— Что бы ни случилось, запомни это, Женька! — дрожащим от волнения голосом произнес он напоследок. — Я никогда не был так счастлив! Никогда!!!
С трудом оторвавшись от девушки, он впрыгнул в джип и уехал, оставив ее одну под раскидистыми ветвями. Боль сжала ее сердце цепкими лапами, впиваясь все глубже и глубже гнетущим чувством грядущей беды.
— Заходи, дорогой! — радушно раскинул руки Джон, приветствуя гостя.
Павел потоптался на пороге и, подозрительно метнув взгляд в застывших охранников, прошел на середину комнаты. Приветствие его, мягко говоря, озадачило.
Когда Рябой встретил его на блокпосту, то он ожидал всего чего угодно, но только не накрытого к обеду стола и не разнаряженной Ляльки. Она сидела и хлопала длинными ресницами, призывно постукивая наманикюренными пальчиками по дивану рядом с собой.
— Не понял… — бормотнул тихо Павел, в упор глядя на девушку. — Ты чего здесь делаешь?..
Джон, не дав ему опомниться, обнял и повел к столу.
— Ты выпей с дороги, — принялся суетиться он. — А то сразу с расспросами.
Павел опрокинул рюмку водки и, не поморщившись, отправил следом тонкий ломтик окорока. Жидкость приятно полыхнула внутри огненной дорожкой.
— Хороша?! — догадливо похлопал его по плечу бывший наставник. — Ты присядь…
Опустившись на подставленный охранником стул, Павел прищурился и в упор посмотрел на Джона. Тот глаз не отводил, что тоже было неплохим признаком. Не говоря уж о Ляльке, которая выставила напоказ длинные ноги и бесстыдно перекидывала их одну на другую. У Джона такой порядок — если человеку хочет угодить, он подставит ему самую лучшую девочку. Пусть Лялька была не самой лучшей, но если учесть, что ее пришлось забрать из больницы и привести в божеский вид, то Джон расстарался не на шутку.
— Ты пей, Паша, кушай! — видя настороженность гостя, вновь засуетился хозяин.
Уставленный яствами стол отвечал самым придирчивым требованиям. Накрыто было на три персоны.
Нацепив на вилку маринованный грибок, Павел еще раз скользнул взглядом по Ляльке. Та зарделась от удовольствия и еще раз перебросила ногу на ногу, открыв его взору узкую полоску нежной кожи между трусиками и ажурной резинкой чулок.
«Вот шалава!» — качнул Павел головой, против воли задержав взгляд на ее ногах чуть дольше, чем ему хотелось бы.
Воображение тут же услужливо подсунуло ему картину их последнего свидания. Когда эти ножки страстно обвивали его талию, а ручки судорожно цеплялись за плечи. Словно почуяв его настроение, Лялька встала и грациозной походкой приблизилась к мужчинам.
— Здравствуй, Павлуша! — низким голосом выдохнула она, одновременно выпуская густой клуб дыма в их сторону. — Не скучал?..
Павел недовольно поморщился, но промолчал, лишь слегка кивнув на ее приветствие. Последний вопрос он решил пока оставить без ответа. Его занимало сейчас одно — чем вызвано такое хлебосольство со стороны Джона. Тот без устали сыпал бородатыми анекдотами и наливал рюмку за рюмкой.
— Ты кушай, Павлик, кушай! — раз за разом повторял он, пододвигая обильно заваленные снедью тарелки в его сторону. — Разговоры лучше вести на полный желудок…
«Ага, вот это уже ближе к теме, — метнул Павел в его сторону настороженный взгляд. — Интересно, что же ты мне уготовил на этот раз?.. Уговаривать будешь или извиняться?..»
Словно отвечая на его немой вопрос, Джон отложил вилку в сторону и, поставив локти на край стола, задумчиво произнес:
— Ты меня, Павлуша, извини. Зол я на тебя был в нашу прежнюю встречу… Но сейчас все в прошлом.
— И что? И заказ свой отменил? — недобро прищурился Павел, на всякий случай тронув пистолет под ремнем брюк.
— Так не было никакого заказа! Господи боже мой! — непонятно чему обрадовался Джон, хлопнув себя по ляжкам. — В том-то все и дело! Я тебя не заказывал!
— Тогда кто меня вел прошлой ночью? — Павел недоверчиво качнул головой. — Что-то темнишь ты, Джон…
— Кто тебя вел, не знаю! — Джон ударил себя кулаком в грудь. — Но думаю, что скоро все выясним.
Он вскочил со стула и, нервно меряя шагами гостиную, принялся обстоятельно рассказывать ошалевшему от такого поворота событий Павлу всю подноготную их неприятностей.
— Значит, говоришь, баба? — задумчиво переспросил Павел, когда Джон уселся напротив, закончив свой рассказ. — А зачем ей это нужно? Хотя…
— Что?! — Джон перегнулся над столом и впился взглядом в сидящего напротив. — Между нами не должно быть недоговоренностей…
— Та девушка… Помнишь, я искал ее? — Павел проигнорировал нервно вздернутую бровь Ляльки и продолжил: — Мне кажется, что здесь все как-то завязано на этом. Как, я еще не пойму, но…
— И не надо, — перебил его Джон, вновь наливая водки. — Мы уже занимаемся этой проблемой. Так что тебе не стоит забивать голову, а займись-ка ты, дорогой, нашими делами. Признаюсь, они пришли в упадок. Особенно после того, как сгорели наши ларьки…
— Твои ларьки, — поправил его Павел.
— Пусть так, но наш с тобой заводик приносил неплохие дивиденды, а сейчас его пришлось прикрыть… Так что нам с тобой есть над чем подумать…
— Ты знаешь, я уже подумал… и решил. — Павел встал и, приставив стул вплотную к столу, обрушил на подельника неожиданную новость: — Я отхожу от дел.
— Что?!
— Ты не ослышался… — Павел медленно пошел к двери, не забывая следить краем глаза за телодвижениями охранников. У выхода он на мгновение остановился и, криво усмехнувшись, обронил: — Я даже не требую с тебя своей доли… Пусть это будет моим прощальным подарком.
— А ты не пожалеешь, Паша?! — хищно осклабился Джон, вскакивая с места и подлетая к нему. — На что жить-то будешь? Что ты умеешь-то?
— А ничего, — усмехнулся тот. — Картошку буду выращивать в деревне…
— С этой со своей?..
— Остановись! — Павел дернул за ручку двери и вышел из комнаты.
Уже усаживаясь в машину, он подивился такому повороту событий. Идя на встречу, он вовсе не собирался вот так сразу обрушивать на Джона правду о своем решении уйти из дела. Все это произошло как-то само собой, будто кто подтолкнул его изнутри.
«Вот ведь что глазастая со мной сделала?! — улыбаясь, качнул он головой. — Попробуем все с чистого листа… Может, что и получится…»
С легким сердцем он бродил по квартире, перетряхивая полки шкафов и складывая в кучу ненужные теперь вещи.
За этим занятием его и застала Лялька. Переступив порог, она недоуменно уставилась на внушительную горку своих пеньюаров и халатов, сваленных у входа.
— Это как понимать? — хрипло спросила она, вытаскивая ключ из замка и плотно прикрывая дверь. — У нас инвентаризация? Или ты решил поменять мой гардероб?
— Ни то и ни другое, — решительно произнес Павел, вытаскивая связку ключей из ее похолодевших пальчиков. — Ты, так сказать, меняешь место прописки…
— Понятно… — упавшим голосом произнесла Лялька, роняя с плеча сумочку на пол. — Надобность во мне отпала… В роли верной Пятницы я больше не нужна…
Она прошла в гостиную и тяжело опустилась на кожаный диван. Правда, не забыв при этом распахнуть полы плаща так, чтобы цвет нижнего белья был хорошо различим под коротенькой юбочкой.
— Павлик, — еле слышно выдохнула она. — Принеси мне, пожалуйста, сигарет…
Павел молча подал ей пачку и пепельницу. Такая реакция Ляльки на происходящее его и озадачивала, и раздражала одновременно.
Он ожидал от нее всего, чего угодно — слез, истерики, драки, наконец, но чтобы такая вот тихая покорность судьбе… Это было так не похоже на импульсивную, взрывную Ляльку, на ту, которую он знал прежде, что Павел занервничал…
Будоражащее чувство легкости постепенно вытеснялось чувством вины, которое смотрело на него из широко распахнутых глаз сидящей на диване женщины.
— Что ты хочешь от меня? — не выдержал он неловко повисшей паузы.
— Ничего, — всхлипнула она, стряхивая дрожащим пальчиком пепел. — Все и так ясно… За то время, пока я залечивала покалеченные бока, покалеченные по твоей милости, между прочим, ты нашел мне замену…
— Зачем ты так? — поморщился Павел. Ситуация напрягала его все больше и больше. — Я никогда не клялся тебе в верности. То, что Лема тебя… это ты сама виновата — надо было держать язык за зубами.
— Возможно, — окончательно поникла Лялька. — Я была под кайфом, может, и сболтнула чего лишнего. Ты прости меня, Павлик!.. Жарко здесь…
Она скинула плащ и принялась расстегивать кофточку.
— Что ты делаешь? — непонимающе уставился на нее Павел.
Ничего не отвечая, она продолжала раздеваться. Когда из одежды на ней остался лишь ажурный пояс с чулками да тонкое кружево бюстгальтера, из которого призывно выглядывала пышная белая грудь, она шагнула к нему со словами:
— Я понимаю, что проиграла. Может быть, я сама во всем виновата, может, обстоятельства. Сейчас уже поздно говорить об этом. Но я прошу тебя об одном…
