Она хотела сыронизировать, но вместо этого случилось нечто другое. Мы все обменялись выразительными взглядами. Галя! Судьба Гали до этого момента никого не интересовала. Но ведь она тоже лишилась жизни из-за Живко — из-за мужчины, который в течение двух лет кормил ее обещаниями.
— Послушай, а ведь Живко — далеко не глупый парень и не бедный… Однако он так и не женился на Гале… — сказала Розалия. — Сабина, неужели тебе совсем не страшно?
— Послушай, я же собираюсь купить эту виллу, а она страшно дорогая! — попыталась привести и я свои доводы. — Думаю, Николай при разводе поделится с тобой, и ты сможешь поехать, куда тебе угодно, и открыть свой собственный бизнес. Купить ресторан на побережье. И ты уже сама выберешь, с кем тебе быть. Сабина, подумай хорошенько, у тебя еще есть время!
Сабина взяла очередную сигарету.
Горги (Джорджи)
Следователь уже ушел, а Горги так и не тронулся с места. Он сидел за столом, разглядывая копию письма Греты, которое она оставила в полиции перед тем, как отправиться на море. «…если со мной что-то случится, то во всем прошу винить своего мужа, Джорджи, и свекровь, Магдалену Ангелову… Я слышала, как они договариваются убить меня… Ими движет корысть…»
Горги обхватил ладонями щеки. Они горели. Это пламя перешло и на ладони, и теперь Горги казалось, что он и сам сейчас заполыхает, задымится и сгорит… Он провел рукой по ушам — они тоже были горячими.
Между тем в квартире было холодно. Кондиционер, работавший на полную мощь, не отапливал и половины гостиной. Горги принес из спальни электрический обогреватель, включил его, и тотчас же стеклянные трубки внутри его порозовели, а через несколько минут и вовсе загорелись ярким оранжевым светом. И от него пошло тепло. Горги подумал, что тепло — это и есть жизнь. Тепло не только физическое. Теплоты в отношениях — вот чего им не хватало с Гретой. Вот Магдалена относилась к нему тепло. Она просто обволакивала его своим материнским теплом! Он чувствовал это каждую минуту. Горячий кофе, который она варила для него по утрам, чистые выглаженные рубашки, взбитые подушки, тарелка дымящегося супа…
«Мама», — горячие слезы полились по его щекам, закапали на свитер. Как же ему не хватало сейчас Магдалены! Как бы ему сейчас хотелось, чтобы она появилась здесь, в комнате! Закутанная в теплую домашнюю кофту, стройная и красивая, она сидела бы с сигареткой в одной руке и чашкой кофе в другой и учила бы его жизни.
— Не отчаивайся, Горги, — вдруг услышал он, повернул голову и увидел ее — именно такой, какой и хотел бы увидеть. Ему даже показалось, что от ее кофты исходит легкий аромат духов. — Что ты смотришь на меня с таким удивлением? Ты же хотел меня увидеть, и вот я здесь…
Он смотрел на нее, боясь пошевелиться. Он не хотел, чтобы видение исчезло. «А потому, пока она здесь, — решил он, — я должен рассказать ей все, что узнал от Николова».
— Мама, мы все с тобой гадали, куда делась Грета. Ма, ты даже представить себе не можешь, что произошло! Ты же помнишь тот день? Шел дождь, он барабанил по стеклам, еще дул ветер, и окна наши просто сотрясались от его порывов. Ты же помнишь, помнишь тот день, когда ты послала Грету за пивом?
— Помню, конечно. И что? — Магдалена затянулась дымом. Горги заметил, что у нее розовые ухоженные ногти. И что она после своей смерти, по сути, не изменилась.
— Я не случайно говорю тебе про дождь и ветер. Дело в том, что, купив пиво, Грета вернулась домой. Но мы с тобой этого не услышали, понимаешь? У нее же очень мягкие, бесшумные кроссовки. Она вошла в прихожую как раз в тот момент, когда мы с тобой говорили о том, как лучше ее… убить… — Горги тихо-тихо прошептал последнее слово.
— Не может быть… — встрепенулась Магдалена, и с кончика ее сигареты упал серый столбик пепла. — Как? И мы с тобой ничего не слышали?!
— Нет, мы — ничего, а вот она услышала все. Вспомни, ты еще упрекала меня в том, что мне не хватает решимости перерезать тормозные шланги! Я сказал тебе, что это опасно, ведь если приедет ее отец, начнет настаивать на расследовании катастрофы и выяснится, что кто-то подрезал тормозные шланги ее «Ситроена», то подозрение в первую очередь падет на меня. И тогда я сказал тебе: «Лучше сделай это ты, мама». Помнишь, что ты ответила мне?
— Нет… — рассеянно произнесла Магдалена и пожала плечами, как если бы речь шла о чем-то несущественном.
— А я все помню. Ты сказала: «Бог с ними, с этими шлангами… Существуют и другие способы убийства. Яд, к примеру. Его можно подмешать в кофе, но сделать это надо не дома, а где-нибудь в кафе или в ресторане… Все нужно обдумать, Горги. Иначе мы снова останемся нищими! А я так привыкла к этой квартире! Мы здесь так хорошо все обустроили! Когда ее не станет, я непременно куплю посудомоечную машину… Жизнь так коротка, я не хочу доживать свой век в нищете…» Мама, ты представляешь себе, что все это услышала Грета?
— Горги, да не может такого быть! Подобное бывает только в кино. Когда герои разговаривают о чем-то важном, то непременно их подслушивает тот, кто не должен ничего знать… Но в жизни таких совпадений не бывает.
— Бывает! Как бывает и такое — когда убийца прячет труп и надеется, что его никто и никогда не найдет, потому что это лес, болото, или темное, заросшее кустами место в парке, или тихая заводь… Но труп все равно находят. И это удивительно! Словно тот, кто постоянно следит за нами сверху, все делает таким образом, чтобы тело обнаружили. И убийцу схватили бы…
— Горги! Не забивай себе голову всякой ерундой! Да даже если предположить, что Грета все это услышала, ну и что? Она же не записала наш разговор на диктофон. Это всего лишь произнесенные вслух слова, не более того.
— Я сказал тогда: «А тебе ее не жалко? Совсем? В сущности, она же не сделала тебе ничего плохого. Напротив — она купила тебе квартиру, и вообще, мы все эти месяцы жили, как у Христа за пазухой». И ты ответила мне: «Какой же ты у меня еще дурачок, Горги! Да, вот еще что… Помнишь мою сестру? Она умерла от обыкновенного перитонита. И в больнице к ней относились, как к нищей. Когда она умирала, к ней никто даже не подошел… Все тогда говорили — будь у нее страховка, за ней бы лучше присматривали… Муж бы занял денег, а страховая компания выплатила бы им все, что они потратили на лечение. Вот как бы уговорить Грету, чтобы и она застраховала свою жизнь?»
— Горги, почему твоя память сохранила весь этот разговор? И почему ты сейчас вспомнил об этом?
— А ты как будто не понимаешь… Ты вот только представь себя на месте Греты!
— Глупости! Я никогда бы не оказалась на ее месте…
— Почему? Разве ты не могла бы влюбиться и оказаться на чужбине, в чужой семье?
— Нет, почему же… влюбиться я могла бы и оказаться на чужбине — тоже. Но вот только выходить замуж за бедного парня, у которого за душой нет ни лева, я никогда не стала бы! Ты уж извини, Горги. Тем более за маминого сынка. Я удивляюсь, как это Грета не разобралась, что ты за человек. И почему она решила выйти замуж именно за тебя?
Горги смотрел на нее с ужасом. Словно это была не его мать…
— Ма, что ты такое говоришь?!
— Правду, Горги. Правду! И уж поверь, если бы у меня было столько денег, сколько у Греты, я никогда бы не стала покупать квартиры, находясь в браке. Это же полный идиотизм!
— Ма, она была просто очень доброй…
— Это не доброта, Горги. Она была полной дурой! Поэтому я советую тебе: хотя бы сейчас не останавливайся на достигнутом.
— Ты о чем?
— Что тебе сказал Николов?
— Он показал мне копию письма, которое Грета оставила в полиции. Ты пойми, когда она услышала о том, что мы с тобой собираемся ее убить, она была вне себя от ярости, обиды… Представляю, какие чувства она испытывала!
— Вытри сопли, Горги. Я с тобой не о том говорю! Что тебе сказал Николов? Что с Гретой?
— Она погибла в Каварне. Причем я так и не понял — как это могло произойти? Я же ничего не делал с ее тормозами…
— Да какая тебе разница?! — Магдалена потушила сигарету и достала новую. — Главное, что ее теперь нет в живых.
— Но получается, что нет двух Грет! — воскликнул Горги с горечью. — Что теперь будет?
— Во всяком случае, ты тут ни при чем. Понятно, что в черной машине погибла я, значит, в красной — Грета. Греты же не может быть две! — Магдалена как-то нехорошо рассмеялась, резким хрипловатым смехом.
— Но меня могут обвинить в том, что я нарочно опознал твой труп, как труп Греты!
— Ты был в шоке… К тому же на мне был крестик Греты. Горги, уж теперь-то тебе и вовсе не о чем беспокоиться! Нет ни Греты, ни меня. Ты теперь совершенно свободен и можешь спокойно пользоваться всем тем, что оставила тебе твоя покойная женушка.
* * *
Горги достал большой носовой платок, промокнул им мокрое от пота и слез лицо. Платок был несвежий, серый. Он брезгливо бросил его на пол.
В комнате столбом стоял сизый дым, но Магдалены уже не было. Она исчезла. Однако даже после ее исчезновения Горги не почувствовал себя свободным. Он знал, что мать не отпустит его и после своей смерти.
