С чего бы они так? Оно конечно, вид у меня неприбранный — но не настолько ж, черт бы их побрал, чтоб глаза на лоб повылезали! И потом, пусть даже и настолько, не стану возражать, паче чаяния после мило проведенной ночи я и сама себе напоминала помесь швабры э-э… да хоть и с крокодилом, пусть; но где же чувство такта?!
А вместо такта:
— Блин!..
И непередаваемо:
— Гудини она, что ли?..
И кое-что еще, но уже не столько непередаваемо, сколько непереводимо. В том смысле, блин, что, блин, с чего бы это, блин, арестованные (пардон, задержанные, блин, но что это меняет?) по отделению, блин, как по Бродвею шастают?!!
Гудини, блин…
Ну, положим, Гудини не Гудини, но что мне было делать? Ждать, покуда ожидание наполнится? Так оно грозило не наполниться, а прежде прохудиться, к тому же по прошествии полутора часов наполнилось, простите, не столько ожидание, сколько, извините, мочевой пузырь. Да, туалет не догма — но руководство к действию. Согласитесь, что для человека, притороченного браслетками к трубе, такое удовольствие весьма пожиже среднего. И вообще не могла же я кричать на всю милицию, типа негламурненько…
Трюк с наручниками не из самых сложных. Без ключа открыть их не получится — во всяком случае, не шпилькой для волос, тем более ничего похожего у меня под руками не было. А просто так высвободить кисть не дает утолщение у большого пальца, строго говоря — два сустава: пястнофаланговый и запястно-пястный. Ну а посему, чтобы ненавязчиво избавиться от сего казенного имущества, вам необходимо и достаточно сместить соответствующие суставные кости. То есть, скажем так, достаточно сместить, а затем необходимо их возвратить на место.
Не поймите правильно, эксперементировать с суставами я вам не советую. Во-первых, это больно, а во-вторых — зачем? Я — другое дело: лично я это упражнение освоила когда-то просто так, из любви к искусству. Причина всё в том же карате — за годы тренировок приходилось сталкиваться с разными людьми, в том числе и с теми, кому такие номера по должности положены. А я — ну что ж, и у меня когда-то было время, когда я без разбору перенимала всё, что производило впечатление. Некогда, уже давным-давно, так давно, что и самой не верится…
Разучиться я не разучилась, однако же помучиться пришлось. Достаточно, чтобы на своем примере убедиться, что — правильно — оно, во-первых, больно. А во-вторых — действительно, зачем, и без того-то отличившись в камере, ну вот зачем же сызнова выпендриваться-то? Могла бы потерпеть, если так подумать. Скромнее надо быть, а не дурью маяться… Другое дело, правда, что жизнь без глупостей не очень проживешь, а иногда, заметим, и не выживешь. Вообще, сдается мне, искусство делать глупости есть то не слишком многое, что в корне отличает нас от других животных. А вы как полагаете?
Вот и будем этим утешаться.
Так или иначе, от наручников я освободилась, даром что ощутимо потянула связки. А освободившись, ничего умнее не придумала, нежели чем с ходу заявиться в кабинет начальника. Ага, вот взяла и тупо заявилась.
Ну-с, господа хорошие, и где здесь туалет?
Впрочем, вы уже об этом знаете. Не в смысле о сортире, а о моем явлении народу. А народ, исчерпав запас ненормативной лексики, впал в некое подобие филологического ступора, однако же изволил шевелиться. Демарш принес плоды. Для начала меня отконвоировали в местный туалет (что непередаваемо, то непередаваемо), а затем, по возвращении в знакомый кабинет, где я так долго скучала в одиночестве, мне даже предложили кофе. Лучше поздно, блин…
Ладушки, всем блинам оладушки.
А дальше что?
Начало скромно обнадеживало. Браслетками меня не украшали, «адвокатов» на предмет вправления мозгов приглашать не стали. В кабинете, кроме капитана, посторонних не было. Учинять допрос он не спешил, давая мне возможность без помех подкрепиться кофе.
— Курите? — поинтересовался он, доставая сигареты.
— Бросила.
— Завидую. А мне всё не сподобиться… — Он закурил. — Что ж, давайте познакомимся, — улыбнулся он, — с кем имею честь — с госпожой Гудини или Копперфильд?
— Меня зовут Дайана, — огрызнулась я, — Дайана Германовна, можно просто — доктор Кейн. А вы кем будете?
— А меня Юрием зовут, — принял он подачу, — Юрий Сергеевич, можно просто — капитан Тесалов. А кем я буду — это, согласитесь, вопрос не из простых, даже на вопрос «а кто я есть» не всегда уверенно ответишь. Не так ли, доктор Кейн? — заметил он, разглядывая меня с явным интересом. — Сдается мне, я вас где-то видел…
— В кошмарном сне, наверное, — не слишком вежливо предположила я.
— Ну, кошмарами пока что не страдаю. — (Так то пока, пророчески замечу.) — Ладно, замнем для ясности. — Тесалов раздавил окурок, словно дав понять, что засим преамбула закончена. — Адвоката будем требовать?
— А надо? — усомнилась я, отставляя чашку.
— Не уверен. — Тесалов помолчал. — В общем, так, Дайана, она же Дайана Германовна и просто доктор Кейн. Я вам предлагаю следующее. Вы отвечаете на мои вопросы — для начала просто, не под протокол, формальности опустим. Это ни к чему вас не обяжет. Ежели вопросы вам покажутся, — он чуть пожал плечами, — ну, скажем, неудобными, тогда, по вашему желанию, построим разговор через адвоката, в строгом соответствии процессуальным нормам. Ну а если всё благополучно, в чем, кстати, я почти не сомневаюсь, то мы порядка ради оформим протокол — и вы свободны. Устраивает вас?
Не уверена.
— Может, объясните наконец, в чем я обвиняюсь?
Он кивнул:
— Объясню, но позже… Строго говоря, вы не обвиняетесь, а пока что лишь подозреваетесь, — уточнил Тесалов. — А еще, точнее говоря, вы подозревались, глагол в прошедшем времени, потому что, честно вам скажу, в свете новой информации эти подозрения рассеялись. Почти, — подчеркнул он снова, — а чтобы окончательно их снять с повестки дня, мне хочется сперва получить ответы. Поверьте, так выйдет убедительнее. А затем я обещаю вам объяснить причину этого, — он подобрал слова, — я полагаю, недоразумения. Досадного для всех, в том числе для нас… Ну как?
Теперь настала моя очередь оценивающе посмотреть на собеседника. Н-да, гладко излагает. Что называется, мягко стелет… Да, мягко стелит, но спать бы не пришлось — вдруг жестковато случится?
С другой стороны, в его словах был некоторый резон, а в интонациях что-то убедительное. И внешне капитан — ну, пусть не располагал, но, по крайней мере, не отталкивал. Русоволосый, на вид чуть больше тридцати, лицо правильное до обыкновенного, рост тоже средний, цвет глаз невыразительный. Однако взгляд открытый, вполне доброжелательный и ничуть не глупый. Словом, совсем как бы не мент, особенно в цивильном пиджаке, надетом на слегка помятый джемперочек. Короче говоря, типичный мент…
— Итак? — без особого нажима повторил Тесалов.
Почему бы нет, если я ни в чем не виновата, наипаче я не виновата.
— Спрашивайте, — пожала я плечами.
Так и быть, поверим, прежде чем проверим.
— Разумно, — улыбнулся он, — тогда приступим. Дайана, где вы были…
Короче говоря, где я была тогда-то и во столько. Дат и временных отрезков, о которых спрашивал Тесалов, исполняя приказ начальника примерить меня ко всем якобы маньячным эпизодам, для вящей простоты я приводить не буду. Во-первых, потому что к интересовавшим милицию событиям я просто не имела отношения, а во-вторых, э-э… да, достаточно во-первых. А в-третьих, ничем существенным помочь я не могла, даже если б очень захотела. Хотя я где-нибудь, сдается мне, была.
— Не помню, — озадаченно проговорила я.
— А где вы были…
— Не помню, — честно повторила я.
— А где вы были… — (А вы где были такого-то числа в растакое время? Вот и я не всё запоминаю.) — Подумайте, — настаивал Тесалов, — постарайтесь, зацепитесь за что-нибудь. Иногда припомнить помогает какая-нибудь мелочь, пустяковина. Что угодно — запомнившаяся телепередача, например…
Ну, с телепередачами — это не ко мне. На дух не переношу кромешную рекламу, слабо разбавленную кухо́нными ток-шоу. Не хочу из-за рекламных роликов воспринимать всех женщин (и самое себя) как обиженных Господом существ, вечно менструирующих, страдающих кариесом и гнилым дыханием, сплошь потливых и покрытых перхотью. Бр-р-р… Немудрено, что мужчинам рекламируют средства для потенции.
