— Спасибо. — Эстер улыбнулась. — Я очень вам благодарна. — Она потупилась на миг, затем снова вскинула на Калландру вспыхнувшие глаза. — Я даже согласна идти на два шага позади мужчины… если, конечно, найдется тот, кто сумеет опередить меня на эти два шага. А иначе из-за глупейших условностей мне придется притвориться хромой.
Калландра медленно покачала головой, лицо ее тронула печальная улыбка.
— Я знаю. Возможно, на этом пути ты оступишься и упадешь — и не раз, и кому-нибудь придется подать тебе руку, пока ты не научишься тверже держаться на ногах. Но никогда не замедляй шага ради компании!
Эстер устроилась в кресле, обхватив колени руками, — непростительная вольность для порядочной леди.
— Думаю, что упаду не раз и не два. Выглядеть это будет со стороны довольно глупо и даст повод позубоскалить тем, кому я придусь не по нраву. Но лучше уж так, чем сидеть без дела.
— Совершенно верно, — согласилась Калландра. — Да ты бы все равно не усидела.
Самыми толковыми из знакомых Джосселина Грея оказались те, что стояли в конце списка, причем Монк и Ивэн вышли на них не по подсказке леди Фабии, а благодаря письмам в квартире убитого. Сыщикам пришлось провести неделю в окрестностях Шелбурна, притворяясь, что они разыскивают вора, набившего руку на кражах драгоценностей из загородных домов. Таким образом им удалось немало выяснить о жизни Джосселина вне Лондона. А в один прекрасный день Монка угораздило столкнуться в окрестностях парка с женщиной, которая сопровождала миссис Лэттерли в церкви. Возможно, удивляться тут было нечему — мир тесен, но Монка поразило то, что взволновавшая его лондонская встреча внезапно получила продолжение здесь, в дождливых ветреных краях, среди огромных дубов, совсем рядом с Шелбурн-Холлом.
А у незнакомки, как выяснилось позже, были все причины там оказаться. Звали ее мисс Эстер Лэттерли, в прошлом она была сестрой милосердия в Крыму, а кроме того, являлась давней подругой леди Калландры Дэвьет. Она сказала, что была знакома и с Джосселином Греем — в то время, когда он залечивал рану. Вполне естественно, что она посетила Шелбурн-Холл, чтобы принести свои соболезнования лично. А то, что она вела себя столь грубо с полицейским… Что ж, видимо, таков уж ее нрав.
Если на то пошло, он сам повел себя достаточно бесцеремонно. Он бы давно забыл об этой неприятной встрече, не имей она отношения к женщине, которую Монк увидел в церкви и чье лицо с тех пор неотступно преследовало его.
Что же им удалось выяснить? Джосселина Грея любили, хоть и завидовали легкости его манер, остроумию и дару веселить людей. Удивительно, но Монк сам немного сочувствовал Грею. Обычная для младших сыновей карьера военного или священника была ему заказана после ранения. Богатая наследница, за которой он ухаживал, стала женой его старшего брата, и перспективы выгодного брака стали для Джосселина весьма туманны. Вернее, им, уволенным по инвалидности офицером без коммерческой жилки и особых видов на будущее, перестали интересоваться благородные семейства с барышнями на выданье.
Ивэн после краткого знакомства с манерами и нравственными принципами картежников был смущен и лишен доброй половины своих иллюзий. Всю дорогу он просидел, молча глядя в окно вагона. Монк наблюдал за ним с насмешливым сочувствием. Переживания молодого человека были ему понятны.
Непонятно было другое: почему сам Монк не может вспомнить ничего подобного из своей жизни? Или он, миновав наивную юность, сразу стал холодным и циничным?
Изучая себя шаг за шагом, словно незнакомца, он пережил немало неприятных ощущений. Иногда он просыпался ночью в холодном поту — ему мерещилось нечто ужасное и постыдное из забытого прошлого. Память угрожала проясниться, но никогда не исполняла своих обещаний.
Все старания Монка восстановить прежнюю жизнь окончились неудачей. Когда и где он усвоил правильное лондонское произношение? Кто привил ему манеры и вкусы джентльмена? Неужели он день за днем перенимал повадки незнакомцев? Какие-то смутные воспоминания шевелились подчас в его голове, но это были скорее чувства, нежели мысли. Несомненно, в его жизни был человек, учивший его, заботившийся о нем, но ни лица, ни голоса своего наставника Монк так и не смог вспомнить.
Знакомыми Грея, о которых шла речь, были Доулиши. Дом их располагался на Примроуз-Хилл, неподалеку от зоологического сада. Монк и Ивэн нанесли им визит сразу, как только вернулись из Шелбурна. Их встретил дворецкий, слишком вышколенный, чтобы выразить удивление даже при виде двоих полицейских у парадной двери. Миссис Доулиш приняла их в маленькой столовой при кухне. Это была невысокая женщина с мягкими чертами лица, светло-карими глазами и непослушными каштановыми волосами.
— Мистер Монк?
По голосу было слышно, что это имя ни о чем ей не говорит.
Монк ответил легким поклоном.
— Да, мэм. И мистер Ивэн. Не позволите ли мистеру Ивэну поговорить со слугами? Возможно, они чем-то смогут нам помочь.
— Вряд ли, мистер Монк. — Мысль эта явно показалась ей вздорной. — Впрочем, если он не станет чрезмерно отвлекать их от непосредственных обязанностей — конечно, пусть поговорит.
— Благодарю вас, мэм.
Ивэн откланялся и вышел, оставив Монка стоять посреди комнаты.
— Насчет несчастного Джосселина Грея? — Миссис Доулиш была смущена и взволнована, но готова оказать помощь. — Что тут можно сказать… Ужасная трагедия. Знакомство наше оказалось недолгим, как вам известно.
— Пожалуйста, поточнее, миссис Доулиш.
— Мы познакомились недель за пять до… его гибели. — Она села, и Монк с радостью последовал ее примеру. — Думаю, не больше.
— Но при таком кратком знакомстве вы все же приглашали его погостить.
Хозяйка покачала головой; из прически выбился еще один локон, но она этого даже не заметила.
— Он брат Менарда Грея… — Миссис Доулиш вздрогнула, будто нечаянно уколовшись. — Кроме того, Джосселин был такой очаровательный, такой естественный. — продолжала она. — Потом, он тоже знал Эдварда, моего старшего сына, погибшего при Инкермане.
— Примите мои соболезнования.
Ее лицо застыло; Монк даже на секунду испугался, что она сейчас упадет в обморок. Торопясь нарушить молчание, он спросил:
— Почему «тоже»? Разве Менард Грей знал вашего сына?
— О да. — прошептала она. — Они были лучшими друзьями… долгие годы. — Ее глаза наполнились слезами. — Еще со школы.
— Поэтому вы приглашали Джосселина Грея погостить? — Монк не стал ждать ответа, поскольку миссис Доулиш еще не совсем овладела собой. — Что ж, это вполне естественно.
Затем в голову ему пришла внезапная мысль: а что, если убийство каким-то образом связано с последней войной, например, с каким-то давним случаем во время сражения? Вполне возможно. Жаль, что он не додумался до этого раньше.
— Да, — очень тихо произнесла она, вновь взяв себя в руки. — Джосселин встречался с Эдвардом на войне, и мы хотели поговорить о нем. Понимаете… здесь, дома, нам так мало известно о том, что там происходило в действительности. — Она перевела дыхание. — Конечно, Эдварду ничем уже не поможешь… но мы хотели знать подробности. Так мы чувствовали бы себя немного ближе к нему.
Миссис Доулиш взглянула на Монка с надеждой на поддержку. Наверное, она уже говорила об этом с другими людьми и натолкнулась на непонимание.
— Да, — тихо согласился он. Чем-то это напоминало его собственное положение: он желал знать правду о себе, даже если эта правда будет жестокой. — Пока все не выяснишь точно, воображение рисует такие болезненные картины…
Глаза ее удивленно раскрылись.
— Вы понимаете? Друзья старались меня утешить, но от этого легче не становится, все равно остаются страшные сомнения. Иногда я читаю газеты… — Она покраснела. — Когда мужа не бывает дома. Но не знаю, можно ли верить тому, что в них пишут… — Миссис Доулиш вздохнула, комкая носовой платок. — Они часто приукрашивают правду, чтобы не огорчать нас или не чернить репутацию командования. Кроме того, они зачастую противоречат друг другу.
— Не сомневаюсь.
Монк внезапно почувствовал гнев при мысли о стене молчания, окружавшей эту растерянную женщину с ее горем. За последние несколько недель он просмотрел множество газет. О последней войне там писали мало. Большей частью в статьях обсуждался некий «баланс сил» и велись невразумительные дебаты о судьбе Турции.
— Джосселин рассказывал о себе так… так подробно, — продолжала она, вглядываясь в лицо Монка. — Он описывал все свои чувства, но ведь и с Эдвардом там происходило нечто подобное! Я и понятия не имела, насколько все было ужасно. Мы же ни о чем не подозревали, сидя здесь, в Англии… — Она взглянула на него с тревогой. — Знаете, славы в этой войне было немного… Многие умирали не от рук врага, а от холода и болезней. Джосселин рассказывал про госпиталь. Он там оказался, потому что был ранен в ногу, как вам известно. Очень страдал. По его словам, люди там замерзали насмерть. Я и не думала, что в Крыму так холодно. Он ведь где-то на востоке, а я полагала, что на востоке должно быть жарко. Хотя Джосселин говорил, что лето там очень сухое и знойное. А зимой — бесконечные дожди, снег, пронизывающий ветер. — Лицо ее скривилось. — Слава богу, если Эдвард погиб от пули или сабли, а не от холеры. Я очень благодарна майору Грею, хоть и много плакала над его рассказами. Плакала не только по Эдварду, но по всем остальным погибшим и еще — по таким же, как я, женщинам, потерявшим своих сыновей и мужей. Вы понимаете меня, мистер Монк?
