Ничего не понимая, нигде не видя Алину, Абдулов подошел к группке у входа и заглянул через плечи плотно стоявшей толпы — он успел увидеть лишь прядь светлых волос на каменной плитке, которой была вымощена площадка перед входом в супермаркет, и дальше, уже ничего не соображая, рванулся вперед и буквально впал в пустое пространство внутри кружка. На камнях в луже крови лежала Алина — пакет с фруктами отлетел в сторону и порвался, из него выкатились красные, ее любимые яблоки. Длинные ноги согнуты в коленях и подтянуты к подбородку, левая рука с золотым лаком на ногтях прижата к боку, концы волос в крови, за спиной разметались полы ее длинного черного сюртука, они тоже успели окунуться в кровь.
— Огнестрел, — проговорил кто-то над его ухом.
Он обернулся и увидел склоненную поверх своего плеча голову одного из выведших его из себя студентов с рюкзаками.
— Я — медик, — пояснил розовощекий пустоглазый губошлеп застывшему Абдулову. — Уж вы мне поверьте, это огнестрел.
«Но я не слышал никакого выстрела… — Идиотская мысль в данных обстоятельствах, но именно она первая пришла сейчас Абдулову в голову. — Выстрела не было, его не могло быть. Я ничего не слышал, не было никакого выстрела… Почему же огнестрел, не может быть». Как будто сейчас это — огнестрел, не огнестрел — было самое важное.
В приемной у Бесика Гогуа Костову пришлось прождать не менее четверти часа, хотя бывший друг и соратник Абдулова сам назначил ему время. Но когда Костов подошел к кабинету, секретарша его остановила. Менту это не очень понравилось, и он собрался было, ослушавшись секретарши и наплевав на ее просьбы, толкнуть дверь и войти. Но не сделал этого, потому что уловил доносившиеся из-за двойных дверей кабинета генерального директора канала «ТВ-ресурс» Бесика Гогуа глухие звуки разъяренного мата. Говорил кто-то один и так громко, что Костов прекрасно мог разбирать отдельные слова и выражения. «Ты сам говорил на… что, б… к июню все будет готово. Июль на дворе, а у вас ни хрена нет. Полный п…ц! Вы меня за м…а держите? Где концепция программы? Учти, меня здесь за красивые глаза никто на… держать не будет. А со мной — и тебя! И хватит про деньги… Главное — это идея! Мозги нужны, которых, б… у вас нет». Тот, кто говорил, по всей видимости, был просто вне себя. Звучал не просто мат, а мат, подкрепленный артистической экспрессией, несущийся на волнах безудержной энергии, излучаемой матерившимся. «Не хотел бы я сейчас быть на месте того, на кого он так орет», — подумал Костов.
Костов и не подозревал, что Гогуа, который представлялся ему типичным интеллигентным грузином — лощеным, франтоватым, щеголяющим своей европейскостью, преисполненным чувства собственного достоинства, — не только говорит без всякого акцента, но еще и так виртуозно владеет вторым русским языком. За четверть часа, пока Костов стоял под дверью, ни одного иного голоса, помимо голоса матерщинника, из-за двери так и не донеслось. Костов обменялся взглядами с секретаршей — мол, у вас тут так принято? — но та, сохраняя непроницаемое лицо, лишь пожала плечами в ответ. Наконец дверь распахнулась настежь, и в приемную вылетел невысокий, но плотный коротконогий мужчина в рубашке (рукава засучены) и галстуке, без пиджака. Костов узнал его — это был не Гогуа. Это был Евгений Лагин, именитый публицист, бывший известный политик-демократ. Несколько лет назад он был в большом фаворе у президента, занимал должности «при дворе», но фавор закончился, и Лагин несколько лет провел в тени, пока не получил предложение возглавить холдинг «Медиа-ресурс». Хотя Лагин был профессионал высокого класса, новый холдинг так и не сумел догнать по масштабу и популярности уже созданные информационные империи, одной из которых была империя Огульновского. Чтобы переплюнуть его и других магнатов, денег у учредителей «Медиа-ресурса» просто не хватило…
Лагин, не поздоровавшись и даже не кивнув в качестве приветствия Костову (все-таки новое лицо в приемной!), раздраженно прошествовал в коридор, а Костов заглянул в кабинет Гогуа, хотя по всем признакам заглядывать было рано. Там еще должен был оставаться человек, которого Лагин с Гогуа так воодушевленно «прорабатывали».
За начальственным столом сидел грузный брюнет с крупной круглой головой, которая присоединялась к туловищу, казалось, без помощи шеи. Лицо его было багровее свеклы. Костов оглядел комнату внимательно, однако больше никого в ней не обнаружил. «Бог ты мой! — ахнул он про себя. — Так это Лагин материл его — руководителя канала «ТВ-ресурс», знаменитого политтехнолога, креативщика и теоретика телевидения Бесика Гогуа…»
Гогуа, занятый своими мыслями и до сих пор переживавший сцену с начальником, смотрел на вошедшего без особой приязни.
— Я вам звонил. Я из милиции, — пояснил Костов в ответ на его вопросительный взгляд.
— Ах, да. — Бесик сделал движение головой, как будто хотел избавиться от ворота рубашки или по крайней мере растянуть его в полтора раза. — Присаживайтесь.
Легкий акцент у него все-таки чувствовался. Гогуа с минуту молчал — он вообще был медлителен, обстоятелен, вальяжен, как все кавказские мужчины. Юлька — представительница современной молодежи — называла таких жаргонным словечком «тормоз».
— Интересная у вас на канале технология работы, — в качестве затравки к разговору заметил Костов, имея в виду то, что у Гогуа произошло здесь с Лагиным, что ему пришлось услышать в приемной. Гогуа смутился — покраснел еще больше, хотя больше уже вроде было некуда.
— Это… — он замялся, — так, издержки. Шеф слишком близко к сердцу принимает свою работу. Ситуация на телевидении, знаете ли, сейчас специфическая. Капиталы, которые два года назад, к президентским выборам, хлынули в нашу отрасль, сегодня иссякают. Такого больше никогда не будет. А шеф это и понимает, и… не хочет понять. Отказывается понимать.
Он задумался, потом хмыкнул, как будто вспомнив о чем-то курьезном.
— Вы знаете, например, что задник для новостной передачи на канале Огульновского поставлен из США? За триста тысяч долларов. А там всего-то крашеная фанера два на два метра с набитыми гвоздями или штырями, которые образуют цифру «четыре». В Москве в любой мастерской им такую спаяли бы за тридцать тысяч… рублей. Делать хорошее телевидение при скромном — даже не скромном, а просто ограниченном — финансировании мы в России не умеем. И не хотим уметь, потому что мы люди творческие, наши фантазии и идеи бесценны, их не измеришь деньгами…
Гогуа говорил иронично, медленно и довольно долго, посвящая Костова в нюансы творческой работы на телевидении, — тот терпеливо слушал. Понимал, хотя времени было в обрез, что иначе нельзя. Гогуа нужно было оправиться от унижения, которому подверг его Лагин, снова почувствовать себя хозяином положения, всеми уважаемым достойным человеком.
— Чем же я могу вам помочь? — наконец спросил Гогуа.
— Я занимаюсь убийством Олега Лосского и изучаю обстоятельства его жизни. Вы ведь знали Олега?
Гогуа важно кивнул.
— Кто мог быть заинтересован в его смерти?
— А почему вы решили, что кто-то был заинтересован? — Этот неожиданный вопрос поставил Костова в тупик. «Странное замечание, — подумал он, но вынужден был признать, что в словах Гогуа есть некоторый резон. — Однако слухи о его уме не так и преувеличены…»
— Ну, если человека убили, то для этого должна быть причина… — объяснил Костов.
— Не факт, — сказал Гогуа и взглянул в лицо Костову быстро, остро. — Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Убивают иногда и без причины. Но это я так, в качестве общего замечания. А в принципе, вопрос не ко мне. Не знаю, кому это было надо.
— Но ведь вы знаете всю команду Абдулова, в курсе всех взаимоотношений в их группе, для вас не секрет их взаимосвязи… Неужели нет никаких догадок?
Гогуа опять помолчал, а через некоторое время заговорил снова:
— Догадки — это мое личное дело. Скажите, товарищ капитан, а почему вы пришли именно ко мне? Не принимайте меня за глупца. На этом свете много людей, которые знакомы — и даже хорошо знакомы — с командой Абдулова. Почему же ко мне? Почему вы хотите, чтобы именно я дал характеристики ребятам из «Вызова времени»? Оставьте эти ваши (он подбирал слово)… маневры. Вы пришли потому, что подозреваете меня. Вам напели про мой конфликт с Абдуловым. Конфликт был, мы до сих пор в плохих отношениях, но при чем тут Олег Лосский? Нам с ним нечего делить. Мы до последнего дня были в контакте. Он был интересный человек…
— Чем же?
— Чем? — переспросил Гогуа и улыбнулся. — Ну, вот хотя бы тем, что Абдулов от него каким-то образом зависел. Удивлены? Вы ведь, как и все, думаете, что несколько лет назад наша телезвезда пригласил Олега Лосского к себе в передачу исполнительным продюсером. Это так, только… не Олег зависел от Абдулова, а наоборот — Абдулов от него. Не знаю, в чем тут дело, но я всегда это замечал. Богатый, я бы даже сказал, зажравшийся, знаменитый Абдулов зависел от неизвестного, немногословного, ленивого Олега Лосского… По идее, как должно быть? Олег, которого Абдулов привел на телевидение и пристроил к себе в передачу, которому дал возможность зарабатывать хорошие деньги, купить себе «Феррари» и квартиру, и прочая, и прочая, должен был быть благодарен Абдулову по гроб жизни и всячески эту благодарность демонстрировать и выказывать. А на деле что было? А на деле Абдулов вечно боялся, что Лосский уйдет, он всегда оглядывался на него и интересовался его мнением. Одно время я, грешным делом, думал, не любовники ли они… Или что были когда-то любовниками. Но нет, этого нет и не было — я точно знаю. И вся эта история с Алиной… Мне кажется, Абдулов отбил ее только потому, что она была девушкой Лосского, в противном случае Абдулов, не исключено, на нее и внимания бы не обратил. Бабами его не удивишь… Сами на шею вешаются. Длинные ноги ему не в новинку.
