— Вам нельзя, еще коньки отбросите, — грубит Виолетта. — Это мой молодой, здоровый организм…
— Твой молодой, здоровый организм напрашивается посуду мыть, — хмыкает Люська. — Направь свою энергию на мирные цели.
— Куда хочу, туда и направляю, — хамит Виолетта.
— Давайте после ужина устроим танцы! — жалобно предлагает Серафима Евгеньевна.
— Обязательно! — кивает Зося. — Вы с Яковом Савельевичем замечательно танцуете вальс!
— И я! И меня научили! — тут же влезает Виолетта. — Тоже хочу танцевать вальс!
Градов, сидящий рядом с ней, тут же заботливо подливает блондинке вина в стакан:
— Давай разогрейся как следует.
— Ах, почему здесь нет гитары! — вздыхает Серафима Евгеньевна, — Я люблю петь старинные романсы!
— Вот и надо было гитару с собой брать, а не карты, — ворчливо замечает Люська. Все внимание приковано к Кучеренко и его дамам, и видно, что это обстоятельство Апельсинчика слегка раздражает. Как и каждый из участников, она постоянно помнит о рейтинге.
— Нам только самодеятельности не хватало! — хмыкает Виолетта.
— Заводим пластинку! Леша! — поднимается из-за стола Зося.
— Чур я! Чур я! — хлопает блондинка в ладоши. — Я иду танцевать!
— Ты иди посуду мыть, — набрасывается на нее Люська. — Что я вам, папа Карло каждый вечер упираться?
— Но почему я? Почему?!
— Потому что ты. Давай поднимайся.
Под таким напором Виолетта не выдерживает и поднимается из-за стола. Люська тут же сует ей в руки гору грязных тарелок:
— Топай. И смотри — не разбей.
Как только Виолетта скрывается на кухне, Апельсинчик подмигивает Кучеренко:
— Яков Савельевич! Давайте!
Тот явно нуждается в инструкции: как ухаживать за женщиной. Делать выбор для Кучеренко мучительно. Он всецело полагается на мнение своих соперников по «Игре». Встает и направляется к Серафиме Евгеньевне:
— Разрешите?
Та довольна. Наконец-то все стало на свои места! Предназначенный ей мужчина выполняет свою функцию. Этот роман был запрограммирован с самого начала, и если бы не Виолетта…
Но та сдаваться так просто и не собирается. Возвратившись за новой порцией тарелок, задерживается в гостиной и, развалившись на диване, принимает эффектную позу. Люська косится на нее, фыркает:
— Каждую красавицу надо для начала непременно поставить под душ. И посмотреть, что от нее останется.
— Что-что-что? — Музыка негромкая, и Люськину реплику прекрасно слышно. Виолетта томно улыбается: — А фигуру? Тоже под душ?
— Подумаешь! — фыркает Люська. — Фигура там! Все вы одинаковые!
— Это я одинаковая?! Между прочим, вы обратили внимание, какая у меня маленькая ножка?
— Тише ты! — делает ей замечание Зося. — Не видишь, люди танцуют?
— Ну и пусть! Вот у тебя, Зоська, как у мужика, почти сороковой размер!
— Ну и что?
— А у меня тридцать пятый! Вот! И это при моем росте!
— Ты врешь! — фыркает Люська. — Это у меня тридцать пятый. Да и то с половиной.
— Ну-ка дай мне свои туфли!
— Еще чего?
— Боишься?
— Да надо было! На! — Люська снимает с ноги и двигает к Виолетте свою туфлю. Та сует в нее ногу:
— Что? Съела?
— Подумаешь! Нога у нее маленькая! Ну и что?
— А то! Так редко бывает!
— Хватит болтать, — говорит Градов. — Ну, маленькая у тебя нога, и что?
— Пикантная особенность, — тянет Виолетта. — И вообще: я девушка необыкновенная. Яков Савельевич! Моя очередь!
Серафима Евгеньевна слегка запыхалась, и Кучеренко ничего не остается, как пригласить на танец Виолетту. Она выше пенсионера на целую голову: упорно не оставляет привычку ходить в туфлях на высоких каблуках. Но танцевать в них неловко. Вальса Виолетта не выдерживает, тянет Кучеренко на диван:
— А мы будем сегодня писать картину?
— Какую картину? Ночь на дворе! — удивляется тот.
— Подумаешь! Ночью происходит самое интересное! Яков Савельевич, проводите меня, а я бутылочку вина прихвачу.
— Да-да.
Кучеренко смотрит на окружающих, словно ища у них поддержки. И встречает их осуждающие взгляды.
— Между прочим, это против правил, — говорит Люська. — Мы должны весь вечер сидеть здесь и общаться. Зрители смотрят.
— Зрители смотрят то, что им интересно, — весьма справедливо замечает Виолетта. — А мы хотим провести этот вечер вдвоем. Интерьер дописать.
— Шла бы ты к себе, Пенелопа, — не выдерживает программист. — Вино допивать.
— Пойду. Но пусть меня проводят. На высоких каблуках трудно подниматься по такой крутой лестнице.
— Раньше тебе это удавалось, — замечает Люська.
— А сегодня я устала. У меня ноги заплетаются.
— Я тебя провожу, — говорит Зося.
— Ты?! У тебя что, на меня виды? «Жена», между прочим, смотрит! А вообще-то это мысль: закрутить роман с женщиной! Зрители будут просто в восторге! Ладно, Зосенька, пойдем.
— Отстань! — Зося испуганно шарахается от Виолетты.
И впрямь, что ли, опасается ревности своей подруги?
Кучеренко встает с дивана:
— Надо бы к себе подняться. Картина-то и вправду не движется.
— Не удивительно! — хмыкает Люська.
— Яша, пойдем! — Виолетта направляется к лестнице наверх.
— Яков Савельевич, возвращайтесь! — говорит ему Зося.
— Да-да.
Серафима Евгеньевна едва сдерживает слезы.
— Не отчаивайтесь, — говорит ей Люська. — В любви как в бою: выигрывает сражение тот запасной полк, что сидит в засаде.
— Но я совершенно не знаю, что делать! — жалуется Ирисова. — Она моложе меня на… на…
— Именно поэтому ваш Яков Савельевич ей ни к чему, — говорит Зося. — За стенами этого дома полно молодых и красивых мужчин. Вам надо только потерпеть.
— Но я не смогу ему этого простить! Если он… если она…
— Да ничего не будет! — уверенно говорит Градов. — Яков Савельевич стесняется женщин. Не думаю, что он будет целоваться с Виолеттой в прямом эфире.
— О господи! — Ирисова берется рукой за грудь с левой стороны, там, где сердце. — Целоваться!
— А вам приходилось делать это перед камерой? — спрашивает Зося. — Ведь вы же актриса!
— Но тогда фильмы были другие, — застенчиво говорит Ирисова. — Однажды в кадре я лежала с мужчиной под одним одеялом. Но совершенно одетая.
— А наша Веточка меж тем обожает разгуливать перед камерой голышом, — говорит Градов.
— Откуда ты знаешь? — накидываются на него Люська и Зося.
— Догадываюсь, — скромно говорит программист.
— Я, пожалуй, поднимусь наверх, — говорит Ирисова.
— Вот-вот, — улыбается Зося. — В конце концов, никому не запрещается смотреть, как пишут интерьеры.
Пятница, вечер, с восьми до одиннадцати, канал ММ-2, прямой эфир
Это похоже на продолжение предыдущего вечера: две женщины в комнате у мужчины, на исключительное внимание которого обе они претендуют. Отнюдь не молчаливое соперничество. Яков Савельевич пишет интерьер по памяти: идти в комнату Виолетты он наотрез отказался.
— Разве так можно? — сетует та. — Надо же видеть натуру! И потом: совершенно невыносимо, когда все время мешают!
— Я тебе, деточка, мешаю? — невинно спрашивает Серафима Евгеньевна.
— Нам.
— Яков Савельевич?
— Нет-нет.
— Господи, где они, настоящие мужчины? — в который раз вздыхает Виолетта.
Вэтот момент раздается стук в дверь. В комнату Кучеренко заглядывает Люська:
— Вета, ты хотела мои свадебные туфли примерить. Зайди.
— Что, потом нельзя?
— Может, меня скоро здесь не будет! — говорит Люська. — А туфельки — прелесть!
— Ну, есть еще завтра день.
— А надеть, если понравится, в субботу вечером?
— Отстань!
— Больше не предложу. Или ты идешь мерить туфли, или я их запираю под замок! — грозно говорит Люська.
— Вот привязалась! — Виолетта нехотя поднимается с кресла. — Ладно, пойдем.
Люська своего добилась: Яков Савельевич и Серафима Евгеньевна остаются наедине. Ирисова сразу же атакует:
— Яков Савельевич, я решилась! Предлагаю вам себя.
— Э-э-э… Простите, что?
— Разве вам по душе эта юная дева? Она же развратница! Она хочет от вас только одного!
— Но…
— Ах, и вам этого тоже хочется?
— Я…
— Мы должны с вами быть вместе!
— Я так сразу не могу, — мнется Кучеренко.
— Но в воскресенье кого-то из нас может уже здесь не быть! Если мы с вами проведем эту ночь вместе…
— Господи, до чего вы меня довели! — Кучеренко бросает кисть. — Никакой спокойной работы! Угораздило же меня в это ввязаться!
— Я вам не нравлюсь? — чуть не плачет Серафима Евгеньевна. — Вы меня не любите! Вы мне отказываете?
Кучеренко вздыхает:
