Они одни во всем этом мокром первобытном лесу.
Внезапно ее пронзил ужас, почудилось жуткое — вдруг они сейчас выбегут на опушку, а там… ничего.
Нет никакого луга, никакой дачи, никакого шоссе — только пролесок, а за ним новая темная чаща. А над ними — низкое, черное, ужасное, пронзаемое молниями небо. Вокруг них — бушующий, непрерывный, непролазный поток воды. Внизу — сбивающий с ног стремительный леденящий ручей. Некуда бежать, и спасение — только друг в друге. Только встать под этим водопадом, обняться крепко-крепко, изо всех сил, зажмуриться, прижавшись щеками, и так встретить смерть. Сергей оглянулся и медленно протянул к ней руку…
Когда они подбежали к дому, на них не было сухой нитки. Волосы Регины висели темными мокрыми патлами, облепляя голову, — хоть выжимай. С рубашки стекала вода. Она, оставив Губина внизу — он кинулся возиться с чайником, — побежала на второй этаж в ванную, содрала с себя мокрую одежду и встала под горячий душ.
Через пять минут, вытирая волосы одним полотенцем и обмотавшись другим, Регина вышла из ванной и отправилась в комнату Губина, чтобы найти сухую одежду. Она встала перед открытым шкафом и критически осмотрела его содержимое. Потом обернулась и оглядела комнату — на спинке стула висела большая джинсовая губинская рубашка, и Регина выбрала ее. Рукава, конечно, пришлось снова замотать, но в целом получилось очень уютно. Край рубашки доходил ей до колен, на Регине она выглядела как платье.
Джинсовая материя была плотной и теплой, в нагрудном кармане что-то лежало. Она заглянула туда и вынула очки — разбитые очки. Она повертела их в руках, рассматривая. «Ну вот, моя любимая губинская оправа», — пожалела она. В ободках очков еще держались осколки стекол, дужки покрылись трещинами.
Держа очки в руке, Регина босиком спустилась по лестнице на первый этаж в гостиную. Коленки сверкали из-под края рубашки. Влажные волосы прядями висели вдоль щек. Сергей стоял в проеме двери, ведущей на маленькую кухню, и смотрел на нее — вернее, на ее коленки.
— Где же ты разбил очки, растяпа? Мои любимые… — улыбнулась она ему. Уже несколько дней она говорила ему «ты» — кажется, впервые это было сказано в пятницу вечером после похорон Киры.
Губин подошел к ней и, нежным медленным жестом забирая из ее рук очки и наклоняясь к ее лицу, тихо сказал: «Какая разница?» Его взгляд был долгим-долгим, тягучим. Регина почувствовала, что голова туманится, а она сама будто теряет волю. Они постояли некоторое время, целуясь, потом Губин, стиснув руки на ее талии, поднял ее и усадил на край стола. Сергей еще не успел снять пропитанную водой куртку — или просто забыл о ней, — и теперь его мокрые плечи прижимались к ее плечам и холодили кожу под рубашкой. Регина взяла куртку за лацканы и потянула вниз — сообща они содрали с Губина мокрую одежду, она упала где-то у него за спиной. Регина перебирала пальцами его волосы, чувствуя усиливающуюся тяжесть его тела на своих плечах. Его руки по-прежнему были сцеплены сзади на ее пояснице, губы бродили вокруг основания шеи и по ключицам, проглядывающим в разрезе рубашки. Регина, попытавшись сохранить равновесие, выгнулась и оперлась сзади на стол руками. Когда давление его тела стало невыносимым, она, рассмеявшись, опрокинулась спиной назад, и начавшие высыхать рыжеватые пряди свесились с края стола…
На плите чайник просто сходил с ума — шипел, плевался, ворчал, гудел, возмущенно заполняя гостиную белым паром.
Во вторник Занозин так и не вернулся в управление — обед со Светиком плавно перешел в загул. Та тоже сбежала с работы, попросив подруг ее прикрыть.
Светик работала то ли лаборанткой, то ли референт кой в академическом институте и чаще всего маялась на работе бездельем. С такими же, как она, референтками-лаборантками проводила время в чаепитиях, пересудах и телефонных разговорах. Когда изредка в институте появлялся шеф лаборатории, Светик срочно начинала стучать на машинке какой-нибудь никому не нужный отчет с научной конференции или с деловым видом собиралась в библиотеку — якобы для того, чтобы подобрать специальную литературу по просьбе ведущего научного сотрудника. Смыться с работы для нее никогда не составляло труда — референтки-лаборантки только и делали, что прикрывали друг друга. Платили в институте гроши, зато жизнь была спокойная, без напряга.
Занозин лишь позвонил Карапетяну и передал «специально для начальства», что ежели что, то он дома «работает с документами». «Причем учти, — наставлял он Карапетяна, — работаю так плотно, что и к телефону не подхожу».
— Начальник, — орал в трубку Карапетян. — У меня интересные сведения по поводу стекла! Слушай!..
— Завтра! — оборвал его Занозин.
Светик стояла рядом — он, кстати, звонил по ее мобильнику, подаренному родителями на день рождения. Он отключил телефон и обратил свои взоры к Светику. «Черт побери, манкируешь служебными обязанностями, — упрекнул он себя мысленно. — А впрочем, ладно, не так уж часто это случается. И мы не виделись целую вечность…» Светик явно настроилась на веселенький вечер и выглядела беззаботной и оживленной, только что не пританцовывала. Занозину нравилось в ней именно это качество — она ни из чего не делала проблемы и всегда была готова от души расхохотаться. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел ее унылой или озабоченной. На все вопросы и предложения всегда — «конечно!», «да, милый!», «все будет хорошо, дорогой!». Казалось бы, идеальное качество для жены, но… в их отношениях не было глубины, оба это осознавали и обоих это устраивало.
Светик радовалась, когда он звонил, и не переживала, когда он пропадал. А Занозин уж одно-то знал твердо — когда он ей позвонит, она будет искренне рада. На его взгляд, это было не так уж и мало.
— Ну, что? Куда двинем? — спросил он ее.
— К одному приятелю, — ответила Светик.
— К какому приятелю? — с подозрением поинтересовался Занозин, шутливо изображая ревность.
Светик с готовностью расхохоталась над его интонациями ревнивца.
— У него годовщина свадьбы, и мы званы, — снисходительно объяснила она. — Вадим мимоходом подумал: с кем бы она пошла в гости, если бы он ей не позвонил? Подумал — и забыл. Светик, схватив Вадима за рукав, внезапно потащила его через дорогу поперек потока мчащихся автомобилей. Занозин в ужасе попытался упираться, но Светик только со смеху покатывалась. Они перебежали улицу, лавируя между автомобилями, — Занозину их метания напомнили улицы испанской Памплоны, когда перед корридой быков прогоняют по улицам города. Некоторых психопатов хлебом не корми дай попрыгать перед рогами разъяренных парнокопытных. Никогда Занозин не думал, что может оказаться таким же психопатом…"А еще мент! — весело подумал он. — Только бы не попасться постовому".
Перебежав на ту сторону улицы, Занозин обнаружил, что они оказались перед огромным супермаркетом. «Вперед на закупки продовольствия и подарка!» — скомандовала Светик, и они, пихая друг друга и дурачась, устремились к разъезжающимся дверям магазина.
Когда Занозин со Светиком прибыли к ее приятелю, веселье было в разгаре. Кто открыл им дверь, было непонятно. Квартира была полна людей, и Занозин не мог определить хозяина. Никто уже не сидел за столом, все разбрелись и развлекались кто как мог, но с большим энтузиазмом. Вновь прибывшая парочка все-таки протиснулась к порядочно разоренному столу. Они поставили на стол принесенную бутылку шампанского. Светик стала изыскивать чистые приборы и преуспела в этом. Они сели рядом в шуме, гаме и табачном дыму и потянулись друг к другу, сближая за секунду до этого наполненные бокалы.
— За нас! — глядя в глаза Занозину, предложила она тост.
— Подожди, может быть, сначала выпьем за твоего великомученика? Все-таки семь лет в браке… И неудобно, даже с хозяевами не поздоровались. И подарок… — засомневался Вадим.
— Потом! — отмахнулась Светик и звонко ударила свой бокал о бокал Занозина.
Вадиму ничего не оставалось, как выпить вместе с ней. После этого Светик вскочила и побежала искать юбиляра, а Занозин, воспользовавшись тем, что его никто не отвлекает, принялся с удовольствием закусывать. Светика не было довольно долго, но Вадима это не тяготило. Атмосфера торжества была такова, что каждый и без компании чувствовал себя прекрасно. Слегка насытившись, Занозин откинулся на спинку дивана, на котором сидел, и закурил. В течение нескольких минут он ловил кайф, а потом решил обратить внимание на происходящее вокруг. Прямо за его спиной топталась танцующая пара, успевающая одновременно развивать бешеный флирт. Партнерша то и дело прыскала со смеху, пока ее кавалер что-то басил ей на ухо. Музыка гремела.
В углу вокруг бутылки сгруппировалась тройка молодых людей, они о чем-то оживленно спорили, их дамы скучали на тахте. Одна то и дело пыталась схватить своего, видимо, спутника жизни за рукав, но тот вежливо, но твердо ее руку отводил со словами: «Секундочку, солнышко!» Другая из дам, в декольтированном платье с блестками, обстоятельно разглядывала Занозина. Вадим улыбнулся ей специальной улыбкой, означавшей знак опасности — «осторожно, чужой!». Женщина была поддатая и ему не нравилась.
