— Ариф, а вы ведь познакомились с Вероникой в период твоей семейной жизни с Дашей. Как она к этому отнеслась?
— Никак, — пожал он плечами. — Я же уже не жил с Дашей, ушел от нее. И потом — тогда у нас были другие отношения. Я Веронике сразу сказал, что разводиться с Дашей не собираюсь. Потому что мне и Рауф помогал — он рад был, что я семьей обзавелся, и Бураков деньжат подкидывал, и у самой Даши деньги были. И я был уверен, что со временем она может их мне отдать. И на Веронику я, конечно, рассчитывал. Я думал так — останусь официально мужем Даши, мне же главное было сделку не нарушать, а встречаться буду с Вероникой. А если бы не получилось у меня влюбить ее в себя настолько, чтобы она мне деньги давала, можно было и к Даше опять пойти. Да мне стоило только вернуться к ней и сказать: «Давай заживем нормально, я хочу быть с тобой», — и Даша сразу бы все простила. Хотя и не любила меня. Но она всегда мечтала быть замужем, поэтому и потребовала от Буракова, чтобы он ее пристроил. С ней очень просто было обращаться. Официально не разрывать отношения — и все.
— Ты что, рассчитывал, что Даша будет с тобой жить и тратить на тебя деньги?
— Но ведь мы жили так какое-то время! — горячо возразил в ответ Гусейнов. — Ну, после свадьбы. Даже в Тарасов она поехала со мной, когда я хотел картины свои на выставку представить.
— Мне все-таки кажется, что ты ошибаешься, — заметила Лариса. — Не такой она была человек, чтобы пожертвовать всем ради мужа. Это не Вероника.
— Ну, может быть. Только это уже неважно, ее же все равно больше нет! — отмахнулся Ариф. — Она, кстати, была щедрой. Делилась со мной…
— Она не жалела деньги потому, что рассчитывала получить от Буракова еще больше, — объяснила Лариса.
Но Ариф, казалось, не слышал ее. В нем, видимо, вновь проснулась «творческая личность», и его, что называется, понесло. Он оттопырил нижнюю губу и, покачивая головой, заговорил:
— Я не жалею, что женился на Даше. Я и деньги получил, и Рауф помогал мне еще сильнее.
— А почему, кстати, Рауф стал больше помогать?
— Ну, Рауф всегда чтил традиции. Вообще был примерным сыном, Аллаху молился… Я, если честно, гораздо хуже его. Он все меня ругал, что я живу не по-мусульмански… А когда я на Даше женился, он обрадовался, что я за ум взялся. Он, конечно, не очень доволен был, что я на русской женился, да еще с чужим ребенком ее взял. Но он меня знал хорошо, понимал, что я по мусульманским законам все равно жить не смогу, и радовался хотя бы этому. К тому же он вообще детей любил — у него почему-то своих не было. Видимо, Назакят виновата. Он даже подумывал развестись, да не успел. А Эмиль ему почему-то понравился. Он его баловал. И меня ругал, что я мальчиком не занимаюсь. А зачем мне заниматься? Это не мой ребенок, для меня брак был только сделкой, и все… — Он, поджав губы, развел руками. — А Рауф все хотел из меня сделать семьянина. Ругал, что я с Анькой путаюсь, и вообще… Но Даша приятная была. Мы даже несколько раз переспали с ней…
Ариф как-то кокетливо произнес последнюю фразу и закатил глаза.
— Хорошо еще, что ты не пытаешься меня сейчас убедить, что ты и Дашу любил, — усмехнулась Лариса.
Ариф тяжело вздохнул:
— Да, вы, наверное, правы. Я никого из женщин не любил. Но это не значит, что они не могут мне нравиться именно как женщины. Спать с Дашей было довольно приятно, общаться с Вероникой — тоже. И нечего мне задумываться о высоких чувствах. Может быть, их для меня вообще не будет в жизни.
— Ладно, об этом не будем спорить, — махнула рукой Лариса. — Скажи-ка мне лучше, какие чувства питал к Даше Рауф? Он действительно был влюблен в нее, они были любовниками?
— Рауф? — Губы Арифа отвисли в скептическом недоумении. — Он вообще-то ничего к ней не проявлял… Она ему даже не нравилась, по-моему. Во всяком случае, я не замечал ничего такого. А люди просто так говорили, потому что он часто приходил, с Эмилем возился. А он просто со всеми детьми так себя вел, любил их, играть с ними умел хорошо. А Даша… — Ариф просто захлебывался в своем красноречии. — Она была хоть и красивая, но очень глупая. Рауфу просто неинтересно было с такой. Ее болтовня, конечно, могла позабавить, но слушать постоянно ее чириканье о моде, погоде и всякой дребедени, которой она нахваталась из газет… м-м-м… для меня это была пытка! Короче, духовно близки мы не были…
Ариф еще что-то говорил про отношения с Дашей, про Рауфа, про «старого дуралея» Буракова, но Лариса его уже не слушала. Самое главное для себя она уже прояснила за время этого разговора. И теперь перешла к претворению своего решения в жизнь. Воспользовавшись тем, что Ариф сделал паузу, она тихо, но твердо попросила:
— Скажи мне, где сейчас находится Вероника.
Ариф, погруженный в воспоминания, театрально размахивавший руками и с жаром вещавший об отношениях между ним и его женщинами, не сразу понял, о чем идет речь. Потом, когда он осознал, обескураженно развел руками:
— Я же говорил, что не знаю. Мы расстались, когда…
— Это я помню, — перебила его Лариса. — Меня интересует другое. Я уверена, что Вероника жива, и мне необходимо ее найти. Я про себя все данные уже осмыслила и пришла к выводу, что она сейчас тусуется у своих друзей-кришнаитов. И от тебя мне нужен ответ только на один вопрос — что это за место? Ведь если я начну объезжать все общины кришнаитов по области, потеряю очень много времени. К тому же они живут, насколько мне известно, довольно обособленно и не очень охотно идут на контакт с посторонними.
— А зачем вам ее искать? — удивленно спросил Ариф.
— Ариф, — Лариса постаралась вложить в интонации как можно больше убедительности, — постарайся сейчас мне просто поверить. Ты же сам говорил, что пойдешь на многое, чтобы найти убийцу твоего брата. Так помоги мне в том, о чем я тебя прошу. И вот еще что… Не хочу тебя запугивать, но ты сам понимаешь, что во всех убийствах вполне могут обвинить тебя.
— В них уже признался Бураков! — выпалил Ариф.
— Его признание легко опровергнуть, — возразила Лариса. — Я могу найти свидетелей — соседей, сослуживцев в конце концов, — которые подтвердят, что видели его в Тарасове в то время, когда убили Дашу. И все! Ты понимаешь, что это означает?
Ариф, мрачно насупившись, молчал, словно обдумывал собственное положение и перспективы. Наконец вымолвил:
— Чего вы конкретно от меня хотите?
— Я хочу, чтобы ты назвал мне место в Тарасове, где находится кришнаитская тусовка, которую некогда посещала Вероника, — сказала Лариса. — Я очень сильно надеюсь, что она рассказывала тебе об этом. В противном случае мне будет очень сложно ее найти.
Ариф задумался, наморщил лоб и наконец сообщил:
— Улица Воровского, семь. По-моему, здание бывшего кинотеатра «Мир». Представляете? Там большой трехэтажный дом, который их община выкупила у ЖЭУ. Мы там бывали с Вероникой несколько раз по праздникам.
— Я найду, — коротко ответила Лариса. Она бросила взгляд на охранника, который уже давно многозначительно посматривал на свои часы и начал слишком громко и ритмично покашливать в кулак, намекая таким образом, чтобы Лариса сворачивала разговор с Арифом.
Бывший кинотеатр «Мир» представлял собой здание из стекла и бетона в стиле модернизма позднего застоя. На фронтоне у главного входа красовался барельеф, изображающий не то пионеров, не то комсомольцев, устремившихся в светлое завтра. А совсем рядом в стену было вмонтировано бронзовое изображение возлежащего на огромном драконе многорукого бога Вишну. Сквозь стеклянные витрины желающие могли взглянуть на пестрый мир тарасовских поклонников индуизма. Вход сторожили предупредительные охранники из числа так называемых «преданных», то есть членов кришнаитской общины.
В фойе были развешаны красочные полотна, изображавшие различные сцены «Бхагаватгиты», кришнаитской Библии. На огромном стенде по-английски и по-русски была написана мантра «Харе Кришна, Харе Рама», видимо, чтобы кришнаиты никогда не забывали ее очень «сложный» текст, состоявший всего из четырех слов. Повсюду бродили мужчины и женщины в индийских одеждах. Кое-где тусовались группы прекрасно себя чувствующих в здешней обстановке неформалов.
Играла тягучая, заунывная восточная музыка, и чей-то тонкий девичий голосок под звуки большого барабана вытягивал слова той самой мантры, главной кришнаитской молитвы. Сориентировавшись в обстановке, Лариса подошла к здоровенному охраннику, на бэйдже которого было написано какое-то малопонятное обычному русскому человеку слово. А ниже значилось уже по-русски: «Миша».
— Здравствуйте, — сказала Лариса. — Я не знаю, к кому обратиться. Дело в том, что одна моя знакомая исповедует вашу религию.
— Вам надо обратиться вон в ту комнату, — равнодушным тоном посоветовал ей Миша. — Видите, на двери написано: «Пуджари». Там вы найдете Лакшман-прабху, это по его части.
