– Знаю...
– Я не в восторге от нашей встречи. Как это вас угораздило? Уж если падать, так с высокого коня, а вы...
– А я не падал. Ни с «высокого», ни с «низкого»...
– Как это понимать? Не признаете себя виновным?
– Как вам сказать... Прочитайте на листе «дела» сто первом... Вот-вот, здесь...
«...Использование мешкотары на складе носило обменный характер. К нам приезжало много колхозников, и на складе всегда вертелось множество сторонних людей, особенно весной и осенью. При отсутствии в Заготзерне контрольно-пропускной системы похитить тысячу и более мешков не составляло особых затруднений...»
– Так! Следовательно, не признаете себя виновным? Спрашивается: зачем же вы уплатили стоимость недостачи – пятьсот рублей с лишним? Если уже следовать логике, оплата – есть признание вины.
– Деньги не я внес, а моя жена, без моего согласия. Вы взгляните на квитанцию – там не моя фамилия...
Да, правильно: деньги уплатила Е. Логинова.
– Вы что ж, с женой под разными фамилиями живете?
– Да. Она под девичьей.
– А почему?
– Ну, это к делу никакого отношения не имеет.
– Хорошо-с! Вернемся к началу. Что вы хотели сказать еще по поводу признания или непризнания виновности?.
– Как советский человек, считаю себя немного виноватым.
– В чем же?
– В недосмотре. Не догадался настоять перед начальством на организации контроля за отпуском и приемкой мешкотары. Вот если вы меня привлечете по сто одиннадцатой, то есть за халатность, вину свою признаю. Хочу предложить компромиссное решение: вы привлекаете меня не по сто шестьдесят второй, а по сто одиннадцатой, я признаю себя виновным. Музыка играет туш, и народный суд воздает мне по заслугам, а вас начальство увенчает лаврами... Ну, что скажете, гражданин инспектор? – Свиридов с веселой издевкой глядел на меня. – Между нами: дело выеденного яйца не стоит. Это все – принципиальность краевого прокурора: я нагрубил старику при тюремном обходе. А так – сами понимаете...
Все это походило на какую-то сделку. Ведь преступник часто готов вставить голову в петлю поменьше, чтобы не быть захлестнутым большой петлей.
– Прокурор интересуется вашей биографией, – ответил я уклончиво. – Прежде всего я должен выполнить указания прокурора.
– А... а! Ну, здесь у меня все в порядке. Известно многим: сам – рабочий, сын рабочего, внук рабочего и правнук рабочего...
– Доказывайте!
– Нет ничего легче: при «деле» имеется пакет с моими документами личного права – куррикумом витэ. Вскройте и убедитесь.
В пакете была старенькая истрепанная метрика, из которой следовало, что отец и мать новорожденного, нареченного Петром, происходят из крестьян и являются рабочими какой-то путевой дистанции Сибирской железной дороги. Были и еще документы. Получалось – рабочий класс.
– Хорошо, назовите адреса ваших знакомых, приятелей, друзей.
Он назвал десятка полтора. Тут были и беспартийные, и комсомольцы, и два-три коммуниста из числа колхозников, приезжавших в Заготзерно.
– Но ведь это ваши служебные знакомства, Свиридов? А вы мне просто ваших приятелей дайте, таких, с которыми у вас обычные человеческие отношения. Ну, возможно... выпивали вместе?
– Я не пью.
– Совершенно?
– Абсолютно.
– И никто к вам в гости не ходит? И вы ни к кому?
– Да. Мы с женой – домоседы.
– Ну, ладно, распишитесь! Вот здесь...
И я прекратил допрос.
– Долго намерены меня держать в тюрьме?
– Нет, недолго. Выполню указания прокурора и освобожу вас под поручательство или подписку.
– А жена может являться поручателем по закону?
– Может.
Отправив Свиридова, я призадумался.
Судя по материалам дела, Свиридов в течение последних двух лет работал на складе один, если не считать грузчиков. Там не было даже охраны. Неудивительно: мог недоглядеть, вот и растащили по десятку мешков. Привлекать его за хищения? Пожалуй, тут больше виноваты администрация, бухгалтерия, создавшие такие удобства для воришек.
Только... если Свиридов не виновен, какого ж черта он напрашивается на «компромиссную» сто одиннадцатую?! Зачем ему это? Почему не хочет добиваться полной реабилитации? Однако не следует упускать из виду и то, что Свиридов уже четыре месяца в заключении. Не шутка! За это время можно вообще утратить веру в социальную справедливость и любой «компромисс» предложить.
Может, ученые когда-нибудь придумают такой просвечивающий прибор: наложил следователь на лоб и на сердце обвиняемого пластинку, вроде фотографической, включил прибор, потом проявил пластинку в особом составе и – пожалуйста: чистый негатив, белый – значит, обвиняемый невинен, как агнец. Серая пластинка, мутная – получай статью!
Может быть, и появится в будущем такая «криминально-психологическая рентгеноскопия», а пока ничего такого в распоряжении следователя не имеется.
Только тщательный, внимательный отбор фактов, мысленное их процеживание. А после – анализ и выводы.
И все это чертовски трудное дело!
Вот и со Свиридовым: с одной стороны – обыкновенный кладовщик, рабочий с двухклассным образованием. С другой – словесные изыски: «вы, вероятно...»; «компромиссное решение»; «увенчивают лаврами...»
Да и собственноручно написанные показания Свиридова блистательно грамотны.
Нет, не зря прокурор требует «покопаться» не столь в «деле», сколько в личности обвиняемого!..
В таких розмыслах я и проводил вечер, когда в дверь несмело постучали и вошла...
– Логинова? Катюша?..
– Как видишь, я...
Смотрел и глазам не верил: Катя Логинова! Друг комсомольской юности... Ну и ну!.. В девятьсот двадцатом году была Катя Логинова в нашем городке видным комсомольским работником, членом губкома, секретарем районного комитета...
– Ну, никогда б не поверил, что доведется еще встретиться!.. Тебя ведь ЦК куда-то на юг перебросил, а ты – опять здесь?
– Да... Много воды утекло. Ты очень изменился: повзрослел...
– Еще бы! Десять лет... Ну, садись, бывшая любовь!.. Замужем?
– Ага, а ты?
– И я «замужем». Сыну уж девять.
– Как время летит, Гошенька!.. А я к тебе с горем.
– Ну и правильно сделала, что пришла, – выкладывай!..
– Я... жена Свиридова.
Я опешил.
– К...какого Свиридова?
– Того самого.
– Постой... Да ведь он беспартийный. Что у вас общего?..
– Я тоже беспартийная.
– Вот как!.. Да... Нэп многие биографии изменил. Значит, это ты погасила недостачу, внесла деньги за мешки?
– А как же!..
Заглянул в Катюшины, по-прежнему прекрасные, глаза, опушенные густыми ресницами. Бедная, бедная моя Катя!..
– Ну, рассказывай, все рассказывай про своего благоверного!
Из слов Катюши Логиновой можно было составить такую характеристику Свиридова: чудесный муж, золотой человек. Умница, но не любит выделяться и не стремится к житейским благам. И слишком доверчив. Вот и результат: оклеветали, обманули, опутали.
– В Заготзерне все злы на него за то, что он умнее и честнее всех, благороднее, – в волнении рассказывала Катюша. – Они спали и видели: как бы Петю сжить со света, убрать с дороги, чтобы можно было безнаказанно жульничать. Особенно этот Павлов, бухгалтер... Наверно, сам и воровал. Петя часто выезжал в деревню за тарой и ключи от склада оставлял Павлову.
– Павлов? Он сейчас в командировке. Но, думаю, ты ошибаешься. Вот его показания...
Павлов, учетчик материальной группы бухгалтерии базисного склада, дал по делу объективные правдивые показания. Он заявил, что у Свиридова в течение двух лет не проводилось снятия остатков, не было документальных ревизий в складе, и доступ к таре имели многие, в том числе и бригады грузчиков.
Львиную долю ответственности за все эти нарушения Павлов брал на себя.
Так и было сказано в протоколе: «...За все эти нарушения правил складского учета ответственность должен нести я. Правда, бухгалтер я молодой и только недавно пришел из армии, но все равно – считаю себя виновным».
– Видишь, Катюша, вовсе не хочет Павлов гибели твоему мужу, напротив, – старается выгородить.
– Неправда! Он – хитрющий. Человек с мелкой душонкой. Лишь притворяется другом, а сам только и делал, что наушничал краевому начальству.
– А зачем бы ему это?
– Он мне прохода не дает... – потупилась Катюша.
– Вот что!..
Был четверг. Мы условились встретиться с ней в воскресенье. А в субботу я опять вызвал Свиридова,
– Видел вашу жену. Мы с ней, оказывается, старые знакомые, друзья по комсомолу. Хотите свидания?
– В вашем присутствии?
– Конечно!
– Нет. Не хочу...
Вот когда я почувствовал в его тоне вызов.
– Дело ваше. Ну, расскажите о своей жизни, Свиридов, подробно и с хронологическими датами.
