– Да, но быстро только кошки родятся, – ответил патологоанатом. – Нужно время.
– Они насмерть перепуганы, – сказал глава ОМР. – После того как Тамара Решетилова рассказала родителям о своих злоключениях, они не стали задавать никаких вопросов и безропотно согласились на анализ ДНК.
– Так что же мы в результате имеем? – задал вопрос Никита.
– А имеем мы то, – ответил Лицкявичус, – что теперь появилась хоть какая-то связь – «Шаг в будущее». Мы пытались определить, кто имел отношение ко всем детям с медицинской точки зрения, и теперь этот вопрос решен.
– Но они всего лишь были зачаты в этой клинике! – возразил Павел. – Наверняка после родов их наблюдали другие врачи, да и времени прошло слишком много – неужели ты, Андрюша, считаешь, что «Шаг» может иметь отношение к похищению детей? Зачем им это нужно?!
– Я предпочитаю не ставить телегу впереди лошади, – сказал Лицкявичус. – Пока мы просто установили связь, а там – увидим. Теперь меня интересует, Агния, в связи с чем вы столкнулись с именем Немова-отца?
Я в нескольких словах обрисовала ситуацию.
– Странно, – пробормотал глава ОМР. – Опять совпадение? Чего только не случается...
– Я собираюсь поговорить с теми, кто близко общался с Арамейченко, – добавила я. – Могу попробовать навести справки и о сыне Немова.
– Хорошая идея, – согласился Лицкявичус. – Раз уж нам все равно придется иметь с ним дело, то хорошо бы узнать как можно больше – и помимо официальной информации. На всякий случай я еще попрошу Карпухина провентилировать личность Немова-младшего на предмет его причастности к чему-то незаконному. Может, его имя всплывало в связи с каким-нибудь медицинским скандалом?
– Ну, скандал-то я ему обеспечить могу! – ухмыльнулся журналист. – Вы представляете, какой шум поднимется, если заявить о том, что родителям, заплатившим, между прочим, немалые деньги, подсунули неизвестную яйцеклетку, оплодотворенную незнамо чьей спермой?!
– А вот этого я прошу вас не делать, – холодно произнес Лицкявичус. – Во всяком случае – пока. Эта «сенсация» от вас никуда не убежит – все равно, вы единственный журналист, который в курсе событий.
Торжествующая улыбка Гришаева немного увяла, но он, по-видимому, не собирался спорить.
– Теперь насчет Решетиловых, – со вздохом произнес Лицкявичус. – Ребята Карпухина согласились в свободное время нам помочь и подежурить у них, обеспечивая безопасность. Так что, Никита, у тебя будет смена, а то ведь основную работу никто не отменял! Однако я боюсь, что скоро охранять придется не только Решетиловых, и этот вопрос ОМР решить не в состоянии.
– Считаете, Рома не единственный, кто подвергается опасности? – спросила я испуганно.
– Все возможно. Давайте надеяться, что я ошибаюсь.
* * *
Вечером я облазила весь Интернет в поисках бывших сотрудников профессора Немова. Ропшина оказалась права: несколько человек, на момент работы с ним являвшиеся аспирантами или молодыми кандидатами наук, теперь стали настоящими научными светилами. Многие уехали за границу, других разбросало по городам и весям нашей страны. Единственным, кто остался в пределах досягаемости, оказался некий Руслан Зиненко. Его перу принадлежало множество статей по истории генетики в России и мире, а также огромное количество работ в области современных генетических исследований, включая наследование психических заболеваний.
На следующий день я освободилась около двух и сразу же поехала в Большой университет, где Руслан Тимофеевич Зиненко занимал должность декана кафедры медицинского факультета. Я надеялась, что начальство не сбегает с рабочего места слишком рано, так как из-за пробок добралась до места только в начале четвертого. Медицинский факультет появился в университете совсем недавно. Не скрою, преподаватели давно известных медвузов города упоминают о нем с некоторой долей снисходительности, считая, что медициной можно заниматься только в специализированных учебных заведениях. Лично я не берусь судить об этом, ведь многое зависит от хорошей материальной базы и преподавательского состава. Как с первым, так и со вторым, насколько я знаю, у факультета проблем нет, и, полагаю, во многом это заслуга именно декана Зиненко.
Я приготовилась к долгим поискам ученого, а то и к тому, что его вообще не окажется на месте, но, к моему удивлению, Зиненко находился именно там, где ему и положено, – в деканате, в собственном кабинете. Высокий, очень худой и жилистый мужчина в хорошем костюме, лет под пятьдесят поднялся мне навстречу. Когда я объяснила ему цель своего прихода, он неподдельно огорчился.
– Надо же, Прасковья Федоровна... – покачал он головой. – Кто бы мог подумать! Теперь я буду чувствовать себя виноватым, что не позвонил, не спросил, как дела. А когда похороны?
– Вы хотели бы прийти?
– Разумеется! – воскликнул Зиненко. – Раз уж нам больше не довелось увидеться при ее жизни, то хотя бы попрощаться с ней по-человечески я могу. Кстати, а на какие средства ее хоронят? Насколько я помню, Прасковья Федоровна была одинока?
– Собственно, – ответила я, – отчасти поэтому я и занялась поисками ее бывших коллег. Если не найдется никого, кто согласился бы взять на себя расходы по похоронам...
– Ни слова больше! – взмахнул рукой декан. – Господи, да неужели же я не сделаю для нее такой малости? В каком морге она находится?
Я ответила. Зиненко снял трубку телефона и нажал на кнопку внутренней связи.
– Маша, зайди ко мне минут через двадцать – нужно кое-что уладить.
Вот так иногда считаешь людей равнодушными, не желающими принимать на себя ответственность, но оказывается, что у них просто нет информации. Говорят, что настоящий друг не спрашивает, чем тебе помочь, он сам обо всем догадывается, приходит и оказывает посильную помощь. Это – идеал дружбы, и он в наши дни встречается настолько редко, что, пожалуй, обольщаться не стоит. Кроме того, ведь Зиненко вовсе не приходился Арамейченко другом и все же предложил заняться похоронами – это даже больше того, что я могла бы ожидать.
Положив трубку на базу, декан повернулся ко мне.
– Хорошо, что находятся люди вроде вас – неравнодушные к чужому горю, – сказал он. – Вы могли бы и не делать этого, ведь, насколько я понимаю, Прасковья Федоровна даже не являлась вашей пациенткой?
– Строго говоря, она была пациенткой моего мужа, – кивнула я. – Тем не менее я считаю, что нужно помогать тем, кто оказался в безвыходном положении.
– Это очень правильная позиция, – кивнул Зиненко. – В наши дни мало найдется людей, делающих что-то без выгоды для себя.
– На самом деле у меня была своя корысть, – призналась я.
– В самом деле? Какая же?
– Мне нужна информация.
– О Прасковье Федоровне?
– О ней и о Борисе Немове.
– А-а. Ну, тогда, пожалуй, нам потребуется кофе. Или чего покрепче?
– Нет, спасибо, кофе достаточно.
Декан снова позвонил секретарше.
– Что именно вас интересует? – спросил он, откидываясь на спинку стула. – Их роман или их исследования?
– И то и другое, если можно, – попросила я.
– Ну почему же нельзя? – развел руками Зиненко. – Теперь, когда оба действующих лица мертвы... Это, надо сказать, были очень бурные отношения – и очень романтичные в то же время. Они развивались на моих глазах, и, признаюсь, я не встречал людей, так привязанных друг к другу, как Борис Геннадьевич и Прасковья Федоровна. Он, видите ли, был женат, а тогда к таким вещам относились не так, как теперь. И тем не менее на этот роман все смотрели сквозь пальцы. Во-первых, они очень старались соблюдать приличия, а во-вторых... Вам известно об участии спецслужб в его исследованиях?
– Да, мне намекнула на это Ольга Самуиловна.
– Ропшина? У нее самой, кстати, тоже имелась склонность к профессору Немову, – усмехнулся декан.
Вошла секретарша, неся на подносе две чашки кофе, сахарницу и сливочник. Пока она расставляла все это на столе, Зиненко продолжал:
– Прасковья Федоровна, скажем так, перебежала ей дорогу. Борис Геннадьевич был мужчиной представительным, даже, пожалуй, красивым. Кроме того, он обладал светлой головой, да и некий ореол таинственности делал его невероятно привлекательным для женщин.
– Ореол таинственности? – переспросила я. – Почему?
– То, чем он занимался, в то время находилось за пределами воображения среднестатистического обывателя.
– И что же это такое?
– Генетика, если помните, долгое время была в нашей стране в загоне. Тем не менее «наверху» тоже сидели люди неглупые, понимающие, что эта область науки, которой за границей уделяется более пристальное внимание, не должна остаться неизученной. Признаюсь, из-за обстановки секретности мы сами частенько не знали, что именно делаем: каждый выполнял строго определенную часть задания, но для чего и какой будет результат, когда все сведения сведут воедино, мы порой даже не догадывались. Тогда, в ранней юности, нам казалось достаточным уже то, что мы работаем бок о бок с известным ученым, чье имя имеет большой вес в научном мире. Но именно поэтому его и травили все, кому не лень.
