– Она не Евдокию, а себя боялась, говорила, что не может с Евдокией встречаться, хотелось убить ее на месте. Учтите ее состояние, – добавила Маргарита Ивановна, – от сына ни слуху ни духу, ясно только, что он воюет, а Евдокия ведь при встрече обязательно норовила спросить, как сыночку служится и пишет ли маме письма.
– Ну и сволочь!
– Да уж, такая была. И вот спряталась она, а тут открывается входная дверь, и входит человек.
– Какой человек? – вскрикнула Надежда.
– Вот и к делу подошли. Майя говорит – человек как человек, нормальный, в общем. Мужчина, нестарый еще, но в возрасте. Росту невысокого, но крепкий с виду. Волосы седоватые. Никаких особых примет она не обнаружила, разве что голову немного набок держит. И шеей так поводит, как будто ему воротник мешает. Майе не хотелось, чтобы он ее заметил, неудобно было, что прячется.
– Может, это ей жизнь спасло… – пробормотала Надежда. – А с чего, вообще-то, она взяла, что это убийца?
– А с того, что одет был мужчина в куртку неприметную и как-то странно ее придерживал. И Майя потом только догадалась, что у него снизу торчало.
– Что торчало – нож? – недоуменно спросила Надежда.
– Да не нож, – досадливо отмахнулась Маргарита Ивановна. – Черенок розы.
Она насладилась произведенным эффектом и продолжала:
– Понимаете, роза-то ведь была на очень длинном черенке, я точно помню.
– Эти розы, темно-красные, всегда с длинными черенками, сорт такой, – радостно подхватила Надежда. – Не мог же он нести ее на виду, кто-нибудь бы заметил и потом вспомнил. Он спрятал ее под куртку, нес осторожно, чтобы не сломать, поэтому и придерживал куртку, а роза ведь могла соскользнуть вниз. А дальше что было?
– Дальше Майя выскочила на улицу, пока он поднимался наверх, потому что лифт приехал пустой, это Евдокия просто спускала ведра с грязной водой. Майя пошла себе в церковь, а про человека и про розу догадалась уже вечером. Когда ей рассказали, что Евдокию убили. И никуда, естественно, не обратилась, потому что испугалась, что на нее подумают – мотив-то у нее был самый что ни на есть распрекрасный.
– А теперь что изменилось? – Надежда внимательно посмотрела Маргарите в глаза.
Та ответила ей таким же внимательным и дружелюбным взглядом.
– А теперь сын живой оказался. Опять же Рождество на носу, а Майя верующая. Захотелось ей доброе дело сделать, но в полицию идти боится, станут спрашивать, почему раньше не сказала и так далее. Опять же мотив.
Надежда сообразила, что неугомонная ее соседка Мария Петровна проболталась Маргарите про капитана Сергея Гусева и про то, что Надежда кормит его ужинами и даже иногда завтраками. Маргарита Ивановна воспользовалась больным Надеждиным зубом и решила убить двух зайцев. С одной стороны, ей не хотелось подводить соседку, а с другой – быть замешанной в укрывательстве убийцы. Поэтому она вроде бы случайно поведала всю историю Надежде в виде обычного бабского трепа, оставив дальнейшее развитие событий на усмотрение Надежды.
Надежда поблагодарила Маргариту Ивановну за отлично сделанную работу и отправилась восвояси, глубоко задумавшись.
Сергей шел привычной дорогой к школе и поглядывал по сторонам. Все было как обычно. Он вошел в холл, и тут же его окликнула старинная знакомая тетя Поля.
– Молодой человек, вы к кому? – строго начала было она, но тут же узнала Сергея.
– Ну что, тетя Поля, как жизнь?
– Все нормально, а ты куда это наладился?
– Завуча повидать, Аллу Константиновну, и к вам вопросы тоже имеются.
– К Алле Константиновне ты сегодня не попадешь, – безапелляционно ответила тетя Поля, – она сильно занята.
– Чем это так завуч занят?
– Не завуч Алла теперь, а директор.
– Когда ж ее назначили?
– Недавно и назначили. Больше-то некого было, вот она и согласилась, за школу очень болеет. А когда ее в роно уговаривали, то она непременное условие поставила, чтобы Чердынцева Владимира Николаевича обратно взять, потому что он такой математик хороший, без него никак. Взяли, куда они там в роно денутся? Он с ребятами душа в душу, с Аллой у них – полный контакт, еще пригласила учителей хороших, которые раньше из-за нашей сбежали… в общем, учеба теперь на высоте, и как раз сегодня, – тетя Поля понизила голос, – комиссию ждем городскую, насчет того, чтобы нам статус гимназии дали. Так что и не проси, к Алле я тебя сегодня не допущу, ей волноваться нельзя перед комиссией, а то чего-нибудь не так скажет.
– Да я и не собираюсь ее волновать! – возмутился Сергей. – Я же все-таки по делу.
– По делу давай со мной разговаривать! – тетя Поля была непреклонна.
– Уж очень бережете директора нового, – ворчал Сергей.
– А как же! – воскликнула тетя Поля. – У нас теперь при Алле другие порядки пошли. При Тамаре-то покойной ни у кого времени не было, хоть завуч, хоть простой человек – всех в школе допоздна держала. А Алла – сама женщина семейная, так и других понимает, попусту в школе не держит. Что надо сделают – и идут себе. А обучение еще лучше пошло – люди видят, что к ним по-человечески, и стараются…
Тети-Полин монолог прервался на самом патетическом месте: распахнулись двери школы, и в холл вошла большая группа людей. Наметанным глазом Сергей сразу узнал педагогов и товарищей из роно. Встретил их бойкий кудрявый молодой человек.
– Новый учитель английского, – шепнула тетя Поля. – Алла говорит, что нужно омолаживать кадры. Ребята с ним хорошо ладят, и английский преподает по-новому, сам недавно из Лондона вернулся.
Сергей оценил тонкий расчет Аллы Константиновны: при виде обаятельного коллеги комиссия, сплошь состоявшая из немолодых теток из роно, расцвела улыбками.
– Вот видишь, правильно сделала я, что тебя не пустила, – радовалась тетя Поля, – ну, сам посуди, приходят люди, а в школе – полиция…
– Ладно, теть Поля, сам вижу, что без старой директрисы у вас значительно лучше стало.
– Ох, милый, грех такое говорить, но только без Тамары и впрямь дышать легче. Ее, считай, никто и не вспоминает, как будто и не было человека, а ведь работала же, и долго работала…
Опять Сергей плелся домой, нехотя переставляя ноги. До праздников осталось меньше недели, и триста шестьдесят дней старого года давили на него непосильным грузом. И опять на площадке тихонечко приоткрылась дверь соседской квартиры, и Надежда окликнула его шепотом.
– Ты, тетя Надя, прямо как кошка у мышкиной норки меня караулишь.
Надежда не обиделась, она вообще на такие мелочи не обращала внимания.
– Говори тихонько, Саша пришел недавно, да что-то ему нездоровится, прилег.
– Ну неужели он дома? – поразился Сергей. – Не может быть!
– Ладно, не баси, и знаешь что, идем-ка к тебе, там и поужинаешь.
Надежда подхватила заранее приготовленную кастрюльку, укутанную полотенцем.
– А что там такое? – потянул носом Сергей.
– А тебе будто не все равно в одиннадцатом-то часу вечера? – нахмурилась Надежда.
– В принципе все равно, но чувствую запах котлет.
– Так оно и есть!
После солидной порции котлет с картофельным пюре и двух стаканов крепкого сладкого чая Сергей понял, что жизнь не так плоха.
– Ну что, ты скажешь мне наконец, лечились ли они все в больнице? – не выдержала Надежда.
– Приготовься к неприятному, – вздохнул Сергей. – В больнице-то они все лежали, но вот вопрос – в какой… У всех четырех что-то есть. Два аппендицита, одна щитовидка, один желчный пузырь.
– Печень, значит.
– Не печень, а желчный пузырь, – строго поправил Сергей, – ты меня не путай, хотя я понятия не имею, что это такое.
– Молодой еще, – вздохнула Надежда, – состаришься – все болезни узнаешь.
– Но все больницы разные, понимаешь – разные! И в разное время они там были. Стаднюк Тамара Алексеевна – операция аппендицита аж в тысяча девятьсот восемьдесят первом году, больница имени Карла Маркса, это на Выборгской стороне, Воробьева Евдокия – у нее щитовидка, операция была сравнительно недавно, три года назад, в больнице Святого Георгия, это у нас тут рядом.
– Да знаю я, где это, пешком дойти можно!
– Дальше, у Сталины Викентьевны тоже аппендицит в девяносто втором, опять же в больнице имени Карла Маркса, это мне ее дочь рассказала, и остается Римма Точилло, так про нее никто ничего не знал, но вообще-то, лечилась она в поликлинике при больнице Академии наук, так там в карточке все было, операция по удалению желчного пузыря в одна тысяча девятьсот девяносто четвертом году в той же больнице при Академии наук на проспекте Мориса Тореза.
– Н-да, все в разное время и в разных больницах… ну а как вообще там родственники живут?
– Прекрасно! Все родственники и знакомые потерпевших живут прекрасно! У Сталины дома полная ламбада, одна молодежь, все дружат и существуют замечательно. Дачу отчиму отдали, иногда и он приезжает, места всем хватает в четырехкомнатной-то квартире.
