Кокетливое «не изменяй!» меняется на тон ротного командира, на подробную ультимативную инструкцию Маяковскому, Лиля просто отдает приказ — что он должен и что будет, если он не выполнит указаний, в общем, что ему делать, чтобы не оборвали лапы. Даже читать страшновато, а каково быть на месте ее подчиненного — вдруг что-то забудешь выполнить или перепутаешь?!
Какой из ласковой ребячливой кисы выглянул дикий когтистый зверь! Выглянул и написал такое грамотное письмо, и смысловые слова выделил — по этому письму можно учиться вести деловую переписку. Сначала жесткое требование. Затем четко сформулированы последствия непослушания. В конце угроза.
И подтекст совершенно ясен: я главная, я тебе нужна больше, чем ты мне; если что-то не по мне, я тебя брошу и глазом не моргну.
Маяковский поспешно оправдывается — все его «нежные позы» «не выходят из переделов балдежа» …Боится. И правильно боится — кому же хочется остаться без лап.
Лиля пишет, что все ее поклонники «дураки и уроды». Все вокруг дураки и уроды, но вообще-то Лиля Маяковскому, как всегда, не верна.
Чуковский, в дневнике: «Любопытную историю рассказал Кольцов. Когда он ездил в 1922 году в Ригу, Маяковский и Брик дали ему поручения к Лили, которая там жила. А у Кольцова в Риге было спешное дело: нужно было повидать некоего, скажем, Бриммера… Пошел Кольцов к Бриммеру и, к своему удовольствию, застал у него Лили Брик… Сижу час, сижу два — она не уходит. Вечер. Она садится к Бриммеру ближе, он обнимает ее — и только тогда я понял, что она его жена. Она передала какие-то посылки Володе (Маяковскому) и Осе (Брику), и, когда я вернулся в Россию, они оба с интересом и участием спрашивали, каков он — их новый товарищ… Когда потом он заболел чахоткой, она заставила Осю и Володю собрать для него деньги, чтобы он мог поехать лечиться.
— Может быть, это и есть зародыш будущих брачных отношений, — сказал Кольцов. — Кооператив любовников.
— Но для этого нужна такая умная женщин, как Лиля, — сказал Тихонов».
За сплетнями они не заметили главного: что Лиля заставила Маяковского и Брика оказать помощь этому ее рижскому любовнику…
Дальше они еще немного обсуждают Лилю, «у которой, оказывается, целый табун любовников, и все они в самых нежных отношениях между собой, таков устав их кооператива: любя Лили, они обязаны любить и друг друга».
В этом мужском разговоре звучит самодовольное превосходство, каждый думает, «как могут Брик и Маяковский позволить это Лиле, как вообще мужчина может допустить, чтобы его женщина так себя вела… я бы никогда не попал в такую ситуацию». Но если у Лили «целый табун любовников», значит, это не Брик и Маяковский были особенно подходящими для отношений втроем, а этот «целый табун» — тоже? Так, может быть, лучше любить втроем такую замечательную Лилю, чем одному любить ничем не примечательную женщину?..
Некоторые из рижских писем написаны только Брику:
«Сволочной котенок! Опять ты не пишешь! Как тебе без меня живется? Мне без тебя очень плохо! Совсем у-у-у! пришел. Во всей Риге котятиков нету! Щенков много, а кисов нет! Беда!»
Тот же тон, та же манера, можно подумать, она их не различает, Брика и Маяковского. Кто же у нее любимый, а кто вранье и кривлянье? Считается, что без физической любви отношения высыхают, как ручей… А у Бриков не высохли. Если, конечно, физической любви действительно не было. В конце письма Осипу Лиля целует его «хвостик» — это дружеский поцелуй или с сексуальным подтекстом? Этого нам никогда не понять. Но подпись понятная — «твоя жена».
Из Риги Лиля посылала своим «зверикам» посылки: селедку, овсяную кашу, чай, кофе, сахар, шоколад, муку, сало. И одежду, и вещи: подтяжки для носков, чтобы у «звериков» носки не свисали, ткани, чтобы «зверики» сшили себе костюмы, бритвы, резиновые чашки — это чтобы Маяковский пил в общественных местах, не боясь заразиться. И что же, разве это не любовь?..
Лиля руководила даже в письмах, подробно писала, как что готовить, как смешивать продукты. Вела себя с ними как хороший менеджер или как капитан судна — капитан в командировке. Она вообще совершенно не презирала быт — «ах, я такая возвышенная, мне не до селедки и подтяжек». У Лили была полная власть, но она и простой, бытовой властью не пренебрегала — через обыденные домашние вещи как будто еще раз соединялась со своими «мальчиками». Жестко регламентировала домашнюю жизнь: за стол садились в строго определенное время, одевались так, как она считала нужным, и ослушаться ее было невозможно. «Зверики» у нее по струнке ходили.
Лиля скучала по «зверикам», а Брик с Маяковским скучали по Кисе.
Маяковский: «…Каждое утро прихожу к Осе и говорю: „Скушно, брат Кис, без лиски“, и Оська говорит: „Скушно, брат щен, без Кисы“».
Конечно, у них просто была такая манера выражаться, и все эти нежности — милое семейное преувеличение. Но им действительно без нее было плохо, как бывает непривычно и неуютно без строгой няни, которая то ругает, то выдает варенье. Если Лиля в письмах так командовала мальчиками, как же она командовала ими, когда была дома?… Они очень по Лиле скучали. Хорошо, когда есть кто-то, кто тобой командует, заботится о тебе, знает, когда ругать, а когда варенье.
Лиля вернулась из Риги в Москву довольно позорно — без визы. И с изданием Маяковского в Латвии ничего не вышло. Вскоре она опять уехала в Ригу, на этот раз получила визу, но в Лондон к матери не поехала, вернулась в Москву, на дачу в Пушкино, и опять — лето, карты, гости, так много гостей, что Аннушка носилась с самоваром, как гном в мультфильме, и Маяковский часто не знал, кто все эти люди, пьющие чай в его с Бриками доме.
Маяковский дружил с гостями, играл в карты, пил чай на веранде и писал стихи. К этому Лиля и Осип относились очень трепетно, как будто в семье прижимают палец к губам: «Тише, папа работает».
В письме из Риги Лиля попросила Маяковского: «Напиши для меня стихи». А когда она вернулась в Москву — вот они, стихи.
Маяковский написал для нее поэму «Люблю», и в этой поэме впервые нет никаких цепей, жалоб, мыслей о самоубийстве, он просто мальчик, а она просто девочка: «Пришла, деловито за рыком, за ростом, взглянув, разглядела просто мальчика. Взяла, отобрала сердце и просто пошла играть — как девочка мячиком». Вообще-то — гениально, и не нужно никаких рассуждений о том, какая у них была любовь. Девочка в короткой юбочке, заносчивая, гордая, исподтишка посматривает на мальчика и, если он заметит, вскидывает острое плечико — не очень-то и хотелось! А глаза говорят — очень хотелось. Мальчик краснеет и стесняется, и вдруг решительно подходит и дергает за косичку.
Это единственная поэма Маяковского о любви, где все светло и трогательно, и написал он ее не в начале любви, не в разгар чувств, а когда они с Лилей были в разлуке. Когда они были вместе, все было мучительно, и он всегда страдал, всегда «крики в строчки выгранивал», писал про цепи, на которых нацарапано имя Лилино. Печально, обидно, горько — что он чувствовал себя любимым только в письмах. Но Лиля как хотела, так и любила, и что же, все эти щеники, детики, лапы оборву, подтяжки, селедки, резиновые чашки, разве это не любовь?..
ЧЕЛОВЕК, 13 ЛЕТ
Любовь — это когда можешь умереть за него.
Любовь — это когда если он умрет, то и ты умрешь.
Любовь — это когда главное, чтобы он был счастлив.
А все остальное — это не любовь. И нечего притворяться и говорить, что это «тоже любовь», «такая любовь», «каждый любит по-своему». По-своему можно любить мороженое. А любовь — это когда…
Нет. Нельзя говорить «любовь — это когда» — это неграмотно.
Да, моя дорогая Я в тринадцать лет. Ты совершенно права. Нельзя говорить «любовь — это когда…». Лучше говорить «это — тоже любовь…», «ну, это такая любовь…», «каждый любит по-своему…».
Глава 9
Плохая компания предприятие «Брики. Маяковский»
Часто говорят: «Брики сделали Маяковского», и хочется возмущенно ответить: «Неправда! Это Маяковский сделал Брика! Брик даже в ссылках значится в первую очередь как друг Маяковского!» Но они так тесно связаны, к тому же Брик сделал Лилю, а Лиля в какой-то степени сделала Маяковского, так что неважно, кто кого сделал, важно, что их не разделить.
Все-таки связь Маяковского с Бриками была до конца не понятна никому из друзей и знакомых. Как будто каждый недоуменно пожимает плечами и, задумчиво морща лоб, говорит: «Ну, я вообще-то не зна-аю…».
Асеев пишет, что Маяковский «выбрал себе семью, в которую, как кукушка, залетел сам, однако же не вытесняя и не обездоливая ее обитателей… Это чужое гнездо он охранял и устраивал как свое собственное…» Чужое, почему чужое?..
Отношения Маяковского с Бриками были в разное время такими разными, что они и сами их не понимали, и все совсем запуталось.
