чтобы в духе Эшера, но впечатлял в манере «Тюдор-готов-отрубить-голову-твоей-жене». В середине он был вытянутым, как большой двухэтажный особняк, с обеих сторон которого кто-то потом пристроил два больших крыла. Она сразу поняла, что Байбл имел в виду под «Янки Жмот». В отсутствие пристрастия к наркотикам и/или азартным играм семья должна была процветать, но за домом явно не ухаживали. Кое-где он даже прогнил.
Андреа свернула за угол и почувствовала запах океана, когда ветер переменился. Извилистая каменная дорожка вела в пейзажный парк. Этот стиль отличался обилием бьющей через край флоры и фауны. Яркие цветы густо заполняли клумбы. Беспорядочные кусты и заросли нависали над тропинкой. Неровная каменная ограда шла вдоль небольшого фонтана. Сорняков не было видно. Кто-то явно с любовью ухаживал за этим садом. Андреа чувствовала землистый запах недавно удобренной почвы.
А еще она почувствовала запах сигарет.
Андреа держалась в тени огромного дома, обходя заднюю часть участка. Парк уступил место неподстриженной траве и разросшимся кустам. Кроны деревьев смыкались, закрывая собой солнце. Она ударилась ногой о кусок плиты, торчащий из земли. Она поняла, что это часть еще одной дорожки, поэтому пошла по ней сквозь заросли, пока не вышла на поляну. Слева от нее был бассейн. Справа, прямо под балконом второго этажа дома, теплый свет лился из окна помещения, похожего на перестроенный садовый сарай.
– Черт!
Андреа обернулась и увидела девочку-подростка в коротком топе и джинсовых шортах, в которой боролись злость и испуг из-за того, что ее поймали с сигаретой. Учитывая ее возраст, неудивительно, что злость победила. Она швырнула бычок во двор и зашагала в сторону дома. После нее в воздухе остался тлетворный дух никотина и ненависти.
– Не забудь покормить Сида! – крикнула Джудит из открытых дверей сарая. Она все еще была в своем летящем наряде, но длинные волосы теперь собрала в небрежный пучок.
Андреа поборола неловкость, которая возникла между ними у дайнера, и спросила Джудит:
– Сида?
– Это наш старый ворчливый попугайчик. А то была Гвиневра, моя прекрасная и мятежная дочь. Если вам интересно, она ненавидит свое имя почти так же сильно, как ненавидит меня. Я пытаюсь не принимать это на свой счет. Мы все ненавидим своих матерей в этом возрасте, правда?
Андреа отложила свой период ненависти к матери до более зрелого возраста – до тридцати одного года.
– Извините за прошлый раз. Долгий день.
– Забудьте, – отмахнулась Джудит. – Я хочу, чтобы вы знали, насколько я ценю то, что вы делаете для моей семьи. Бабушка никогда ничего не скажет вслух, но последние письма действительно ее потрясли.
Андреа восприняла это признание как приглашение подойти ближе.
– Вы знаете, что в них говорилось? В письмах?
– Нет, она мне их так и не показала, но я поняла, что там было что-то личное. Нужно очень постараться, чтобы заставить ее плакать.
Андреа с трудом представляла судью Эстер Вон, о которой она читала, доведенной до слез. Но в этом и была проблема всех этих сильных прилагательных. Можно забыть, что ты читаешь о настоящем живом человеке.
– Вы тут живете? – спросила она Джудит.
– В большом доме. Я забрала Сида и перевезла нас обратно домой в прошлом году.
Андреа знала, что Франклин Вон вышел на пенсию год назад. Может быть, он действительно ушел, чтобы проводить больше времени с семьей.
– Излишне говорить, что Гвиневра была не рада переезду. – Джудит рассмеялась про себя. – Она называет дом Гостиной Слизерина, хотя это совсем не справедливо. Вот наше поколение, да?
Андреа почувствовала комок в горле. Они могли быть сестрами. В другом мире они могли бы оказаться под одной крышей после повторного брака родителей и возненавидеть друг друга.
– Сюда, – Джудит жестом пригласила ее в сарай. – Это моя мастерская. Я иногда здесь сплю, но не когда так тепло. Могу провести вам маленькую экскурсию.
Андреа почувствовала, как открывается ее рот, когда оказалась в очень знакомой обстановке. Деревянные полки вдоль стен. Пиалы, сита и воронки из нержавеющей стали. Мерные стаканчики. Нитриловые перчатки. Защитные маски. Щипцы. Деревянные ложки. Полоски для проверки уровня PH. Разбрызгиватели и пипетки. Пятилитровая бадья серной кислоты. Несколько огромных прозрачных пакетов с белым порошком.
Джудит сказала:
– Не волнуйтесь, это не кокаин, это…
– Протрава, – закончила за нее Андреа. – Что вы красите?
– В основном, шелк, – ответила Джудит. – Но я впечатлена. Большинство копов, как только все это видят, думают, что у меня тут нарколаборатория.
– Шарфики судьи. – Андреа только сейчас заметила ряд сушилок. На перекладинах были развешены шарфы разных цветов. Один был такого глубокого синего цвета, будто он преломился через призму. – Этот индиго вам по-настоящему удался. Вы использовали процесс Галла-Гичи?
– Теперь я более чем впечатлена, – сказала Джудит. – Как так вообще получилось, что маршал США знает о древнем процессе окрашивания, который привезли рабы из Африки?
– Я выросла недалеко от Нижней Каролины [30]. – Андреа волновалась, что может выдать слишком много информации. – У вас есть специальность или вы самоучка?
– И то, и другое, – она пожала плечами. – Я бросила ШДРИ.
Школа дизайна Род-Айленда считалась одной из лучших творческих школ в стране.
Джудит продолжила:
– Я всегда рада приглашать профессоров на свои выставки, но это касается только коллажей. Шарфы я начала делать для бабушки всего несколько лет назад. Ей удалили опухоль с голосовых связок. Слава богу, они вовремя предупредили рак, но она очень переживала из-за шрама.
Андреа будто ударили под дых. Но не из-за истории про рак. Она отвернулась от Джудит, делая вид, что рассматривает шарфы, чтобы побороть внезапный поток слез. Она всегда любила искусство, но ей никогда не приходило в голову, что эта любовь могла достаться ей от Клэйтона Морроу, а не от Лоры.
Что еще ей от него передалось?
– Коллажи в студии. Один, я думаю, может вас заинтересовать, – сказала Джудит.
Андреа шмыгнула носом и повернулась к ней. Ей пришлось вытереть слезы.
– Извините, я так давно работаю с кислотой, что мои глаза почти невосприимчивы к ожогам. – Джудит жестом пригласила Андреа следовать за ней в соседнюю комнату. – В студии сквозняк.
Они вошли в дверь и оказались в просторном уютном помещении. Окна и стеклянные панели были буквально повсюду, даже на потолке. На мольбертах стояли работы в разных стадиях готовности. Джудит не была любителем или ремесленником. Она была художником, чьи работы заставляли вспомнить Курта Швиттерса и Мана Рэя. Пол был забрызган краской. Тюбики с клеем, ножницы, кроильные доски, мотки ниток, лезвия, лаки и спреи-фиксаторы валялись на столах вместе с журналами, фотографиями и вырезками, которые вскоре должны были стать
