– Уравнение? – протянула Марина. – Вот что я ненавидела в школе. И отличниц терпеть не могла. Слушай, ты настолько нудная? Как же у тебя получилось такого мужика окрутить?
– Он меня пожалел, – спокойно ответила Настя. – Я была в беде. Так что у нас все просто.
– Как же! Пожалел… Дорогая, я мужиков читаю, как букварь. Если б он тебя пожалел, из беды, конечно, вытащил бы. Может, подарил бы пятьсот эскимо. Ящик носовых платков для соплей. И пошел бы дальше по бабам. А он женился. Это все твоя красота. Не люблю я, когда мужик ради красивой бабы себя теряет. Ну, пусть теперь получает твои уравнения. А мне давай чего попроще. Бабка тебе эта зачем сдалась?
– Я допускаю, что с Романовой связана какая-то страшная тайна. Возможно, она убита. Возможно, кто-то из тех, кто об этом узнал, тоже убит. Кто-то пока нет. Понимаешь? Могут быть еще трупы. Марина, ты хотела выбросить из головы свой брак, и тебе удобнее ничего не помнить. Но на самом деле так не бывает. Ты внимательный, наблюдательный человек, мужиков читаешь, как букварь… И ты за год ни разу не слышала ничего о матери мужа? Той, которая ему в один день отдала весь свой бизнес, состояние? Они не созванивались? Он к ней не ездил? Он ни разу о ней не обмолвился? Ну, очень странно, если это так.
– Странно, – согласилась Марина. – Для любого другого человека. Но я вышла замуж за дятла с такими больными мозгами, – это тебе даже вообразить трудно с твоими уравнениями. Вот он такой – хо-хо, ха-ха, барин, у него золотой унитаз, любит хорошо пожрать и выпить, дружки, как под копирку… А на самом деле нет у него никого. Он в доме своем все время ныкается. У него кругом тайники, альковы, скрытые комнаты… У нас были приемы, мы ездили в гости, но он на самом деле терпеть все это не может. Плохо ему с людьми.
– А как вы познакомились? Почему он на тебе женился?
– Он в центре скупает коммуналки в бывших барских домах, не знаю, куда людей выселяет, у него есть риелторы. Перестраивает потом в одну квартиру весь этаж. Сдает в аренду, просто так держит. Романов, елки. Я у него спрашивала: «Ты не к Кремлю подбираешься, чтоб взойти на престол?» Но он шуток на эту тему не понимает. Ну, и к нам зашел. То есть к Вальке, конечно, она шельма известная, что называется, центровая. Со всеми поговорил, она вроде ему дала от ворот поворот. Но какие-то делишки, как я поняла, у них были. А меня он увез. Что значит, почему женился? Я женщина видная, в его вкусе. Мне тоже пора было выходить за богатого… Терпела я его сколько смогла. Ему нужна не женщина. Он это делает с самим собой. Ты просто предмет. Если называть вещи своими именами, он трахается, как онанист. Причем без женщины, мне кажется, у него дело идет лучше. Никто не мешает. Но ему надо, чтобы было, как у людей. Ну, это так, лирика. Про мать я несколько раз спрашивала, конечно. Ничего внятного он не говорил. Нет так нет. Но несколько раз я слышала, как он орал по телефону. Точнее, подслушивала. Было сильно похоже, что он с матерью ругался. Хотя мамой не называл никогда. Если она такая, как он, то просто ушла на покой, уехала от него подальше, живет где-то на свои миллионы. Наверное, не все ему отдала. Так что, я думаю, ты тут перемудрила.
– Вполне возможно. Но я никогда не бросаю мысль, если она появилась. Должна довести ее до логического конца. Это уже моя проблема, конечно, – улыбнулась Настя. – А в чем еще выражается то, что ты называешь больными мозгами Петра Романова? Ну, кроме нестандартного секса.
– Кроме нестандартного секса – все, что имеет отношение к сексу вообще. По крайней мере, с женщиной. Пример. Я спрашиваю: «Как тебе в голову пришло стать гинекологом? Ты что, так женщин любишь?» Он отвечает: «Наоборот. Всю жизнь хотел им отомстить». Вот такой он доХтур. Я прочитала, что о нем пациентки пишут, – облезла.
– Да, я тоже читала. Странно, что мать не обеспечила его бизнесом раньше. Совершенно атипичная ситуация.
– Из чего делаем вывод, – потянулась и зевнула Марина. – Она жлобиха! Жалела сынуле единственному кусочек отщипнуть. А он тихо ждал, локти кусал, бабам туда смотрел. От осинки не родятся апельсинки. Они друг друга стоят. У них свои счеты. И пошли бы они подальше. Все. Я поехала.
– Ты на Сретенку?
– Нет. Я в свою квартиру, которую мне Романов отделывает два года. Умрешь. Всю спальню облепили розочками, каждая с брюликами, типа роса. Там у меня Толька Васильев, сосед. Он рекламщик, считает себя художником, а сам пьяница и хулиган. Я боюсь, что он там сейчас сшибает весь этот розарий. А мне потом убирать. Слушай, ты сейчас обалдеешь. Толькин предок по линии отца был владельцем доходных домов. В том числе и нашего. Романов со своей лахудрой с нами Новый год приперся встречать. На самом деле – приехал проверить, кого я привезла. Так он чуть не умер. Ему реально поплохело. Он – Романов, всю жизнь у богатой мамы в черном теле прожил, пока не ухватил ее дело. Проковырялся сама знаешь в чем. А тут – наследник по прямой владельца дома. И вроде не одного. Не был бы Толька такой охламон… Может, чего-то и добился бы. Скажу уж тебе, раз на то пошло. Вот это мужик. В постели.
– У вас что-то серьезное?
– Нет. – Марина поднялась и стала одеваться. – В том-то и дело. Если бы было серьезно, мы бы поубивали друг друга. Мы на одни грабли второй раз не наступаем. Мне хватило моего замужества, он срок отбывал со своей стиральной доской – моделью. Теперь ипотеку выплачивает за квартиру, которую ей отдал, чтобы от нее избавиться.
– Интересно, – заметила Настя. – Ты два раза подряд произнесла слово «мы».
– И что это значит?
– Не чужие, наверное, люди…
Они вышли из офиса, остановились у своих машин.
– Марина, а где родители Анатолия, не знаешь?
– Понятия не имею. И вспоминать, что и когда он говорил, не собираюсь. Какой-то у тебя таракан с этими родителями. Мне – это по барабану. И всегда, со всеми мужиками было по барабану.
– А если я попрошу тебя спросить у него?
– Опять уравнение? Да без проблем. Толька скажет. Звони. Или я тебе позвоню. Привет твоему сыщику, от которого ты заразилась всей этой фигней.
– Спасибо, – вежливо ответила Настя.
Она подъезжала к своему двору, когда из него вышел Сергей с Маем. Они обрадовались ей оба, Сергей поцеловал, Май лизнул.
– Я увел его, потому что мама пыталась заниматься с Олежкой, а они с псом пускали все это под откос. Где ты была?
– У Марины Демидовой. Я сегодня много думала об этой странной истории с Виолеттой Романовой. Решила спросить у Марины, что она знает.
– Она что-то рассказала?
– По фактам практически ничего. Но есть интересные детали. Потом выделю главное. Пока не могу сообразить, почему у меня такое чувство, будто что-то очень важное в том, что она говорила, имелось. Насчет бывшей свекрови она действительно не в курсе. Не врет. Привет тебе передавала. Сказала, что я нудная. Да! Она сообщила, что Анатолий Васильев, сосед, потомок владельца доходных домов в центре Москвы.
– Любопытно, – хмыкнул Сергей. – Буржуазия, стало быть. Похоже. Толку от него мало, одни понты. Карету мне, карету…
Лара спала почти сутки. Она редко пила лекарства, но в аптечке держала необходимый набор. В том числе упаковку французского снотворного. Принимала иногда полтаблетки после слишком напряженного дня. Ночью, после приезда из аэропорта, она выпила сразу две. Просто терпеть себя уже не было сил. И так длилось сутки. Она просыпалась, но за мгновение до этого на нее надвигалась чернота. Быстро поднималась, пила опять таблетку, закутывалась с головой одеялом и уплывала в тупой, тусклый сон. Пару раз выходила в туалет, в ванную, по пути к кровати съедала немного печенья, которое держала у себя в комнате на всякий случай. До того, как подействует очередная таблетка, успевала подумать: откуда такая беспомощность, чудовищная слабость, немотивированные отчаяние и паника. Все ведь нормально. Ничего не случилось. Точнее, случилось печальное, но по жизни неизбежное событие. Заболела мать любимого человека. Он к ней поехал. Даже если окажется, что ему понадобится там задержаться на какое-то время, он не может не вернуться на работу. И, значит, она его найдет даже в том случае, если он не захочет ей позвонить. Ну, не будет у него настроения. Ведь болезнь может закончиться смертью… Но он не оттолкнет ее, Лару, если она к нему придет. Она взрослая, имеющая опыт любви женщина. Она точно знает, что Алексея очень тянет к ней. Это страсть. Хотелось бы большего… Человеческой привязанности. Но она приходит со временем. К ней, правда, это пришло быстро. Но у женщин все немного иначе. То есть ситуация стандартная. Временное осложнение. Чем же вызваны ее стресс, бессилие, нервное истощение? Лара задала себе этот вопрос, подумала минуту, и вдруг туман от снотворного полностью испарился, она резко села, кровь отхлынула от лица. Это предчувствие! И больше ничего! Оно ее мучило еще до звонка жены Алексея. Просто бабский страх, что он ее бросит? Нет! Нет! Нет! Лара чуть не прокричала это вслух. Она уверена в себе, в своей женской неотразимости для него. Он очень сдержанно это выражает на словах, но есть моменты, когда мужчина ничего скрыть не в состоянии. Он тоже зависим от нее. Значит, ее предчувствие – это беда. Какая-то ужасная беда, которая может все разрушить и смести. Лара сжала виски. Бред? Может быть. Но она здоровый и сильный человек… «Но ты влюбилась первый раз в жизни за двадцать восемь лет, – сказала она себе. – Уже собиралась стать старой девой, хотя давно не дева. Может, любовь всегда переживается вот так болезненно, как в тринадцать или пятнадцать». Она встала, походила по комнате, нашла оставленную Алексеем полупустую пачку сигарет, сходила на кухню за спичками, вернулась, села у стола и закурила. Курила она крайне редко. Ей не нравились курящие женщины. Но это помогало сосредоточиться, даже вернуть себе уверенность, как ни странно. Да, возможно, все происшествия вокруг этой квартиры – только прелюдия к тому, что ее ждет. И предугадать ничего невозможно. Придется терпеть. Просто потерпеть, пока он приедет. Алексей мог бы уже позвонить. Но ему, наверное, не до того. Она может позвонить, но ни за что так глупо не поступит. Рядом с Алексеем может быть его жена. Звонок может застать его в больнице у матери. Это идиотское поведение.
