- Почему? - Заключенный дрожащей рукой указал на документы на столе. Как? Когда?
- Да мы сами ни черта не поймем! - развел руками Горбатов. - Пакет фельдпочта вечером из города доставила. А утром самолет рейсовый будет. Два сопровождающих. Старший - майор Ямпольский Виктор Викторович. Знаком?
Монахов отрицательно покачал головой.
- Куда меня?
- Не знаю. У меня приказ - передать вас майору Ямпольскому. Утром. А до утра оформить на вас документы согласно постановлению об условно-досрочном освобождении. Может, в Сочи повезут, а может - в Магадан, здоровье, хе-хе, поправить...
Шутка вышла неудачная, Монахов опять дернулся, спрятал лицо в ладони.
- Ну ладно! - В грубоватом голосе Горбатова снова мелькнула сочувственная нотка. - Ночевать здесь будешь. Прямо здесь, понял? Ты мне к утру живой нужен, без повреждений. Сейчас распоряжусь, пожрать принесут. Подкормим тебя на дорожку. Водочки, пожалуй, можно... Любишь водочку, а, Монахов?
Заключенный с силой провел ладонями по лицу и устремил на капитана взгляд странно заблестевших глаз.
- Слушай, капитан! - полушепотом сказал зека и оглянулся на запертую дверь. - Я не знаю, кто и почему меня выдергивает отсюда, я не знаю, что со мной будет через несколько часов, и поэтому я хочу тебе кое-что рассказать. Надо, чтобы хоть одна живая душа знала... Надо!
"Да он спятил! - в ужасе подумал Горбатов. - Ну точно, он псих! Прав Аслан, прав! Что делать-то, а?
Может, напоить его? С голодухи-то спирт сразу с катушек собьет. А утром - с рук долой!"
- Хорошо, хорошо! - сказал капитан. - Сейчас похаваешь, выпьешь чуток, отдохнешь и расскажешь... Отдохнуть тебе не мешает, верно. Монахов?
Заключенный откинулся на спинку дивана, скрестил руки на груди, прикрыл глаза.
- Я не Монахов, - спокойно сказал он. - "Александр Александрович Монахов" - это мой агентурный псевдоним. Моя фамилия - Чернецов. Марат Георгиевич Чернецов. С 1977 по 1986 год я был сотрудником второго главного управления КГБ СССР, капитан контрразведки...
... - Благодарю! - Виктор Ямпольский, расписавшись за документы, энергично пожал руку Горбатова. - Ну, нам пора в дорогу!
- Может быть, все же позавтракаете? - предложил подполковник Пилипенко, начальник ИТУ.
- Увы, времени совсем нет! К часу в Ижевск надо поспеть обязательно.
- Московский рейс? - спросил Горбатов.
- Московский, - кивнул Ямпольский. - И в Москве уже... заждались.
- Ну что же! Не смеем задерживать. Привет столице - не забывает о нас, грешных!
- Я передам - вы сработали быстро и четко! - правильно среагировал на угодливую интонацию подполковника Ямпольский...
... - Что такое свобода? - неожиданно спросил Пилипенко Горбатова, глядя вслед "уазику", выкатывающемуся за ворота зоны.
- Осознанная необходимость, - механически ответил капитан, твердо усвоивший в свое время курс диалектического материализма.
- Кем осознанная? - спросил Пилипенко.
- А черт его знает! - вздохнул капитан и философски добавил: - Меньше знаешь - крепче спишь!
- Это точно! - согласился Пилипенко. - Ну пойдем, пожуем трошки.
Из-за угла барака показался шнырь с метлой. При виде начальства он замахал инструментом с таким усердием, что пыль столбом поднялась над дорожкой. Проходя мимо зека, Горбатов не удержался и угостил шныря сильным пинком в задницу.
- Тюльку гонишь, гниль! - бросил капитан. - С душой работать надо, с душой! Распустились, мать вашу...
...Рейс "Ижевск-Москва" благополучно приземлился в Домодедово в два часа ночи. Марина Волконская встретила Чернецова и Ямпольского у зоны выдачи багажа и сразу повела на парковку, где рядом с ее "саабом" стоял белоснежный "мерседес-500" с затемненными стеклами.
- Вам сюда! - сказала Марина, распахивая перед Чернецовым дверцу лимузина.
Чернецов молча пожал Ямпольскому руку и сел в машину. Марина, придерживая дверь, заглянула в салон.
- Надеюсь, все условия контракта выполнены? - спросила она.
- Да! - последовал короткий ответ из машины.
- Оставшуюся часть суммы вы должны перечислить не позднее среды! сочла возможным напомнить Волконская.
- Получите завтра. Наличными. Вы хорошо поработали, благодарю.
- Надеюсь, я еще буду иметь удовольствие работать с вами, - заметила Марина потеплевшим голосом.
- Весьма вероятно.
Дверца "мерседеса" захлопнулась, мягко, почти бесшумно заработал мощный дизель.
- А нам, Витя, сюда! - Марина подмигнула Ямпольскому и открыла дверь своей машины.
- Ну что, Марина, теперь мы в расчете? - спросил Ямпольский, с удовольствием устраиваясь в удобном кресле, обшитом светло-серой, теплой на ощупь, кожей.
- Вполне! - кивнула Волконская, запуская двигатель.
- Старик-то много порогов в департаменте обил! - напомнил майор. Целых два месяца упражнялся!
- Кассета больше стоит.
- Ой ли? Небось кругленькую сумму седок из "мерса" отвалил?
- Хочешь узнать - сколько? Переходи ко мне! А что? Люди нужны. Толковые. Двадцать пять в год для начала положу, а?
- Заманчиво, конечно... - протянул Ямпольский. - Да жаль бросать-то! Закончим это дело, тогда поговорим. Если не передумаешь, конечно.
- Я-то не передумаю. А вот вы с Елизаровым с огнем играете, это точно!
- Поглядим, поглядим...
- Смотри, Витька! Обожжетесь вы сильно, чует мое сердце...
...Пассажир белого "мерседеса", сидящий справа от Чернецова, нажал кнопку на подлокотнике, и поднялось звуконепроницаемое стекло, отделяющее салон от водителя.
- Я рад вас видеть, капитан. Живым и, надеюсь, здоровым?
Чернецов промолчал.
- Несмотря на ваш утомленный и безразличный вид, я полагаю, вас все же интересует ваша дальнейшая судьба?
- Безусловно.
- Прекрасно. Интерес к жизни составляет смысл ее самой. Так вот. Сейчас мы приедем в Москву, и у вас будет четыре часа на отдых. Затем вы получите инструкции и документы и отправитесь в Варшаву.
Поездом. Оттуда вас доставят в Париж. На подготовку всех мероприятий, включая пресс-конференцию, уйдет примерно неделя. А потом - вы свободный и независимый человек.
- Сколько я получу?
- Около четырехсот тысяч долларов. И какойнибудь не слишком дорогой паспорт, скажем, венесуэльский.
- Не много. За одиннадцать-то лет! А если я откажусь выступать?
- Других вариантов предложить не могу. Четыреста тысяч - это четыреста тысяч, подумайте!
- А что мне делать потом?
- Можете вступить во французский иностранный легион или стать международным шулером - меня это не интересует. Единственное, что я вам категорически не рекомендую, так это возвращаться обратно в Россию сядете еще лет на пятнадцать.
- А если я захочу предложить свои услуги еще раз?
- Кому?
- Вам.
- Боюсь, это вам не удастся.
- Почему?
- Потому что меня не существует. И вам, кстати, это известно лучше, чем кому-либо другому.
IV. ПРИМИТЕ МОИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ...
Белый халат оказался маловат, и Степанов не стал натягивать его на мундир, просто набросил на плечи.
- Прошу за мной, - сказал дежурный врач и неторопливо зашагал вдоль длинного коридора с высокими сводчатыми потолками.
В этом отделении госпиталя Бурденко раненых оставалось уже немного чеченская война миновала свой пик. Тех, кого удалось подлатать, старались размещать в подмосковных санаториях и пансионатах. Многие не избежали голубоватого здания без окон на набережной Яузы - от госпитального морга траурные кортежи отъезжали регулярно, и спецроте городской комендатуры скучать этим летом не пришлось, много сотен холостых патронов сгорело в траурных залпах. Но кое-кто еще не определился между пансионатом и моргом. Валентин Кислицин как раз относился к группе колеблющихся.
Присев на пустующую койку, Степанов взглянул на закованного в гипсовый корсет друга и с трудом подавил тяжелый вздох.
- Здорово, Миша! - прошептал Кислицин, скосив на капитана глаза, головы он не мог повернуть. - Что, поздравить пришел?
Степанов кивнул. Слова поздравления прозвучали бы нелепо в такой ситуации, и он молча пожал холодную неподвижную руку Валентина, бессильно лежавшую поверх серого казенного одеяла.
- Быстро делаю карьеру, - так же шепотом произнес Кислицин. - Алферов вчера приезжал...
Он улыбнулся и подмигнул Степанову. Лицевыми мышцами он еще мог управлять.
- Я знаю, - сказал Степанов. - Я вместе с ним хотел, да опоздал.
- Не страшно, - опять улыбнулся Кислицин. - Я не тороплюсь теперь... Хочешь взглянуть? В тумбочке лежит.
Степанов выдвинул ящик. Орден "За личное мужество" лежал поверх новеньких погон со звездами подполковника.
- Поздравляю! - все же счел возможным сказать Степанов и задвинул ящик. - Третий у тебя?
- Угу. Две "красные звездочки" и этот. И подполковника - досрочно. Хорошо заработал, верно, Миша?...
- Да... Работенка была горячая...
...Общежитие, в котором размещалась группа офицеров антитеррористического Центра ФСБ, оказалось полностью блокировано боевиками часов через восемь после начала штурма Грозного. Еще через пару часов стало ясно, что в здании не продержаться - колонна бронетехники 205-й бригады была почти полностью сожжена и прорвать блокаду не смогла. С наступлением темноты осажденные решили пробиваться к зданию УФСБ. Разделились на две группы, первой командовал Кислицин, Степанов - второй. Группа Степанова, более малочисленная, смогла покинуть здание незаметно для "чехов", а вот Кислицину не повезло. Его людей, сосредоточившихся возле пролома в бетонной стене, заметили изза вспышки светительной ракеты и стали расстреливать почти в упор - метров с тридцати. Раненный в самом начале боя, Кислицин остался на месте и минут двадцать прикрывал огнем РПК отход своих людей - в результате группа понесла минимальные в такой ситуации потери - только два человека были убиты. Степанов вернулся к общежитию перед рассветом, один, и обнаружил едва живого Кислицина, у которого было четыре огнестрельных ранения и одно колотое, очевидно, боевики добивали его и бросили, посчитав убитым. Позже выяснилось, что одна пуля задела позвоночник...
