«Ритуальные услуги», – прочла Женя. Так, это уже известно. Часы работы – с семи утра до полуночи, надо же, какое трудолюбие! Богатый ассортимент гробов – что верно, то верно, богатый. Перечень видов услуг… жуткий, конечно, перечень, включающий такие штучки, как хранение, гримирование и бальзамирование.
Женя двумя пальцами вернула Олегу листок, испытывая тот вполне объяснимый страх, который посещает всякого человека при мысли о неизбежности применения тех или иных услуг к нему самому, однако Стрельников покачал головой:
– Не все прочли. Переверните.
Женя послушалась с такой опаской, будто на обороте ее ожидало… ну, не знаю что! Воплощение кошмара, что ли!
И не очень-то ошиблась, хотя слова выглядели на первый взгляд вполне обыденными:
«Используйте смерть, ибо это великая возможность.«Бардо Тодол».
– «Бардо Тодол»?! – с ужасом повторила Женя.
– Тибетская Книга Мертвых, – пояснил Олег, осторожно въезжая во двор, образованный каре изрядно облупившихся, но еще довольно симпатичных «сталинок».
Он выключил мотор и обернулся к Жене. Лицо его утратило бледность, и Женя робко понадеялась, что и сама выглядит уже не как набальзамированный труп.
– Разумеется, нет ничего удивительного, что человек, посвятивший себя служению Танатос, сделал своей настольной книгой «Бардо Тодол», – сказал Олег. – Это литература высшего класса, хотя, я бы сказал, ее следует изучать врачам и духовникам, ибо это напутствие еще живым, а не уже мертвым. Но о вкусах не спорят, и все было бы нормально, если бы не одна маленькая, ну очень маленькая деталь: нашего нового знакомца зовут Кирилл Корнюшин.
Если Женя не хлопнула себя по лбу, то лишь потому, что побоялась показаться полной дурой.
– Да, конечно! Она же назвала его Кириллом Петровичем! Конечно… Я видела его на фотографии восемьдесят третьего года, но никогда ни за что не узнала бы. Хотя, припоминаю, в нем и тогда было нечто зловещее. Или мне так кажется теперь?
– Наверное, кажется, – согласился Олег, приотворив дверцу. Теплый ветерок ласково прильнул к Жениному лицу. – Не знаю, какое фото имеется в виду, но я видел их несколько, и до девяностого года Корнюшин был вполне похож на человека.
– А что случилось в девяностом?
– Трагическая случайность – железнодорожная авария. Товарняк столкнулся с электричкой, переполненной дачниками. Погибло народу – ужас. От первых трех вагонов практически ничего не осталось. Корнюшин вышел в тамбур покурить – это его и спасло. Ранен был, но чудом выжил, а вся его семья: отец, мать, молоденькая жена… можно сказать, и ребенок, потому что она была беременна… – Олег тяжело махнул рукой. – Вот где кошмар! Его можно было только пожалеть: в двадцать шесть лет потерять в жизни все! Он долго болел, потом ушел из школы, в которой работал, запил… Подрабатывал от случая к случаю в бригадах могильщиков на кладбищах. Этот бизнес золотым считается, в него попасть всегда было трудно, однако Корнюшина почему-то брали – на подхват, разумеется. Потом, в 1993 году, он вдруг словно заново родился. Прошел кодирование, бросил пить совершенно. Продал все свое имущество, большую квартиру, купив себе «хрущевку», только дачу отцову оставил, и стал компаньоном в той фирмочке, где мы побывали. Это одно из лучших заведений такого рода в городе, там народ обычно стеной стоит, удивляюсь, почему нам так сегодня подфартило. Из-за смены правительства помирать перестали, что ли? Я-то, наоборот, надеялся застать Корнюшина в деле, показать, так сказать, товар лицом. Зрелище в своем роде замечательное! Служитель культа! Но вот, видите, пришлось импровизировать, чтобы вызвать в нем подобие человеческих чувств.
– Вы думаете, он готов был стрелять? Так угрожающе сунул руку в карман…
– Да нет, едва ли. Не стал бы поганить храм своего искусства. Да и разрешения на ношение оружия у него нет, проверял. Вот газовый баллончик всегда носит при себе, это доподлинно известно.
– Постойте, – вдруг осенило Женю. – Вы сказали, Корнюшин пил, а в девяносто третьем году вдруг резко взялся за ум. Но ведь именно в девяносто третьем погиб…
– Погиб Николай Полежаев, да, знаю, – кивнул Олег. – Ваш начальник изрядно напичкал меня информацией. Ну что ж, дело простое!
– В каком смысле?
– Думаю, убийцу мы только что видели, – просто ответил Олег. – А теперь, может, хватит в машине сидеть, побеседуем на свободе?
Женя как-то не сразу осознала, что путешествие закончилось: Олег уже доставал из багажника сумку.
– А в гостиницу? – спросила не без удивления.
– Бесполезно, – покачал головой Олег. – Летом в Хабаровске номер снять – это нереально. Заказ-то я в принципе сделал, как только Грушин сообщил, что ты приезжаешь. Может быть, завтра, если захочешь…
– То есть? – изумилась Женя. – Предполагается, что я предпочту спать на вокзале?
И еще больше изумилась, обнаружив, что они вдруг перешли на «ты».
– Ну, бог тебя знает, – как-то неуверенно отозвался Олег. – Просто я хочу пока поселить тебя в квартире брата – она пустая. Брата сейчас нет. Там тебе будет удобно. Опять же это близко от наших точек слежения, от квартир Корнюшина и Чегодаевой. Впрочем, у нас в Хабаровске все близко.
– Да! – спохватилась Женя. – Еще ведь и Чегодаева! Давай оставим вещи, я быстренько приму душ – и поедем к ней.
– Бесполезно, – ответил Олег, быстро поднимаясь по широким ступеням сумрачно-прохладной лестницы. – То есть душ – это да, сколько душе угодно, а до Чегодаевой мы сегодня не доберемся. Завтра открывается выставка в Доме журналистов, а там самое интересное в экспозиции – ее работы, так что наша дама до ночи провозится с оформлением и размещением. Паспарту, то да сё… Один мой знакомый фотокор тоже там выставляется, он и сказал, что все эти жрецы объектива будут камлать чуть не до полуночи. Там появляться смысла нет: не пустят. Будем рваться – только зря засветимся. А вот завтра в одиннадцать утра открытие – придем и поглядим на Чегодаеву и ее работы.
Олег открыл дверь. Квартира оказалась просторная, обставлена просто, но приятно. Книг море: несколько стеллажей от пола до потолка – основной предмет мебели. Не меньше десятка картин: все больше закат над огромной рекой. Это, наверное, и есть Амур, которого Женя еще не видела. Если он и вполовину так же красив в действительности, как на картинах… Скорей бы на него посмотреть!
Она с любопытством оглядывалась, бессознательно отыскивая следы присутствия женщины. Похоже, их нет. Довольно чисто в отличие от большинства квартир одиноких мужчин, но брат Олега явно не принадлежит к сибаритам.
– Он не женат? – спросила Женя, бредя за Олегом, который открывал дверь за дверью: «Вот кухня, вот ванная…»
– Был, теперь нет.
– Развелся, что ли? А дети?
– Да, нет, – рассеянно ответил на оба вопроса Олег, заглядывая в холодильник.
– Он на тебя похож? – спросила Женя, сама не зная зачем.
– Да мы практически близнецы, – буркнул Олег. – Чай, кофе?
– Если можно, сначала душ.
– На здоровье. Вот сюда.
Практически близнецы… Сказать по правде, ее очень мало интересует, похож ли Олег на своего брата и наоборот. Но не спросишь же вот так, прямо, о том, что в действительности интересно: «А ты сам-то женат?» Хотя что особенного в этом вопросе? Почему ее беспокоит, как бы Олег не услышал в нем чего-нибудь такого? Естественно попытаться узнать как можно больше о друге своего босса, о своем будущем партнере, однако… Нет, она не спросит. Достаточно того внезапного и совершенно необъяснимого разочарования, которое она испытала, узнав, что Олег привез ее на квартиру брата, а не к себе домой. Ну, все понятно: там жена, дети, теща какая-нибудь (образ семейства Климовых отчетливо вырисовался перед глазами).
«А чего бы ты хотела? – ожесточенно спросила она себя, подставляя лицо под упругий прохладный дождик. – Чтобы он сказал: «Никаких гостиниц! Я решил – ты останешься здесь!» Вот именно: чтобы он решил за тебя, свалил бы тебя в постель, избавил от этих мучений, душевных и плотских. Чтобы именно он вынудил тебя сделать это, а не ты сама отважилась, чем скорей, тем лучше, поставить крест на прошлом. Вот уж воистину: башмаков не износила, в которых шла, в смысле в которых летела в самолете, прощаясь со своей великой любовью! А уже мечтаешь оказаться в постели первого встречного!»
Нет, ведь истинная правда: первого встречного. Другое дело, что попался ей какой-то ходячий секс-символ, но это совсем не означает, что он призван быть также психо– и физиотерапевтом.
«Я вообще-то зачем сюда приехала?» – с ожесточением подумала Женя, презирая себя за то, что надевает юбчонку еще более «нарисованную», чем шортики, а также козырный топик, не достигающий пупка. Без лифчика, естественно. И практически без трусиков, потому что юбка облегает, как перчатка.
«Работать, работать я сюда приехала, а не… Ладно – замнем, как говорится, для ясности!»
