«Конечно, когда человек испустил дух, первое, что он ощущает, – это неуверенность и страх. Не пугайся! Ты – умер. Самое страшное уже произошло. Пойми это, не цепляйся за ушедшее, не береди чувств, не давай им разыграться, поглотить себя. В страшные места могут увлечь нас волны переживаний!
Соберись. Не пугайся. Ничто не может тебе повредить, ибо тебя уже нет!»
Из дневника убийцы* * *
»Джонка» оказалась обыкновенным дебаркадером, стоящим впритык к набережной среди пяти или шести таких же. То, для чего, собственно говоря, и предназначены дебаркадеры: посадка и высадка пассажиров, осуществлялось только на одном. На прочих красовались вывески гостиницы «Альбатрос», кафе «Чайка», туристического бюро и чего-то там еще. «Джонка» выгодно отличалась от соседей ярким антуражем: бумажными китайскими фонариками, дракончиками, гирляндами и всем таким прочим, празднично-новогодним, даром что лето на дворе.
Там, где сходни касались борта, стоял высокий худощавый парень в изысканном сером костюме, совершенный европеец с виду, однако жестко-черная шевелюра, оливковое лицо и тяжеловатые веки выдавали присутствие в нем восточной крови.
– А, ходя-ходя! – Олег весело хлопнул по протянутой ладони. – Как оно ничего, Ваня-Ваня?
– Сибко холосо, капитана! – складывая ладони и кланяясь, пробубнил парень, а затем продолжил нормальным русским языком: – Привет, Олежка, сто лет тебя не видел!
– Это я тебя сто лет не видел, – уточнил Олег, улыбаясь так широко, что и без комментариев было ясно: встретились если не друзья, то добрые приятели. – Как ни зайду, тебя все нет да нет.
– Да, Таечка говорила, что ты нас не забывал, – улыбнулся черноволосый и перевел взгляд на Женю: – Ты сегодня в компании? Добрый вечер. Надеюсь, он будет для вас действительно добрым на борту нашей уютной «Джонки» и оставит незабываемое впечатление!
Пока он нес эту рекламную чепуху, сопровождаемую улыбкой, будто слетевшей с коробочки «Аквафреш», его удлиненные глаза смотрели холодновато-оценивающе.
– Сашка, да пошел ты! – сморщив нос, по-свойски сказал Олег. – У меня от твоей пропаганды аппетит пропадает. Лучше посади нас с прелестной девушкой где-нибудь по левому борту, чтобы мы могли наслаждаться красотами заката, вкушая дары загадочной страны Чин. И познакомьтесь: это Саша, это Женя. Оба вы хорошие люди, поэтому перестаньте колоться взглядами.
Саша усмехнулся и двинулся вперед, на просторную веранду, делая интернациональные жесты всех метрдотелей:
– Сюда, пожалуйста. Вот твой столик, Олег, располагайтесь.
Он отодвинул стул для Жени, та села, но Олег замешкался.
– Сюда? – пробормотал он. – Может быть, лучше… А впрочем, какая разница!
– Вот именно, – спокойно кивнул Саша. – Тут или там – все равно не спрячешься! Тогда уж вообще не надо было приходить, или…
Он не договорил, развернул перед Женей бесподобно красивое черно-красно-золотое меню и, пожелав приятного аппетита, поспешил к сходням, по которым поднимались другие клиенты.
Женя огляделась. Веранда была прелестно декорирована: может быть, слишком в драконьем духе, но ей понравилось. Все вокруг чуть-чуть покачивалось: буйный человеко-зверь Амурище легонько ворочался, играючи подталкивал скорлупку дебаркадера своим скользким боком. Дальние сопки колыхались – вверх-вниз. Солнце клонилось к закату, и на округу медленно опускался золотистый туман. Небо из ослепительно голубого сделалось зеленовато-лазурным, и бледно-лиловая полоса обозначилась на востоке, тогда как запад сверкал расплавленным червонным золотом.
Смертельная красота!
– Уже выбрали? Что будем заказывать?
Высокий женский голос прозвучал так неприязненно, что Женя вмиг очнулась от созерцательной задумчивости. Возле их столика стояла несравненная красавица из сказок Поднебесной империи и цедила сквозь зубы:
– Могу рекомендовать юн пао, ю дзу хао мин, чоп сви, ю сцу хао ханг, ча ен тан, чоу фан…
Эта тарабарщина слетала с рубиновых уст с невероятной скоростью, подобно автоматной очереди, и, что характерно, все выстрелы были направлены в Женю.
Она вдруг с изумлением поняла, что красавица вполне может крыть отборным матом, пользуясь тем, что для Жени это воистину китайская грамота. Крошечный алый ротик аж дрожит от ненависти, раскосые глаза мечут молнии, и вообще – такое впечатление, что эта миниатюрная девочка, прелестная, будто Серебряная Фэй [4], сейчас выхватит из высокой затейливой прически шпильку и вонзит прямо в горло Жене! Что это ее так разбирает, интересно?
– Таечка, ну чего ты тараторишь, будто… не знаю что? – миролюбиво, вкрадчиво спросил Олег, и Женя обратила внимание, как ласково глядит он на разъяренную официантку. – И зачем спрашивать? Сама знаешь, что я выберу. Принеси нам коктейль «Шанхай», ю дзу хао мин и ю сцу хао ханг. Это для начала. А там поглядим. И попроси Лао, чтоб поторопился: мы голодны, как красные волки.
Девушка, не удостоив его взглядом, резко повернулась и застучала каблучками по металлическим плитам, покрывавшим пол. В удаляющемся цокоте Жене опять послышались слова, звучавшие как экзотическая брань: «Чоп сви! Тань су ю!»
– Коктейль – это хорошо, – сказала она, радуясь, что хоть что-то поняла. – Ужасно пить хочется.
Олег, фыркнув, взял пластиковую бутылку с надписью: «Даурский источник» и быстро наполнил стоящий перед Женей стакан.
– Лучше утолите жажду минералочкой, «Шанхаем» не больно-то напьешься. Его, правда, подают в бокалах, однако готовят из куриного мяса, ломтиков ананаса, тушеных шампиньонов и зеленого салата. Все это залито йогуртом, майонезом и чуточкой белого вина, однако его просто так не отхлебнешь: присутствует еще и довольно крепкая горчица!
– Не пугайте, – растерянно отозвалась Женя. – А то, что вы заказали… всякие там юдзу… это часом не ласточкины гнезда, тухлые яйца и маринованные собачьи уши?
– Слабо отведать? – поддел Олег.
– Ну… я как-то еще не готова морально. Может быть, для начала какой-нибудь лангет или хотя бы сосиску? – с нарочито испуганным выражением пробормотала Женя.
– Это все дело привычки. Китайцы ведь не едят наши сыр и масло – называют их испорченным молоком. А яйца подают вовсе не тухлые: просто их несколько месяцев выдерживают в специальном растворе из соли, извести, древесной золы. Однако тебя я не буду мучить этой экзотикой. Попробуем жареную лапшу и зеленый стручковый перец с мясом. Это потрясающе.
«Стало быть, потрясающе. Очень ценные сведения», – уныло подумала Женя. Можно было задавать новые и новые идиотски-наивные вопросы и выслушивать столь же идиотски-обстоятельные ответы, однако Жене вдруг осточертело все вокруг. И псевдокитайская бутафория, и золотое свечение на горизонте, и незнакомый пряный запах, вздымающийся из трюма дебаркадера, где, очевидно, размещалась кухня. А прежде всего – точеная фигура в обтягивающем алом платье, которая застыла возле стойки вполне европеизированного бара, даже не делая вида, будто чем-то занята, а в упор уставившись на Олега.
– Таечка – от имени Таисья? – не сдержалась Женя, приложив, однако, все усилия, чтобы голос звучал ровно.
– Ее настоящее имя Тао Тай, – ответил Олег с совершенно невозмутимым видом. – Она китаянка, а вот Сашка Лю наполовину русский, потому и получился такой красавец. Среди китайцев вообще красивы в основном женщины, а вот мужчины… – Он пожал плечами. – Зато Таечка могла бы представлять свою страну на каком угодно конкурсе национальных красавиц. Знаешь, какой у нее размер ножки? Тридцать четвертый! Это при росте 165 сантиметров! Китайцы просто помешаны на миниатюрных женских ножках. В старину девочкам нарочно туго-натуго пеленали ступни, чтобы не росли. Младенческая ножка была одним из основных признаков женской красоты!
– Вы рассуждаете, как знаток и ценитель, – процедила Женя, незаметно убирая ноги как можно дальше под свой стул.
Тридцать четвертый размер… убиться веником! У нее тридцать девятый при росте 172. Нет, это полная безнадега… Что именно, кстати? «Да все! – со странным отчаянием ответила она сама себе. – Все, все, все!»
Ужасно захотелось убраться отсюда. Пойти в гостиницу, съев по дороге какой-нибудь вульгарный, презираемый хот-дог. Привычно поразмышлять о проблемах российского воздухоплавания. Это же просто клиника, до чего ей не везет! «Непруха», – частенько говорила Эмма. Вот именно – полная, тугая непруха. Олег даже и не заметил, что они опять перешли на «вы»: сидит, рассеянно поглядывая на холм – пардон, на сопку, гори она огнем! – на которой поднимает к небесам свою чашу, похожую на экзотический цветок, местная телевизионная «Орбита».
Вдруг, неведомо из каких бездн, выплыло неприличное воспоминание о серебряных шариках, которые китайские сладострастницы кладут себе в… ну, куда надо, туда и кладут, перед тем как предаться любви, и таким образом доставляют себе и мужчине несказанное наслаждение, после которого любовник и не посмотрит на другую.
