– Нет, все в порядке. Просто немного странно. Как-то все неправильно.
– Как неправильно?
– Ну, положительные герои на самом деле, возможно, злодеи. А наша единственная надежда – сидящий в тюрьме преступник.
– Да, странновато.
В конце разговора я напомнил, чтобы она переслала мне обобщенные данные до того, как я завтра утром рвану в Викторвилл. Дженнифер заверила меня, что успеет, и мы распрощались. Спустя пятнадцать минут я уже заезжал на парковку. Потом вытащил из бардачка бинокль, запер машину и зашагал по тропинке.
С проторенной дорожки я свернул к своему наблюдательному пункту. А добравшись, заметил, что камень, который я приволок, сдвинут. Похоже, тут кто-то ночевал. Примятая трава по форме напоминала спальный мешок. Я тщательно огляделся и передвинул камень на прежнее место.
Тренировка по футболу только началась. Я приложил бинокль к глазам и стал наводить вниз, на северные ворота. Там стояла вратарь с собранными в хвостик рыжими волосами. Не Хейли. Я проверил другие ворота, где стоял другой вратарь, – тоже не моя дочь. Решив, что она могла поменять позицию, я стал рассматривать все поле. Я проверил каждого игрока, но дочери не увидел. Номер 7 на поле отсутствовал.
Я бросил бинокль, который повис на шее, и вытащил телефон. Набрал рабочий номер бывшей жены в офисе окружного прокурора. Секретарь попросила меня подождать, потом сообщила, что Мэгги Макферсон сейчас подойти не может, так как находится в суде. Я знал, что это неправда, потому что Мэгги работала с документацией и больше в суде не выступала. За это, как и за многое другое в наших отношениях, ответственность лежала на мне. Если то, что между нами было, еще можно назвать словом «отношения»… И хотя Мэгги четко просила в рабочее время не звонить на сотовый без крайней необходимости, я тут же набрал ее номер. На звонок она ответила.
– Майкл?
– Где Хейли?
– Что значит где? Дома. Только что с ней разговаривала.
– А почему она не на тренировке по футболу?
– Где?
– На тренировке по футболу. Ее здесь нет. Она заболела? Получила травму?
Повисла пауза, и я понял, что сейчас узнаю то, что, как отец, должен был знать раньше.
– С ней все в порядке. А футбол она бросила больше месяца назад.
– Что? Почему?
– Ну, она серьезно занялась верховой ездой, а справляться и с тем, и с другим и еще не отставать в учебе не получалось. Вот и бросила. Я посылала тебе электронное письмо.
Благодаря бесчисленным юридическим ассоциациям, в которых я состоял, и множеству сидящих в тюрьме клиентов, у которых имелся мой адрес, в моем почтовом ящике было больше десяти тысяч писем. Те, что я почистил раньше, сегодня днем, сидя в приемной окружного прокурора, были лишь верхушкой айсберга. Осталось много непрочитанных писем, среди них, возможно, и письмо от Мэгги. Хотя обычно я ее письма не пропускал, как не пропускал письма от своей дочери. Однако полной уверенности у меня не было, поэтому я предпочел не заострять внимание.
– Ты имеешь в виду езду на лошади?
– Да, конкур. Она ходит в конный клуб Лос-Анджелеса возле Бербанка.
Теперь паузу пришлось взять мне. Позор, что я так мало знаю о том, чем живет моя дочь. Да, конечно, мы не общались не по моей инициативе, но какая разница. Я – отец, и это моя вина, как ни крути.
– Майкл, послушай. Я собиралась сказать тебе это в более благоприятный момент… Мне предложили другую работу, и летом мы переедем в округ Вентура.
Второй удар в серии из двух коротких ударов всегда должен быть сильнее. Так и вышло.
– Когда это случилось? Что за работа?
– Я согласилась вчера. Мне дают месяц, чтобы доработать, потом месяц отпуска, чтобы подыскать жилье и все подготовить. Хейли закончит учебный год здесь. А потом мы переедем.
Вентура – соседний по побережью округ. В зависимости от того, куда они переезжают, Мэгги и моя дочь могли оказаться где угодно на расстоянии от одного до полутора часов езды. Даже в Лос-Анджелесе из-за пробок иногда приходится тратить больше времени, чтобы куда-то доехать. Однако с тем же успехом они могли переехать в Германию.
– И что за работа?
– Офис окружного прокурора Вентуры. Возьмусь за отдел по компьютерным преступлениям. И снова вернусь в суд.
Это, конечно, из-за меня. Мое поражение на выборах разрушило ее карьеру в офисе прокурора округа Лос-Анджелес. Мэгги Макферсон поддерживала меня на выборах. Когда я проиграл, проиграла и она. И как только к власти пришел Деймон Кеннеди, ее перевели из зала суда в филиал, где она заполняла документы, которые другие помощники брали с собой в суд. В некотором смысле ей повезло. Могло быть и хуже. Один заместитель прокурора, который представлял меня во время предвыборного митинга, закончил тем, что его перевели из зала суда на работу в тюрьму.
Как и Мэгги, он оставил свой пост. И я понимал, почему увольняется Мэгги. Я также понимал, что она не сможет перейти на другую сторону и стать защитником или занять подобающее место в юридической фирме. У закоренелого обвинителя нет выбора, чем заниматься, можно лишь выбрать, где этим заниматься. С этой точки зрения нужно радоваться, что она переезжает лишь в соседний округ, а не в Сан-Франциско, Окленд или Сан-Диего.
– И где намерена поселиться?
– Ну, работать мне предстоит непосредственно в Вентуре, так что либо там, либо где-то поблизости. Я бы хотела приглядеться к городу Охай, если будет не слишком дорого. А у Хейли с верховой ездой, я думаю, все действительно сложится.
Охай – либеральный городишко в горной долине Северного округа, где представительство офиса прокурора открылось сравнительно недавно. Много лет назад, еще до появления дочери, мы с Мэгги ездили туда на выходные. Возможно, наша дочь была зачата именно там.
– Получается, верховая езда… не мимолетное увлечение?
– Кто знает. Сейчас она целиком и полностью ею увлечена. Мы взяли в аренду лошадь на полгода. С возможностью выкупа.
Я покачал головой. Неприятно. Ладно бывшая жена, но Хейли мне ничего об этом не сказала.
– Мне жаль. Имей в виду, я этого не поощряю. Не важно, что происходит между нами, со своим отцом она должна общаться. Я правда так считаю и постоянно ей об этом говорю.
– Спасибо.
Я не знал, что еще сказать. Встал с камня. Захотелось уйти отсюда и поехать домой.
– Можешь оказать мне услугу? – попросил я.
– Какую именно?
Я понимал, что действую экспромтом, высказывая полуоформленную мысль, которая выросла из моего горя и желания любым способом вернуть дочь.
– Скоро будет суд. И я хочу, чтобы она посмотрела.
– Ты сейчас про того сутенера? Нет, Майкл, не хочу, чтобы она через это проходила. К тому же у нее школа.
– Он невиновен.
– Да что ты? Ты сейчас пытаешься обмануть меня, как и присяжных?
– Нет, я серьезно. Невиновен. Он не убивал, и я это докажу. Если бы Хейли пришла, то, может…
– Не знаю. Подумаю. У нее школа, нельзя прогуливать уроки. Да еще этот переезд…
– Приходите на вынесение приговора. Вместе.
– Послушай, мне надо идти. Тут копы уже штабелями складываются.
Видимо, у нее в кабинете толпились полицейские, чтобы зарегистрировать дела.
– Ладно, просто подумай.
– Хорошо. А сейчас мне нужно идти.
– Постой. Последнее. Можешь выслать на почту фотографию Хейли на лошади? Хочу посмотреть.
– Конечно. Вышлю.
Она положила трубку, а я несколько минут пялился на футбольное поле, прокручивая в голове разговор и пытаясь переварить новости о своей дочери. Я вспомнил слова Законника Зигеля – о том, что чувство вины нужно оставить в прошлом. И понял, что некоторые вещи легче сказать, чем сделать. А некоторые сделать невозможно.
В семь вечера я спустился с холма и прошел до небольшого магазинчика в начале Лорел-каньон. Вызвал такси и прождал пятнадцать минут, читая местные объявления на пробковом щите у входа. Такси перевезло меня через холм вниз в Долину. Я попросил водителя подбросить меня до бульвара Вентура рядом с Колдуотер-каньон. Оттуда я пешком прошел пять кварталов и незадолго до восьми добрался до студии йоги.
Кендалл Робертс была занята: сидя за стойкой, пыталась завершить дела в конце рабочего дня. В собранные в пучок на макушке волосы был воткнут карандаш.
Держа под мышкой свернутые резиновые коврики, уходили с последнего занятия люди. Я вошел внутрь и спросил ее, можем ли мы пообщаться после того, как она закроет студию. Кендалл ответила не сразу.
– Хочешь поесть? – поинтересовался я.
– Я провела четыре урока подряд. Умираю от голода.
– Есть неплохое местечко на этой улице. Готовят суши, если ты их ешь.
– Суши я люблю.
– Тогда, может, я там сяду, а ты подойдешь, когда здесь закончишь?
Она снова замолчала, словно пыталась меня раскусить.
– Мы не станем засиживаться, – пообещал я, и она наконец кивнула в знак согласия.
– Ладно, приду. Ненадолго. Но мне нужно освежиться.
