Мисс Каннингэм деловито переключалась с одного дела на другое и чувствовала, как давящий ужас понемногу ее отпускает. Время от времени она даже совсем забывала о нем. Кот миссис Парсонс снова влез на изгородь, и ей пришлось его прогонять: старый кот «черепахового» окраса, изрядно уже побелевший, но со злобно горящими глазами.
Надо бы обговорить с Лидией, не свалить ли никогда не плодоносивший старый каштан между оградой и вольером для кур. Ведь только цыплята выходят сюда, как этот противный котище запросто спускается по его стволу и ловит их. Лидия не хочет спиливать каштан. Лидия вообще не любит ничего менять. Конечно, совсем не обязательно с ней советоваться, ведь папа купил Дауэр-хаус, и она вправе пилить здесь все, что хочет. Но не умеет она отстаивать свои права — по крайней мере, перед Лидией Крю.
Почти полдня Генри не было дома, и они с миссис Хаббард привели в порядок его комнату. В ящике для воротничков оказалась мертвая лягушка, в тазу для умывания плавали какие-то скользкие растения. Обнаружив под ними головастиков, мисс Каннингэм задумалась: оставить их или выбросить? Махнув рукой на зверинец в спальне, она положила лягушку у рукомойника, где ее невозможно было не заметить. Миссис Хаббард, суетясь где-то поблизости, пыхтела от омерзения и изредка подчеркивала его фырканьем. И как мисс Каннингэм позволяет такое устраивать, удивлялась про себя она. Джентльмен он приятный, ничего не скажешь, но вот так и не женился — ведь мало кто вытерпит всю эту гадость, не в пример его сестре.
Когда комнату Генри более или менее привели в порядок, не выбросив ни единой букашки, у Люси совсем отлегло от сердца. Все эти годы брат таскал в дом птичьи яйца, мотыльков, стрекоз и прочую живность, — такая любовь ко всему живому… она была несовместима с ужасным подозрением, пришедшим ночью ей на ум. Только не Генри, не Генри, погружавшийся в траур даже после смерти жука, нет, не Генри!
Потом миссис Хаббард спустилась вниз, а она направилась наводить порядок в обиталище Николоса. В этой комнате он живет с самого детства, после того как Джордж и Этель отправили его на родину из Индии. Оба они там и умерли, а мальчик остался при ней. Здесь еще стоит шкаф с книгами, которые он читал в детстве: о подводных лодках, о самолетах, приключения и детективы. Мисс Каннингэм взяла пару книг и любовно пролистала их. Вот листок, весь изрисованный курами, очень умело и забавно. Николас всегда хорошо рисовал. А вот карикатура на Лидию, такую высокую, мрачную, суровую, а вот и она сама — кругленькая и пышная. Она поставила книгу на место и вспомнила, как Николас обнял ее однажды за талию и сказал со смехом: «Лу, дорогая, что толку с собой воевать — ты „пышечка“, и тут уж никуда не денешься». У нее на сердце потеплело: он посмеивался над ней, подтрунивал, но любя.
После ухода миссис Хаббард ей снова стало тяжко. За ленчем Генри был как-то особенно рассеян, загородился книгой, к ней обратился лишь раз, попросив вторую порцию пудинга. Поев, он ушел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Он часто так делал, но Люси подумала, что было бы очень приятно вместе попить в гостиной кофе, а он поделился бы с ней, рассказал, над чем корпел все утро.
Естественно, она страшно обрадовалась, когда вдруг зашли миссис Мерридью со своей подругой. Мисс Каннингэм показала им все комнаты, извинившись за головастиков и мертвую лягушку.
— Мой брат пишет книгу, понимаете, и его очень раздражает, если что-нибудь выкидывают или наводят порядок.
Мисс Силвер слушала с необыкновенным участием и вниманием. Она восхищалась художественной вышивкой, выполненной Джорджианой Крю в 1735 году, и ее изящным портретом в гостиной.
— Все ценные портреты, конечно же, находятся в Крю-хаус, но вот этот, как видите, написан прямо на одной из филенок, потому и достался нам от мистера Крю вместе с домом. Мой отец купил и почти всю их мебель. Они с мистером Крю сочли, что не стоит ее заменять, тем более что в Крю-хаус мебели предостаточно. Правда, мисс Крю тогда очень на них обиделась.
Мисс Каннингэм и сама не знала, почему она рассказала посетительницам про тогдашнюю обиду. Ей просто очень захотелось поговорить, и она сболтнула лишнее. Разумеется, в этом нет ничего страшного: Мэриан Мерридью и так знает, какой у Лидии характер, а эта мисс Силвер погостит и уедет. И Люси продолжила свой рассказ об истории дома.
Когда они спускались или поднимались по лестнице, она вдруг поймала себя на том, что невольно останавливает взгляд на шестой стойке перил, на зазубренных метинах с облупившейся краской на тех местах, где в дерево впивалась просмоленная бечевка…
Ей очень не хотелось отпускать приятных дам, но в конце концов они ушли, и она осталась одна. И тогда, в темнеющем в сумерках и стихшем доме защищавшая ее стена хлопот, а потом общения стала разрушаться. То, что днем казалось дурным сном, все больше становилось неоспоримостью реального факта: кто-то в доме хотел прошлой ночью ее убить. Их тут только трое, все они Каннингэмы, все одной крови: Генри, Николас и она сама… И кто-то из этих двоих мужчин пытался ее убить. Неудача остановит его или он предпримет новую попытку?
Медленно близился вечер. Сгустились тучи и нависла сырость. Позвонил Николас и сказал, что задержится.
— О еде не беспокойся. Мне ничего не нужно.
Услышав его, она странным образом успокоилась. В ее голосе по-прежнему звучала забота о нем:
— Ты приглашен на обед? Поесть ведь тебе надо.
— Ты угадала, — беззаботно ответил он. — Там и поем.
Он повесил трубку.
Ей стало грустно. Опять этот скучный обед с Генри, от которого ни слова не дождешься. Сколько таких уже было, а она не замечала или не обращала внимания на их унылость. Теперь же эти трапезы выстроились перед ней невыносимой бесконечной чередой. А потом, внезапно, как удар ножа, мелькнула мысль: могло случиться так, что ей больше не пришлось бы ничего этого терпеть. Если бы она споткнулась и упала с лестницы прошлой ночью, сейчас она не сидела бы здесь, думая о невеселом ужине вдвоем с Генри, со страхом в душе. А вдруг кто-то замыслил что-то еще? И это произойдет прямо сейчас. Или чуть позже.
Может, предстоящая ей скучная трапеза с Генри будет для нее последней… Может, до этого ничего не произойдет.
Генри попросит ужин, потом она будет мыть посуду…
Боже, как это глупо, невероятно глупо потакать подобным мыслям! Нельзя так. Надо думать об ужине, о том, что потом нужно будет все помыть. Надо пожарить селедку и не забыть, что Генри любит хрустящую корочку. И тосты приготовить. Вот о чем надо думать, а не забивать мозги всякой чушью. А потом вернется Николас… и… Но ведь всегда можно запереть свою спальню.
Вернувшись в Крю-хаус, Розаменд бродила как в тумане. Грядущая ночь ассоциировалась у нее с быстрой рекой Иордан, похожей на узкую полосу. Стоит лишь ее перейти, и они с Дженни избавятся от гнета этого дома. Перетерпеть всего двенадцать часов темноты, и они окажутся в земле обетованной. Порой ей становилось так радостно и легко, что сами эти мысли, казалось, вот-вот перенесут ее туда. А порой чудилось, что новое утро невыносимо далеко. Она еще ни о чем не сказала Дженни — ни о том, что ее отправляют в школу, ни о решении Крейга. Раз теперь не надо будет везти Дженни в навязанную теткой школу, то не стоит ее понапрасну волновать. Даже если она не испугается, то рассердится, то есть в любом случае будет чрезмерно возбуждена. Пусть лучше спокойно поспит и приготовится к тому, что услышит завтра. Из-за этого она не расстроится, наоборот очень обрадуется, но и радостную новость легче принять после хорошего крепкого сна.
Но ее попытки уложить Дженни спать пораньше были тщетны. Дженни хотела послушать радио, дочитать роман, поболтать и сердито уверяла, что не хочет спать. Глаза сияли, и она болтала без умолку.
— Иногда хочется забраться под одеяло, свернуться калачиком и улететь в какой-нибудь приятный сон. А бывают такие вечера, когда тянет выйти на улицу и танцевать в объятиях ветра. Сегодня такой чудесный летучий ветер. Я слышу, как он носится вокруг дома, будто табун мчащихся лошадей. Наверное, такой ветер заставлял ведьм хватать метлы и вылетать на них из труб. Это же здорово! Я бы тоже хотела превратиться в ведьму и кружить над крышами домов!
— Дженни, уже поздно.
Дженни высунула язык. В глазах плясали огоньки, волосы блестели.
— Нет, совсем нет. Знаешь, Розаменд, ты просто родилась занудой, вот в чем твоя беда. Иди завтракать, иди ужинать, иди нить чай, иди спать — изо дня в день одно и то же. Неужели ты думаешь, что мне это не надоело?! Противно, будто я сижу в болотной жиже и знаю, что ждать нечего, кроме того, что приплывет аллигатор и проглотит меня! Знаешь, по-моему, из тети Лидии вышел бы отличный крокодил!
Розаменд уже открыла рот, чтобы в очередной раз укоризненно воскликнуть: «Дженни!», но тут задребезжал знакомый звонок. «Будь ты проклят!» — вскрикнула Дженни, и ринувшаяся на зов тети Розаменд лишь с упреком качнула головой.
