Серега вдруг оглянулся.
– Николай Алексеевич! – крикнул он.
– Что?
– Пообещайте мне! Я знаю, вы человек порядочный. Как только этого х… увидите, двиньте ему в торец. Обещаете?
– Постараюсь, – уклончиво ответил Самоваров.
Как только Серега и его провожатые надежно скрылись в темноте, Самоваров позвонил к Слуцким.
– Кто там? – донесся из переговорного устройства простуженный женский голос, довольно странный.
– Моя фамилия Самоваров. Я к вам по поручению майора милиции Новикова. Мне нужен Виталий Рыбченко. Нам с ним надо поговорить. Тут у Еськовых случилось несчастье, и он может…
– Понимаю. Я так и думал. Проходите.
Значит, гнусавым голосом инопланетянки отвечал Самоварову сам Виталик?
Самоваров прошел к крыльцу по узенькой дорожке меж сугробов, поднялся к двери. Открыл ему плечистый молодой человек.
– А я вас знаю, – сказал молодой человек. – Видел у Еськовых, когда вы туда доски с узорами привезли. Жебелев хвастался, что раньше вы были сыщиком. Это правда?
– Правда.
– Тогда все понятно.
Наяву голос у Виталика (а это был он) оказался самым обычным, ничуть не женским. Значит, техника у Слуцких стояла какая-то особенная. Вообще все в этом доме было устроено в стиле хай-тек – потолки зеркальные, полы в ромбик, перегородки с фигурными дырами.
Приняли Самоварова на кухне. Кухня Слуцких тоже была новейшая – сияла металлом, стеклянными полочками, белым и желтым пластиком. Отсюда хотелось слетать куда-нибудь на Марс. С потолка помимо каких-то гнутых штук, в назначении которых Самоваров так и не разобрался, свисал полосатый шар светильника. Он образовывал резко очерченный световой круг. В этом круге за треугольным столом сидела девушка.
«Ужель та самая Татьяна?» – удивился Самоваров. Девушка была самого скромного вида, в свитерке и джинсах, даже без косметики. Ничего из ряда вон выходящего, погибельного и рокового в ней не замечалось. Да и Виталик, которому Самоваров обещал двинуть в торец, выглядел вполне мирно – обыкновенный парень, разве что с бусами на шее. А вот бедный Серега бус не носил и вообще элегантностью не отличался. Этим, видимо, он Виталику и проигрывал.
– Я знал, рано или поздно дело до меня дойдет, – улыбнулся Виталик, устраиваясь на высоком желтом табурете.
Самоваров занял такой же табурет рядом. Сиденье табурета неплохо облегало бедра и имело футуристические отверстия. Но в этот поздний час, после хлопотливого дня Самоваров предпочел бы хорошее кресло.
– Значит, вы сами понимаете, о чем я хотел бы вас спросить? – начал он.
– Конечно! Только заикнулся дуре нашей, Светлане, а она и понеслась. Она что, всю ночь по соседям бегала, языком молотила?
– Нет. Ее милиция нашла.
– Это другое дело. Если милиции нужна моя помощь, я готов.
В отличие от бывшего морпеха Виталик еще и за словом в карман не лез. Нет, шансов против него у Сереги не было никаких!
– Вы правы, ваша помощь нужна, – подтвердил Самоваров. – Насколько я понимаю, дом, где вы служите, окна в окна смотрит на дом Еськовых?
Виталик согласился:
– Еще как смотрит! Знаете, не понимаю я состоятельных людей: сидят в своих хоромах, как в коммунальной квартире. Все всех видят! Деревья на участках вырасти не успели, зарослей никаких нет – да и не будет, чтоб ворам негде было прятаться. Поэтому в Суржеве сплошные американские лужайки. Обзор по горе отличный, не соскучишься. Эта старая грымза, Светлана Леонидовна, даже завела артиллерийский бинокль, подержанный. Пялится в него из кухни часами. Правда, Таня?
Таня кивнула.
– Вы у ваших хозяев, у Животовых, круглосуточно работаете? – спросил Самоваров Виталика.
– Ага, сутки через день, в очередь с Максом Лопатиным. Мы с ним вместе в институте физкультуры учимся, а здесь подрабатываем. На третьи сутки у Животовых дядька один сидит, отставник. Он как раз меня сегодня к ночи и сменил.
Самоваров одобрительно кивнул и приступил прямо к делу:
– Не будем отвлекаться на мелочи, тем более что милиция завтра допросит вас подробно. Скажите только, что вы видели, когда брились у окна.
Виталик немного помолчал.
– Я вообще-то не сплетник и в бинокли не гляжу. Нет у меня никаких биноклей и никогда не было, – подчеркнул он. – Сегодня все случайно вышло. Только пусть Светлана лишнего не наговаривает: брился я в ванной не у окна – дурак я, что ли? – а где положено, у зеркала. Просто на подоконнике у меня туалетная вода осталась. Я ее взял и в окно посмотрел. Без всяких задних мыслей посмотрел! Уже темно было, а у Еськовых огни, как на дискотеке. В спальне, как раз напротив меня, тоже свет горел. Гляжу, там Еськов возится с девушкой на кровати. Я поначалу подглядывать не собирался, но ведь это инстинкт! Он всегда свое возьмет. Я имею в виду, когда видишь кровать, а в ней девушку…
Таня демонстративно вздохнула.
– Я не кастрат, – напомнил ей Виталик. – Но кажется, даже кастраты на такие картинки ведутся. Или нет?
– Оставим пока кастратов, – строго сказал Самоваров. – Вернемся к тому, что вы видели.
– Да ничего особенного! Ну, видел я, как Еськов на своей собственной кровати барахтается с девушкой. Что такого? По-моему, они просто баловались. До секса у них не дошло – оба одетые были. Я посмотрел еще немного и пошел к зеркалу. Освежился туалетной водой, собрал свои причиндалы, то да се…
– В котором часу все это было?
– Где-то в одиннадцать или около того. На часы я не смотрел – куда мне спешить?
Татьяна снова вздохнула, но этот вздох Виталик пропустил мимо ушей.
– Что за девушка была с Еськовым? – спросил Самоваров.
– Его девушка, какая же еще? – пояснил Виталик. – Длинные-предлинные ноги, черные волосы. Она еще летом к нему приезжала. Или весной? Не помню.
Это Люба. Трепетная Люба, у которой тонкие нежные пальчики и никаких мотивов для убийства. Но которая стреляла в лесу, которая бродила, напевая, по огромному пустому дому, где не было Галины Павловны, и пускала зеркальцем зайчиков…
А что, если… Разве на нее не похоже: правильность, аккуратность. Открытый шкаф с коллекцией. Значит, и ключ в вазу с хризантемами она сунула? И выстрелила Еськову прямо в лоб? Но почему, почему?
Ерунда какая-то. А может, все-таки Галина увидела мужа с Любой, взревновала, а позже подкралась к задремавшему супругу и?.. Тоже глупо: на двадцать каком-то году брака, при ее уме, при гостях, при елке… Или кто-то иной воспользовался случаем?
Самоваров оставил трудные вопросы на потом и снова повернулся к Виталику:
– Что было дальше?
– Я взял туалетную воду, освежился… Это я уже говорил. Кажется, потом перекусил – или я раньше спускался почавкать? В общем, своими делами занимался не помню сколько времени. Потом снова в окно посмотрел. Дай, думаю, гляну – может, они уже трахаются?
Татьяна фыркнула и отвернулась. Виталик ничуть не смутился:
– Это же, Таня, вполне естественно. Всякого тянет поглядеть! Просто особенность мужской психологии, мы даже в институте проходили…
– Так-таки это и проходили? Как подглядывать, когда соседи трахаются? – съязвила Татьяна.
– Да! То есть нет. Не путай меня! Они, кстати, и не трахались совсем. Гляжу, Еськов на кровати лежит, в костюме, в галстуке, чин чином. А девушки уже нет.
– Может, другой кто-то был в это время в комнате? – напрягся Самоваров.
– Вот этого точно не скажу. Я не приглядывался – на что смотреть, когда не трахаются?
– Тогда почему вы сказали экономке, что Еськов докувыркался?
Виталик вздохнул:
– По глупости взял и сказал! Язык без костей. Собственно, из той же ванной я и раньше видел, как Еськов с девушками веселится. И даже с этой, с сегодняшней… Пока хозяйка за шмотками мотается (или где там ее носит), он, бывало, навезет телок… А что тут удивительного? Состоятельный человек может себе позволить! Только вот дома делать такие вещи опасно и глупо. Я бы так не поступал. Я всегда так и говорил Светлане.
– Но почему, по-вашему, Еськов докувыркался именно сегодня? – наступал Самоваров.
– Потому что я еще раз глянул в это чертово окно! Думал, может, их наконец разобрало, и они таки занялись сексом… Куда там! Еськов все еще на кровати лежал как колода. В той же позе. А потом заваруха у Еськовых началась, менты подъ ехали. Дрянная штука жизнь! Грязь одна.
Нет, с этим Самоваров не согласился бы – только по молодости можно так глупо обобщать. Но жизнь Еськова в самом деле кончилась дрянной штукой. Непонятной штукой!
В дом Еськовых Самоваров возвращался не торопясь, прогулочным шагом – с горы всегда идти легче. Дорогу уже успели пригладить бульдозером. Самоваров шел и разглядывал верхушки суржевских домов, торчащие над заборами. Окна в домах были мертвы, только у крылечек теплились лампочки. Ни о чем не говорили сейчас эти окна – не то что тогда, когда Виталик решил побрызгаться туалетной водой.
А Виталик-то и раньше, оказывается, за соседями подглядывал! А экономка даже бинокль завела! Может, и в самом деле это естественно? И поучительно? Чужая жизнь притягивает. Самоваров вспомнил, как ребенком, когда глаза его были как раз вровень с чужими подоконниками, он тоже любил заглядывать в окна и смотреть, как за ними живут люди. Много затейливей, наверное, живут, чем он сам! Ходить приходилось мимо частных домиков, низеньких, серых: Нетск оставался тогда почти сплошь деревянным. Зато заоконные чудеса были разнообразными и доступными. Если хозяева не замкнули еще резные ставни гремучими болтами, можно было всякой всячины насмотреться! Кустились в окошках дремучие герани, прижавшись к стеклу пучками красных и розовых цветов. Суставы алоэ изгибались по-драконьи, белели колокольчики, торчали в мелких плошках кактусы – колючие, волосатые и бородавчатые. Они казались неживыми. Коты всевозможных мастей, чаще пятнистые, белые с черным, пялили сквозь стекло на прохожих свои немигающие глаза. Часто они спали, свернувшись меж цветочных горшков. За котами и горшками, уже смутнее, просматривались чужие комнаты. Горели там чужие апельсиновые абажуры с бахромой, каких отродясь не было у Самоваровых, стояли чужие столы со скатерками, а на них вазы с бумажными розами. Незнакомые люди двигались внутри комнат, вставали, садились, ели, разговаривали, но все это они делали беззвучно, как рыбы в аквариуме. А больше всего чудес в окошках появлялось к зиме, когда хозяева для тепла клали между рамами ветошь, а на нее для красоты вату или белую бумагу, выгнутую, как сугроб. Сверху обязательно насыпали блеску, раскладывали стеклянные бусы, елочные игрушки и всякие ненужные блестящие вещицы. Да, сейчас даже в самых старорежимных домишках не увидишь подобной грошовой роскоши. Другой стиль! А вот загадочная жизнь в аквариумах чужих домов продолжается. Что там, за окнами, люди делают, о чем говорят? Это хочется всякому знать – инстинкт, говорит Виталик. Сам Самоваров не потому ли потащился к Виталику на другой конец Суржева?
