— В Заволжье тоже подводы есть, — буркнул Жохов.
Тихон достал из кармана выструганную ножом дубовую рогульку:
— У городских всё железные, кованые, а тут вон какая…
Внимательно разглядев чеку, хозяин словно бы с неохотой вернул ее Тихону. Помолчали.
— Ты извиняй меня, товарищ, мне по хозяйству надо, — произнес Жохов скороговоркой. — Коли не к спеху, обожди чуток, а рогульку дай-ка мне. Может, люди подскажут.
Хозяин ушел. Тихон не помнил, как прилег на лавку, повернулся к стене в тараканьих щелях и закрыл глаза. Сквозь сон слышал, как под голову ему Жохов подсунул овчинный полушубок.
Вечером хозяин собрал на стол ужин, ради гостя вынул из шкафчика зеленый штоф, заткнутый тряпочкой. Сноха и младший сын вернулись из города только ночью.
Жохов налил в стаканы себе и гостю настойки, но Тихон пить отказался.
— Тогда я один, душа требует, — извиняющимся голосом сказал хозяин. — Не обессудь, товарищ Вагин: по-русскому обычаю без нее ни крестины, ни похороны, ни радость, ни горе…
Когда отужинали, Никон Ипатьевич скрутил цигарку, закурил, потом забористо, по-окопному выругался:
— И как меня угораздило связаться с офицерами! А все этот Лаптев, эсер проклятущий. Словно сопливого пацана, за нос провел… Натворил этот мятеж беды. Гвоздей нету, керосину нету, соли днем с огнем не сыщешь. Рабочий на таком пайке сидит, что еле ноги волочит…
Хозяин помолчал минуту и без всякой связи сказал:
— Старшего сына потерял, младший хромый — упал с мерина, повредил ногу, а она возьми и высохни. Метит Наталью в жены взять, а та вроде как не соглашается. Но, может, наладится все, дай-то бог…
— Насчет рогульки ты мне так ничего и не говоришь, — перебил Тихон хозяина. — Выяснил, Никон Ипатьевич, что-нибудь или нет?
— Когда рожь, тогда и мера, — хозяин самодовольно усмехнулся, выложил чеку на стол. — Даром я, что ли, полдеревни с ней обошел?
Тихон резко наклонился к нему, дотронулся до плеча:
— Ну, и чья рогулька?
Жохов крякнул, будто опрокинул в себя еще стакан настойки:
— А не наших, не деревенских. У нас все на один манер делают, а эта особая, фигуристая.
— Так откуда же она?
— С хутора Гурылева — вот откуда! — горячо дохнул чекисту в лицо хозяин. — Первый богатей в округе. Еще при Столыпине отделился, батраков держал. Люди сказывают, в мятеж из Заволжья целый воз награбленного барахла привез.
Тихон убрал чеку в карман.
— Своди-ка меня, Никон Ипатьевич, на этот гурылевский хутор. Не туда ли след-то ведет!
Жохов пыхнул цигаркой:
— Нельзя тебе без подмоги, товарищ Вагин.
— Завтра в деревне еще двое наших будет, втроем справимся.
— Ну, тогда уж и меня берите.
9. Хутор
Утром они встретились у лабаза с Лобовым и милиционером. В деревнях по дороге на Заволжье похожей телеги никто не видел, Рожков вернулся ни с чем.
В Волжском монастыре начальник иногороднего отдела разговаривал с Дроновым. Тот заметил и телегу возле рощи, и мужика, которого Беня-шулер вызвал из монастыря. Это был повар колонии, столяр вспомнил, что где-то поблизости, на хуторе, у повара живет тетка.
Тихон переглянулся с Жоховым:
— Все сходится, Андрей Николаевич! Это хутор Гурылева!
Однако Лобов, выслушав его, все еще сомневался, спросил у Жохова, есть ли племянник у Гурылевой.
— Был и племяш, его еще мальчишкой в Питер увезли. Слышал потом от людей: школу прапорщиков кончил, в офицеры выбился. Хрыковы им фамилия.
Теперь уже и у Лобова не осталось сомнений — поваром колонии был Хрыков, значит, телегу надо искать на гурылевском хуторе.
Через час остановились в ольшанике возле хутора, всмотрелись, нет ли чего подозрительного.
Дом был широкий и приземистый, с покатой железной крышей, дощатым навесом над дверью и пятью окнами в кружевах резных наличников. Слева стоял сарай с распахнутыми настежь воротами, в нем две телеги. К стене сарая привалились сани с ржавыми полозьями, напротив — колодец с очепом.
На хуторе было спокойно; все строения, как нарочно, открыты со всех сторон, незаметно не подойдешь.
Из избы вышла высокая баба с лукошком, высыпала на землю зерно и скрылась в доме. Немного погодя появился хозяин хутора, зачерпнул из колодца воды и унес ведро во двор.
На крыльцо вышел парень в пиджаке, черной рубахе навыпуск, в сапогах гармошкой.
— Никон Ипатьевич, ну-ка глянь! — сказал Тихон.
— Чужой! А может, этот самый племяш, — сиповато произнес Жохов. — Я ведь его только пацаном видел.
Лобов раздумывал, как поступить, а Тихона так и подмывало броситься вперед, скрутить парня, пока тот ничего не подозревает.
— Чего канитель тянем? — ворчал Жохов.
Милиционер его поддержал:
— Нагрянуть под предлогом изъятия самогона — и дело с концом.
— А вдруг там бандиты отсиживаются? И сколько их? — спросил Лобов. — Нет, иначе сделаем. Ты, Тихон, вместе с Жоховым здесь останешься, если что — прикроешь.
Пригнувшись, Лобов и милиционер ушли жиденьким ольшаником в сторону хутора. Время тянулось медленно.
— Уснули они, что ли, в кустах? — ворчал Тихон.
Минут через десять на крыльце появился Рожков, замахал фуражкой.
— Чисто сработано, — одобрительно сказал Жохов.
Но Тихон засомневался:
— Уж больно все просто. Не пустой ли номер?
Когда вместе с Жоховым он вошел в избу, то увидел такую картину: хозяева хутора сидели на лавке, парень за столом, не торопясь, тыкал вилкой в квашеную капусту, хрустел нарочито, поглядывая на Лобова.
Тот держал в правой руке наган со взведенным курком, в левой браунинг. На столе бутылка, сковорода с жареной рыбой, миска с капустой, ломтики сала на блюдце.
— Ну, есть грех! И аппарат у меня есть, — торопливо говорил Гурылев. — Кто сейчас не гонит? А тут вскочили, «руки вверх» и по карманам шарить, как налетчики. Ну, заехал родственник по случаю.
— А вот это как у родственника оказалось? — Лобов подбросил на ладони плоский браунинг.
— Кто сейчас без оружия? — бойко ответил парень. — У меня и граната была, да истратил — вон рыба на сковороде.
— Дайте-ка ваши документы, — приказал Лобов.
Парень хмыкнул, полез в карман пиджака. По справке, выданной штабом второго Советского полка, «красноармеец Хрыков Семен Степанович уволен в бессрочный отпуск из-за тяжелого ранения».
Парень был красив, но левую щеку пересекал глубокий пулевой шрам. Видно, стреляли в упор, но пуля прошла по касательной.
— Где это вас так? — спросил Лобов, кивнув на шрам.
— Было дело под Полтавой. А точнее если — памятка от есаула одного, царство ему небесное!
— Сейчас чем занимаетесь? Где служите?
— На фронте кашеварить приходилось. Устроился поваром в детскую колонию. Тут близко, в монастыре.
Справка была липовая — это Лобов понял сразу. И Жохов говорил, племянник у хозяйки хутора в школе прапорщиков учился, в офицеры выбился. Потому сказал напрямик:
— Может, посерьезней есть документ?
Хрыков весь подобрался:
— Тетушка! Подай-ка шинель.
Гурылева грузно поднялась с лавки, подошла к дверям, сняла с гвоздя почти новую шинель.
Почувствовав опасность, Тихон подвинулся к парню, но все-таки оплошал; Хрыков оттолкнул хозяйку на Лобова, ударил в живот Тихона и бросился к дверям. За ним кинулся милиционер.
Тихон ослеп от боли, выхватил пистолет, но стрелять, конечно, не мог. В избе происходила свалка, что-то падало со звоном, раздавались тяжелые удары, хрип. Потом — задыхающийся голос:
— Тихон! Убери пистолет!
Это кричал Лобов, растирал кулаком разодранную чем-то острым щеку. Жохов, раздувая ноздри, держал за локти Гурылева. Хозяйка всхлипывала, прижавшись к стене. Лишь парень неподвижно лежал на полу, лицом вниз.
— Это я его рукояткой, — виновато произнес Рожков, глядя на убитого.
Лобов перевернул Хрыкова лицом вверх, покачал головой, но попрекать милиционера не стал: в правой руке убитого, крепкой, с узловатыми пальцами, был зажат кухонный нож.
