Предложение Стаса
Москва. 200... год
Оставшиеся дни праздников пронеслись незаметно. Вечер седьмого числа Катя проводила в компании Джонни. Накрыла стол: шампанское, пирожные, мандарины. Зажгла свечи. Подошла к зеркалу, чокнулась со своим отражением: «Поздравляю с Рождеством!»
Резкий звонок заставил ее вздрогнуть, рука дернулась, бокал выпал и разлетелся вдребезги. Катя подошла к двери. Сердце отбивало чечетку от внезапного испуга и необъяснимого предчувствия. В это мгновение она почти знала, кто стоит за дверью – и не ошиблась. Но все равно удивилась очень сильно.
– Стас?!
– Катюша, – он влетел в квартиру. – Ну куда ты запропастилась? Я все телефонные провода оборвал. Думаю, телефон сломался. Решил ехать без звонка.
Необъяснимое предчувствие было вполне объяснимым. Ведь несколько дней назад странная гадалка все сказала ей, и Катя сразу поняла, о ком идет речь. Но не разрешала себе поверить в это, так как реальность указывала на обратное.
Скрежет осколков под ногами прервал его речь.
– Это откуда здесь? – Стас нагнулся и стал собирать большие куски. – Принеси веник.
Потом выглянул за дверь на лестничную клетку и водворился обратно все с той же вездесущей бутылкой шампанского и здоровенной охапкой роз.
– Я знал, Катюш, что ты их не очень, но других не было, – вдруг застеснявшись, протянул он букет.
– Стасик, спасибо, спасибо большое. – Катя была смущена не меньше его. – Ну зачем? Зачем? – Взяла букет. Помойное ведро с ссыпанными туда осколками оставалось в другой руке.
Стас потянул за ведро, и Катя еле отцепилась.
– Я хотел с тобой поговорить, я долго думал все эти дни...
Все понятно. Думал и надумал, что на фиг ему не нужна девушка, у которой мамаша-алкоголичка. Вдруг и я такая же. Как говорится, яблочко от яблоньки... Но к чему такие церемонии. Извинения, цветы. Она и так все поняла.
Стас что-то говорил, говорил, но Катя уже не слышала. Уши будто заложило ватой, в глазах стояли слезы. Ну почему все так? Она ведь не тупица, не урод. И все говорят, что очень даже симпатичная, только в себе не уверенная. А это, говорят они же, очень важно. Ну ладно, ей не привыкать. И этот Стас ей не особо нужен. Она ведь и не любит его совсем. Просто симпатию испытывала. Все равно обидно... Сквозь затуманившийся от слез взгляд она увидела, что парень ей что-то показывает... Осколок, что ли, еще один нашел?
– Я тебя расстроил? – отвлекшись от своих мыслей, услышала она. – Тебе не нравится?
Конечно, расстроил. Конечно, не нравится. Как такое может нравится? Но она не покажет виду и будет держать себя в руках. Боже, что это? Кольцо?! При чем тут кольцо? Она только сейчас разглядела в руках у Стаса бархатную черную коробочку, в которой лежало колечко.
Как показывают в кино? Вот приходит Он. Лезет в карман пиджака с загадочным видом. Достает оттуда коробочку, точно такую, как у Стаса на ладони. Она открывает ее, глаза расширяются: «Ах, какая прелесть! Что это?» Как будто не видит. Или: «Это мне?» Как будто не ясно. Нет, не тебе, купил другой своей подруге, хотел с тобой посоветоваться. Но на самом деле отвечает: «Да, дорогая. Прошу тебя стать моей женой».
– Кать, почему ты молчишь? Ты согласна или нет?
– Что согласна?
– Стать моей женой.
И тут Катя не выдержала: она и плакала, и смеялась, это была самая настоящая истерика, а Стас молча обнимал ее.
– Ну что ты, Кать?
– Я от радости, – шмыгая носом, отвечала она.
– Заметно. Значит, по рукам?
«Прими его предложение...» – пронеслось в голове. Быстро сбываются предсказания. Стало немного жутковато.
– Зачем я тебе? У меня и мама, и детей не будет... Может быть.
– Я ведь не с мамой жить собираюсь. И вообще – она очень симпатичная женщина. Только несчастная. А мы ее развеселим. И детей родим. – Они немного помолчали. – Я знаю, Кать, ты меня еще не любишь. Но, как говорится, стерпится – слюбится.
Она не стала отрицать. Зачем начинать отношения с обмана.
– Я даже не знаю, где ты живешь. И телефона твоего.
– Это по недосмотру. Если только это препятствует твоему согласию, можешь узнать хоть сейчас.
– Я шучу. Это мелочи.
– Не бдительная ты. Так каков же будет приговор?
– Я согласна.
Стас облегченно выдохнул:
– Предлагаю обмыть выгодную сделку.
Катя засмеялась. Ей стало легко и весело. «Я обязательно его полюблю».
* * *
Да, на Новый год видно было, как она переживает из-за мамы, и он решил оставить ее одну, чтобы не смущать. Наверное, нужно было остаться и поговорить, но тогда получилось так. А потом он уехал и звонил, когда мог. А ее все не было. Решил, что телефон сломался. А она, смешная, сама с собой шампанское пьет, с зеркалом в коридоре разговаривает. Такая красивая! Будь у нее другой характер, отбоя бы от парней не было. Эта робость и неуверенность во взгляде совершенно меняют ее лицо. Но она такая, какая есть, какая и нужна Стасу. И все сложилось, как он и не мечтал. Может, Катя до сих пор любит Сергея, и, скорее всего, так и есть, но со временем все встанет на свои места – он постарается. Самого главного он добился.
Он бы и с родителями повздорил, будь они против. Но папе Катя понравилась, а всегда всем недовольная мама будет пилить любую невестку.
Москва. 1946 год
Совсем недавно уезжала Зоя из своей родной квартиры, а вернулась в чужой дом. Все здесь вроде было по-прежнему, но уже чувствовался иной дух – холодный и недружелюбный. Она поспешила было в свою комнату, думала скрыться там, но увидела на спинке собственной кровати чужую пижаму. Катина – поняла она. У зеркала на столике обосновались Катины банты и расческа. Куклы беспорядочно валялись друг на друге в углу в корзинке. И только Снежная королева надменно восседала на диване. На письменном столе поселились тетрадки и учебники «сестрички». Зоины же были сложены в стопку на подоконнике. Везде чувствовалось полноправное присутствие новой хозяйки.
Дверь в комнату открылась, и вошла Наталья Владимировна. Оглянулась и, убедившись, что в коридоре никого нет, плотно прикрыла створку и подошла к падчерице совсем близко.
– Значит так, маленькая тварь, – зло зашептала она. – Если ты не сделаешь так, как я тебе велю, я скажу твоему отцу, что ты совсем рехнулась и тебя упекут в психушку надолго. А уж что ты вытворяешь, я легко придумаю. Ты поняла меня? – Она взяла Зою за подбородок и заглянула ей в глаза. – Ну чистый урод! Вся в папочку. Я такого наговорю – и отец твой меня послушает. Он все равно целыми днями на работе пропадает. А я в его глазах святая женщина, как ты успела убедиться. И то, что ты сейчас здесь, а не на больничной койке – благодари меня. Ты все поняла, очкастая уродица?
Сквозь всхлипы девочка выдавила:
– Да. – Она чувствовала себя испуганной, униженной и отвергнутой всем миром, а главное, отцом. Ее любимым папочкой. И она больше всего боялась, что случится так, как говорит мачеха. Она верила, что так и будет, не выполни она ее требования.
– Что мне нужно делать?
– А ты не такая дура, как могло показаться. Будешь послушной девочкой, разрешу тебе жить в этой квартире. – И мачеха довольно усмехнулась. – Слушай. Когда придет твой папаша, скажешь ему, что хочешь оставить комнату Катеньке. Причину придумаешь сама. Чтоб завтра уже спала в каморке. Понятно? Я тебя спрашиваю, понятно?
– Да.
– Вот и умничка. – И она, похлопав Зою по щеке, удалилась.
И когда вечером пришел отец, Зоя так умоляла его, чтобы он разрешил ей переехать в «маленькую комнатку», совершенно искренне уверяя, что ей там будет хорошо и она с удовольствием отдаст Кате свою комнату, где они будут вместе делать уроки, что он, сильно уставший, довольно быстро согласился на причуду дочери. Наташа, которая «искренне» упрашивала Зою подумать и остаться с Катей, и даже намеревалась переселить вместо Зои в каморку свою дочь, на завтра распорядилась, чтобы помещение разобрали и поставили там кровать и письменный стол.
Осталась последняя ночь в когда-то ее комнате. Зоя легла на диванчике. Катя вела себя так, будто «сестры» вовсе не существовало на белом свете. Как ни в чем не бывало она переоделась, напевая, расчесала волосы перед зеркалом, заплела в косу, чтобы не путались, и невозмутимо легла спать. Отец, как обычно перед сном, зашел поцеловать дочку, а потом поцеловал и Катю...
– Спите спокойно, девочки мои, – сказал он и закрыл за собой дверь.
Мои девочки... Он что, каждый раз приходил целовать Катю на ночь, когда я была в больнице? Зоя чувствовала постепенно закипающий в ней гнев. Состояние походило на то, когда она в приступе бешенства красила свое лицо маминой старой косметикой, только многократно усилившимся из-за этих «моих девочек». Картинки перелистывались одна за другой – как отец целует Катю и поправляет на ней одеяло, как утром они все вместе завтракают за одним столом и смеются, как Катю отвозят в школу на папиной машине, на которой ее так редко возили, и все теперь знают, что ее папочка теперь еще и Катин. Как Наталья Владимировна смотрит прямо ей в глаза и называет маленькой тварью. «Я ненавижу вас всех, я вас всех ненавижу. Мамочка, помоги мне. Мне так плохо. Чего бы мне это ни стоило». И в эту бессонную ночь, она поклялась себе никогда больше не плакать, затаиться и ждать, пока судьба – а это непременно случится, должна же быть на земле справедливость, – подарит ей случай доказать всем, что твари они, а она, Зоюшка, – любимая дочка, единственная владелица своей комнатки, и своих кукол, и своих папочки и мамочки, и няни. Конечно, для вида она будет слушаться мачеху, чтобы та ничего не заподозрила. И станет ждать. И однажды этой злобной крысе и ее дочечке достанется по заслугам. Успокоившись, Зоя начала думать о Паше. Она не переставала вспоминать о нем все это время. Она еще ничего не знала об отношениях Паши и Кати.
