но взрослые знают: тени рождает светильник за спиной дервиша, и его ловкие руки. И движет ими не собственная воля, но воля и руки дервиша. Он решает, что делать собакам и кошкам на белой стене: наносить друг другу тумаки или заключать в братские объятия.
Помни, Человек пути: только изменив причину события в Мире Света, можно изменить событие в Нашем Мире. Желая что-либо совершить, нужно сначала отправить свой Разум через Границу. Только перемолов зерна в муку там, ты сможешь испечь лепешку здесь».
Мимикьянов шел, ничего не замечая вокруг. Он даже иногда останавливался, будто рассматривая кроны деревьев или предвечернее небо, но на самом деле его глаза были устремлены внутрь самого себя.
Он так бы ничего и не заметил, если бы его невежливым толчком не вернула на улицу поселка его верная спутница – Интуиция.
Ефим оглядел мир вокруг себя и поблагодарил подругу: позади него, метрах в ста, у табачного киоска мелькнуло знакомое зеленое платье.
«Куда это собралась наша Царевна-лягушка? – подумал майор. – Так, а кто это с ней? А-а-а, да это Виктор Сергеевич Секаченко… Интересно. Очень интересно…» – сказал он себе.
Мимикьянов перешел на другую сторону улицы и, держась за толстыми стволами тополей, направился в сторону заинтересовавшей его пары.
Беседуя с киоскершей, Виктор Сергеевич почти полностью засунул голову в полукруглое отверстие стеклянной будки. Наконец, он вытащил голову из киоска и что-то сообщил Тесменецкой. Та кивнула, и пара деловой походкой отправилась дальше.
Майор последовал за ними по другой стороне улицы.
